Вера, война началась - 23
- 49 -
Каждое утро, выгнав коров на пастбище, бабы шли в центр деревни, ожидая подводы из района, привозившие возвращающихся с фронта солдат.
Эшелоны с победителями прибывали каждый день. На вокзале толпились жёны, матери, дети, ожидая своих родных. Приходили они с букетами полевых цветов, одетые в праздничные платья.
В тёплый июльский день на перрон из поезда вышли несколько человек, одетых в военные гимнастерки.
Встречающие женщины, приглядываясь, подходили поближе и, узнав среди них своего, со слезами повисали на шее солдат.
Некоторые так и оставались стоять с букетами, надеясь, что в следующий раз повезёт. Те, которым повезло сегодня, уводили солдат за вокзал, где ожидали телеги, запряжённые лошадьми, чтобы доехать до своего хутора или деревни.
Мария, чья очередь была сегодня ехать на станцию, немного припоздала и теперь медленно шла по перрону, вглядываясь в лица. Никого знакомого она не встретила. Разочарованная, решила заглянуть в вокзал, может ожидают там солдатики. Вокзал был пуст. Ругая про себя последними словами Мармелада, еле тащившегося по дороге, женщина повернула назад.
- Ирод хромоногий! - говорила она, отвязывая Мармелада от столба. - Пыль по дороге загребаешь ходулями своими. Опоздали из-за тебя.
Мария поправила солому в телеге, дернула вожжи:
- Н-н-о-о!
- Эй, тётка! - услышала она позади себя быстро приближающиеся шаги. - Ты, часом, не из Островянки? - спросил подошедший.
- Из неё, - повернулась Мария, оглядывая солдата. - Садись, подвезу, - равнодушно кивнула она на телегу. Душа женщины моментально похолодела: она узнала солдата.
- Нас — двое, - уточнил тот. - За куревом отошел товарищ. Подождём?
- Подождём, - кивнула Мария. - Мармелад у нас не торопливый.
- Мармелад? - удивился пассажир. - Здравствует ещё?
- Кроме него в колхозе коней нету, - ответила Мария.
- Как же пашете? - поинтересовался солдат.
- Баб запрягаем да кнутом погоняем, делов-то, - усмехнулась тётка.
Тем временем к телеге подошел ещё один пассажир.
Мария подивилась такому совпадению.
Встретились же где-то. Поди и не подозревают, что их дома ожидает.
- Садитесь, - предложила она. - Глядишь, к вечеру дома будем.
Возница отвернулась от пассажиров, думая, как бы избежать разговоров да расспросов. Не хотела она портить мужикам радость возвращения.
Но те, не подозревая о перипетиях деревенской жизни, жаждали поскорее добраться до дома, не замечали плохого настроения возницы.
- Тётка Мария? - усаживаясь поудобнее на телеге, спросил подошедший.
- Она самая, - буркнула, не оборачиваясь, Мария. - Н-но-о! - прикрикнула, дергая вожжи.
- Не признал я тебя, - оправдывался первый солдат.
- Богаче буду - в голосе женщины не чувствовалось радости от встречи с сельчанами, давно не бывшими дома.
- Тётка, в деревне, поди, поменялось многое? - затянулся самокруткой второй пассажир.
- Приедете, узнаете, - Мария недовольно дёрнула вожжами. - Чего зря лясы точить!
Солдаты недоумённо переглянулись: с чего бы надулась тётка.
Так и ехали, изредка перекидываясь словами.
Мармелад дорогу знал наизусть. Казалось, завяжи ему глаза, всё равно дойдет до дома. Глаз ему никто не завязывал, но и зрение не проверяли, может он давно ослеп от старости, а каждую кочку на дороге помнят его копыта.
Остановился Мармелад у крыльца правления. Понуро наклонив голову, ждал, когда пассажиры спрыгнут с телеги. Без понукания повернул в сторону дома Марии, зная, что сейчас зададут ему немного овса да колодезной водицы.
Мария смотрела вслед уходящим и никем не встреченным солдатам и качала головой: Что-то будет?
Юлька Селезнева тоже ждала возвращения с фронта мужа Ивана. Но, когда отворилась дверь, она оторопело подхватила на руки двухлетнюю дочку Галинку и прижала её к себе. Юлька глядела на стоящего у порога и жмурившегося от света мужчину и не могла выговорить ни слова.
Иван, не понимая ситуации, протянул к ней руки.
- Юлька! Не соскучилась, что ли? - удивлённо произнес он, не обращая внимания на ребёнка, таращившегося на незнакомца.
Лицо жены поразило его меловой бледностью.
- Юлька?! - догадка поразила Ивана. - В няньки подалась?
- Нет, Иван, - твёрдо ответила женщина. - Дочь это моя.
- Сколько же ей? - спросил с надеждой Иван.
- Два года, - пролепетала Юлька.
- Не моя, значит, - подвел итог Иван. - Ну а мои где?
- На речку пошли, должны быть уже.
Дверь рывком отворилась, и в комнату ворвался мальчишка лет семи. Он ухватился за ручку и тянул дверь на себя, пытаясь не пустить в дом брата. Но тот был явно сильнее, от следующего рывка мальчишка чуть не выпал коридор. Он повернулся к матери и увидел незнакомца в военной форме. Бежавший за ним брат тоже уставился на солдата.
- Папка? - одновременно воскликнули пацаны.
Мужчина был похож на фотографии, присылаемые в письмах с фронта.
Иван распахнул руки, и братья бросились в отцовские объятия.
Юлька, глядя на них, разрыдалась.
Потом она накрывала на стол, угощая мужа скромным обедом.
Дети сидели рядом, наблюдая за отцом.
Иван ел, не глядя на жену. Бить её он не стал. Галинку не приветил ни словом, ни взглядом.
Юлька прощения у мужа не просила, не пыталась объяснить от кого родила дочь.
Оба понимали, что стоит выйти Ивану за ворота, узнает он всё и даже больше, чем скажет жена.
Иван отодвинул пустую миску.
Женщина машинально стала убирать со стола.
- Ты отдохнул бы, Ваня, - предложила она.
Ничего не ответив, тот вышел на порог. Покурить.
В это же время на другом конце деревни происходила такая же встреча в доме Наташки Беликеевой.
Вернувшийся вместе с Иваном Андрей обнаружил на руках жены чужого ребенка, едва открыв родную дверь. Он и не подозревал о приплоде, жена письма на фронт писала регулярно, но о главном не заикалась.
На станцию встречать не приехала?
Мало ли по каким причинам…
Андрей припомнил тетку Марию на телеге, молчавшую всю дорогу.
Вот почему она не хотела разговаривать…
- Сука! - подскочил он к Наташке, сжимая кулаки.
Женщина сжалась, ожидая удара. Андрей ухватил её за волосы, пригнув голову. Ребенок, сидевший на лавке, заплакал. Опомнившись, Андрей отпихнул от себя Наташку.
- Вот сука! - повторил он. - Я там их положил сколько, а ты от фрица родила! Сука!
- Не от немца, - тихо сказала Наташка.
- Ты думаешь мне легче от того станет? - закричал Андрей. - Я по окопам огинался четыре года, а ты - по кустам! Лучше бы остался там. Как теперь на людей смотреть? У всех жёны, как жёны, а моя…
Он сел на лавку и заплакал.
Малыш протянул к нему ручонки.
Наташка замерла, вдруг ударит ребёнка.
Андрей подхватил мальчишку на руки и, прижав к себе, разрыдался. Жена, сев на кровать, тоже зарыдала. Разве можно так сразу объяснить, убедить, что мало зависело только от неё, оставшейся одинокой молодой, красивой женщины. Кто мог заступиться? Бабы, оставшиеся без мужиков? Что они могли сделать?
Новость о возвращении с фронта Ивана Селезнева и Андрея Беликеева моментально облетела деревню, стоило только Марии подъехать к дому.
Мармелад долго ожидал кормёжки, пока Мария обстоятельно рассказывала о том, кого привезла из Орловки. Рассказывала не один раз, ведь любопытные подходили и подходили. Расходившиеся сельчане старались, сделав крюк, пройти мимо дома Наташки или Юльки. Замедляя ход, прислушивались к звукам из приоткрытых дверей.
В результате, бабы, собравшись вечером на «тырло», где встречали коров, передавали друг дружке, что смогли узнать.
- Иван даже пальцем к Юльке не притронулся, - утверждала всезнающая Лялячка.
- А Андрей свою колошматил, ой ко-лош-матил, - утверждала Морозиха, вытирая губы кончиком платка. - Волосья повыдирал.
- И то, бабы, - вздохнула Феня Лозовая. - Корми теперь байстрюка нагуляного.
- Не говори, - поддержала её Ленка Филонова. - Мало кормить. Учить, одевать надо.
- Молчали бы! - одернула их Мария. - Радуйтесь, что не с вами случилось. Юлька да Наташка — бабы, как картинки, вот мужики и позарились.
Из-за пригорка показалось стадо.
Бабы с сожалением расходились отыскивать своих коров.
В сумерках Андрей покинул свой дом, направляясь к Ивану. Из кармана брюк торчала головка бутылки. Стараясь незаметно обходить встречных, он постучал в дверь товарища по несчастью.
Иван встретил его угрюмым взглядом.
Юльки дома не было.
Андрей поставил водку на стол. Иван нехотя поднялся с лавки, поставил стаканы, положил на стол яйца, варёную картошку и миску кислого молока.
- Давай! - предложил хозяин.
- Уехать, что ли? - спросил Иван, глядя в пустоту.
- А дитё? - спросил Андрей.
Иван в недоумении уставился на него:
- У тебя же нет детей?
- Нету…, - усмехнулся Андрей. - Взял его на руки, а он смотрит на меня и улыбается…
- Вон оно, как - протянул Иван. - А у меня своих двое. Как бросить?
- Наливай! - отчаянно взмахнул головой Андрей.
Юлька, увидев в окно с улицы выпивавших мужиков, в дом не пошла. Подпирая угол дома, она тихо плакала, проклиная свою судьбу.
Мужики в доме о чём-то спорили, доказывали друг другу. Вспоминали войну и просидели так всю ночь. Под утро уснули на лавке, не решив, как жить дальше или предоставив времени расставить все по своим местам.
- 50 -
Отпуск был положен Вере в июне. Пётр упросил начальство и тоже получил две недели отпуска. Решено было ехать в гости к родителям Веры.
Стоя у калитки, Елизавета Павловна пристально приглядывалась к идущей по дорожке молодой паре.
Мужчина нёс в руках тяжелый чемодан. Женщина в лёгком платье, с сумочкой в руках, шла позади него.
«В гости к кому-то, - подумала Елизавета Павловна и тут же спохватилась, - К нам гости, двор наш на отшибе.»
Она поняла, что приехала дочь. Тут же подивилась: «А кто с ней? Неужели?...»
Вера увидела мать у калитки и прибавила шаг.
Мать бросилась к ней и долго не могла произнести ни слова. Когда Елизавета Павловна отпустила Веру, та, смущаясь, представила Петра.
- Матушка, это - мой муж.
Елизавета Павловна с улыбкой посмотрела на зятя:
- Поняла уже.
Они прошли в дом, где гостей уже ожидали. На глазах Василия Гавриловича появились слезы, когда он обнимал дочь.
- Вера! - он отстранил от себя дочь, рассматривая её. - Взрослая уже. С начала войны не виделись.
Семилетний Колька недоверчиво смотрел на мужчину рядом с сестрой. Он и Веру помнил смутно. А тут - взрослая сестра с мужем. Вера прижала к себе Надюшку и Витька, притянула Кольку. Как же она соскучилась по маленькому, но такому родному дому. На стене громко тикали, висящие наискосок, ходики, знакомые с детства. Висел мысник и в нём стояла незамысловатая посуда. Вера была дома.
- Вера, Надюшка, - прервала её мысли мать, - на стол накрывать надо. Проголодались, поди, с дороги.
Елизавета Павловна суетилась, пытаясь преодолеть смущение. Она никак не могла привыкнуть к мысли, что дочь - замужняя женщина, а сама она теперь - тёща.
- Витёк, беги за бабами, пока мы готовим, - отослала она сына за подружками.
Те не замедлили явиться вслед за Витьком.
- Витёк у вас — партизан, - едва появившись в дверях, заявила Лялячка. - Не сказал зачем мать зовёт.
- Испугал, ирод, - поддержала её Марья.
Женщины обнимали Веру, не стесняясь, разглядывали её мужа.
- Давайте за молодых! - поднял первую стопку Василий Гаврилович.
- Жить вам вместе триста лет, - пожелала Мария.
- И чтобы без войны, - тихо произнесла Евдокия.
Они выпили, закусили и, как водится в деревне, пошли бесконечные разговоры. Время пролетало незаметно. Пётр быстро освоился с новой роднёй, с подругами тещи.
- Бабы, - спохватилась Лялячка, - корову пора идти доить на стойло.
- Да и молодым отдохнуть надо с дороги, - заметила Евдокия.
Отправив мужа отдохнуть, Вера вышла в кухню, где мать мыла посуду.
- Отчего тётка Евдокия грустная? - спросила Вера.
- Будешь тут грустная, - горько вздохнула Елизавета Павловна. - Не обо всём писала я тебе. А за войну всего произошло-накопилось, трудно даже рассказать, не то что описать.
И она стала рассказывать Вере о том, что происходило во время войны: о Прохоре, о Женьке, о полицаях - выходцах из родной деревни.
Вере трудно было представить расстрелянных немцами дедов, расстрелянного своими дядьку Прохора. Она помнила его добрым, приветливым.
- Почему никто не заступился? - удивилась она.
- Не успели, - коротко ответила мать.
- А предатель кто? - спросила Вера.
- Кто его знает, - пожала плечами Елизавета Павловна.
- Может полицаи?
- Они не прятались, свой кто-то доносил. Но не из нашего «кутка», - уверенно заключила она.
Пётр оказался парнем рукастым. На следующий день он, испросив инструмент у Василия Гавриловича, чинил калитку, вкапывал новые столбы для ограды, поливал огород. Витёк помогал, удивляясь, сколько Пётр всего умеет.
Вера помогала матери, а та каждый день вспоминала что-нибудь, и разговорам не было конца.
По приезде в Нежин Веру ожидала пачка писем. Все из Канска. Она читала и перечитывала. Жозефина Афанасьевна писала, что детский дом готовится к переезду. Когда прибудут на новое место, она сообщит адрес. Вовчик Чижов был доволен учебой.
«У нас есть заводская самодеятельность. Я в спектаклях играю все главные роли. На заводе нормы выработки перевыполняю. Вера Васильевна, вы же понимаете, талант нигде не пропадёт», - задорно писал он.
Вера улыбалась, читая письмо. По-прежнему неунывающий Вовчик. Она сложила письма в коробку от обуви и задумалась. После возвращения из отпуска Вере захотелось уехать из Нежина, жить поближе к родным.
- Пётр, - начала она разговор, едва муж вернулся с работы, - попроси перевода в Ростов.
- Я сам о том же думаю, - поддержал её Пётр, - в гостях, как говорится, хорошо, а дома — лучше.
Через два месяца его перевели на работу в Сталинград. Люся помогала собирать Вере немногочисленные вещи.
- Как же я без вас, Верка? - грустно причитала она. - Я к Петьке привыкла. С кем в кино буду ходить? К кому в гости?
- Женихов не с кем обсудить, - притворно вздохнула Вера. - Выходи замуж и уезжай. Или поехали с нами. Там город большой, там — Волга.
- Завидовать нечему, - усмехнулась Люся. - Там - разруха, пока отстроят город, по углам намотаетесь.
- Нам не привыкать, - ответила Вера, завязывая очередной узел.
В Сталинграде Пётр поступил работать в пожарную часть при локомотивном депо станции «Сарепта».
Им дали комнату в деревянном бараке.
Вера была рада первому в её жизни собственному жилищу. Она вымыла окна, полы, повесила занавески к приходу мужа. А когда огляделась, поняла, что спать им сегодня придётся на полу. Впрочем, и ели они вечером на подоконнике.
- Верунь, потерпи немного, - успокаивал её муж. - На выходных сходим в магазин.
- Петя, да там разметают всё моментом, в очереди не настоишься, - напомнила Вера - Да и денег у нас - кот наплакал.
- Стол сам сколочу, - пообещал Пётр.
- Спать можно на полу, - поддержала его жена.
Вера глядела на мужа и понимала, что всё больше любит его.
Рано утром забарабанили в дверь.
Вера едва успела накинуть халат на плечи, как в дверь ввалились двое мужчин, деловито занеся сетку от кровати.
- Добро в ваш дом, - пробасил один из них. - Кровать стоять где будет?
Вера ничего не могла понять и машинально махнула рукой в угол.
- Так тому и быть, - согласился мужчина. - Кирилл, - сказал он между прочим.
- Его так зовут, - сообщил Пётр. - А это, - показал он на второго, - Виктор. Мы вместе работаем.
- Во, во, - согласился Виктор, - вместе. Кровать на складе дали. Купите себе, эту назад сдадите.
- Сейчас стол принесут, - кивнул на дверь Кирилл.
И действительно, в дверях, пятясь, появился ещё один мужчина. Стол поставили у окна.
Вера изумленно переводила взгляд с мужчин на мужа. Надо же, ничего вчера не сказал, хотя знал, что привезут кровать и стол. Пётр только улыбался.
- Спасибо! Спасибо! - благодарила она.
- Пользуйтесь, - сказал Виктор. - А тут немного денег ,- протянул он Вере свёрнутые в рулончик купюры. - Подъёмные, так сказать. На обзаведение.
- Спасибо, - Вера благодарно прижала руку к сердцу.
- Видишь, - сказал Пётр. - Сослуживцы.
Вера оглядела комнату, казавшуюся теперь более уютной.
Пётр весь выходной сколачивал в общей кухне полочку, а вечером торжественно повесил её на стену.
- Посуду поставишь, - заявил он.
Полочка напомнила Вере старый мысник в родном доме. Она расставила немногочисленные тарелки, кружки и удовлетворенно вздохнула.
На общей кухне Вера познакомилась с такими же, как она, молодыми женщинами. Общие заботы о добывании продуктов, о ценах, о новых фильмах сплотили их.
Вера подружилась с Аней Воробьёвой, с Ириной Проскуряковой.
Женщины были полной противоположностью друг другу.
Аня - шустрая, говорливая. Ира же - полноватая, властная и немногословная.
Вера сплачивала их своим лёгким характером, сглаживая, возникающие изредка, столкновения.
Иногда, по вечерам, они вместе обедали семьями. Вера играла на гитаре. Говорливая подруга слушала её и замирала.
- Верка, - говорила Аня, - обожаю, как ты играешь.
Ира молча утирала слёзы полной ладонью, когда Вера играла «Гибель Титаника».
Обжившись, Вера написала письма бабе Наташе, в Нежин, Людмиле. Письмо из Канска вернулось с отметкой почты, «адресат не проживает». В детский дом Вера не писала, зная, что переехали они в другой город, и теперь связь была потеряна. От Люси ответа Вера не получила. Видимо, всё-таки, вышла замуж и уехала. Связь с прежней жизнью оборвалась. Прошло ещё какое-то время, и Вера обрадовала мужа.
- Пётр, у нас ребенок будет, - сообщила она.