Вера, война началась - 20
- 42 -
В казахстанской глубинке новый 1944-й год начался с порывов ветра, налетевших с северо-запада. Буран бушевал по всей степи, неся стену снега с песком. Выйти из дома было невозможно, сразу сшибало с ног. Отбушевав дня три, буран потерял свою силу и отступал, оставляя за собой снежные наносы.
Марфочка, целый день чистившая снег на ферме, к вечеру еле доползла до порога дома.
- Борис где? - спросила она у младших детей.
- Я его не видела с самого утра, - оторвалась от тетрадей Тамара, - овец Валька накормил.
- Борька разве не с тобой на ферму ушёл? - спросил Валентин
- Нет! - разволновалась Марфочка и кинулась в кладовую, где хранились лыжи.
Одной пары на месте не оказалось.
Сердце её оборвалось.
С тех пор, как на фронт ушел Аркадий, Борис рвался за братом. Ему было семнадцать лет, и он считал зазорным сидеть дома, когда все братья воюют. И вот, под шумок, зная, что вряд ли по сугробам пойдут за ним, ушёл.
Марфочка кинулась к соседке.
- Ах, басурманин! - возмущалась та, - знает, что догонять некому.
- А если заблудится в степи? Или волки? - Марфочка перекрестилась. - Семёнычу, что я напишу? Ой-ой!
Всю следующую неделю в доме стояла гнетущая тишина.
Марфочка машинально ходила на ферму, кормила детей. Самой есть не хотелось. От переживания лицо её осунулось.
На следующей неделе принесли письмо.
Борис писал:
«…Мама, поругай меня, но не сильно. Я еду на фронт. В нашей теплушке все ребята молодые. Прибился я к воинской части. К какой, сказать не могу. Думал, назад домой отправят. Но поговорили со мной, я сказал, что еду к братьям. Они давно воюют, а я чем хуже? Война скоро кончится; братья с орденами вернутся. Мне бы хоть медаль успеть получить. Да и мир посмотрю. Писать буду. Вы тоже пишите.
Марфочка не знала: плакать ей или радоваться за сына. Ведь посмотреть другие страны он вряд ли когда ещё сможет. С другой стороны: война не щадит ни молодых, ни старых. Она будет ждать мужа и сыновей, будет верить, что все вернутся.
- 43 -
Первого февраля 1944-го был освобожден город Кингисепп.
Немцы не выдержали натиска советских войск и по всему участку фронту начали отступать к Нарве.
125-я стрелковая дивизия продолжала наступление, форсировала реку Нарву и вела бои по расширению плацдарма на её западном берегу.
Воины дивизии вступили на территорию Эстонии.
Немцы стремились вернуть утерянные позиции. Бои за западный берег длились и днём и ночью. Еще с 1943-го года немецкое командование силами военнопленных, своих штрафников и гражданского населения стало возводить по правобережью реки Нарва оборонительную линию «Пантера», являвшуюся частью «Восточного вала». Вдоль переднего края шла сплошная линия траншей полного профиля, за ней вторая, третья… На расстоянии 30-60 метров друг от друга вдоль фронта находились доты, дзоты, пулемётные гнезда.
Наши войска, форсировав реку Нарву у деревень Криуши, Долгая Нива, дальше продвинуться не могли.
Алексей отправлял на задание Полева и Васю Марцину.
Надо было разведать расположение сил противника на передовой линии, которая менялась с каждым днем. Они собрали нужные сведения, можно было уходить, но Вася не выдержал, подполз к немецкому окопу и закидал его гранатами.
Полев не успел остановить друга.
Немцы открыли пулеметный огонь.
Осколком ранило Полева в руку.
Он позвал Васю, но тот недвижимо лежал на земле, устремив глаза в небо.
Полев всё понял и стал отползать к своим.
- Товарищ, майор, - докладывал он о результатах разведки. - Установлено расположение танков в этом районе, - он показал на карте, - в количестве 7-ми машин…
- Почему один докладываешь? - спохватился Алексей. - Где Марцина?
- Вася убит, - тихо сказал Полев, как будто извиняясь, что не уберёг товарища.
«Ещё один боец, молодой, весёлый гармонист», - думал Алексей. - «Ему бы жить да жить!»
- Товарищ майор, - напомнил о себе Полев, - гармошку его куда деть?
- Сдай старшине, - устало отозвался Алексей.
- Тут ещё фотография осталась, - положил Полев на стол любительское фото.
Алексей взял его в руки.
На него смотрели простые деревенские жители. Несколько мужчин, наряженных в вышитые рубахи, несколько женщин, повязанных платками. На переднем плане симпатичная девушка в головном уборе из лент. Да и женщины, как на подбор, были красивы доброй, мягкой красотой сельчанок. Среди них, на корточках, сидел Вася Марцина, глядя прямо в объектив.
Алексей перевернул фотографию.
«7. 4. 1941 рiк,» - было написано в углу. - «Память про участие в драмкружку. Село Голубече».
Была ли фотография от девушки? Или её прислали родственники, знакомые? Ни имени, ни фамилии, ни адреса, куда можно было отослать фото. Решив спросить адрес в канцелярии, Алексей убрал карточку в планшетку.
Немцы, обнаружив месторождения горючих сланцев, из которых получалась сланцевая нефть для нужд германской армии, стягивали свежие силы к передовой линии. На ближайших аэродромах находились истребители и бомбардировщики. Плотность пехоты противника составляла 12-13 тысяч на участке фронта в один-два километра.
С такими силами приходилось бороться вымотанным советским бойцам. Не смотря на ожесточенные бои, они не уступали врагу и пяди земли.
Утром над нашими позициями появились самолеты.
Солдаты вжались в снег, пережидая налет.
Бомбы неслись к земле с диким воем. Отбомбившись, самолеты повернули назад. Теперь надо было ожидать атаки…
Немцы предприняли попытку наступления на участках, где располагались позиции 657-го и 466-го полков. Полки, как всегда, находились рядом.
Алексей командовал батальоном в родном 657-м стрелком полку, заменяя раненого майора.
Немцы, защищённые оборонительной линией, не жалели снарядов.
Наши бойцы едва успевали отражать следующие одна за другой атаки противника. Когда во время очередной атаки возникла опасность прорыва обороны, русские солдаты поднялись в контратаку.
Немцы наступали ровными цепями. Можно было различить их красные, возбужденные от шнапса лица.
И всё же их было гораздо больше.
- Приготовить гранаты! - приказал Алексей.
И гранаты полетели в сторону врагов, на некоторое время внеся сумятицу в ряды наступающих.
Но и среди красноармейцев были немалые потери. Контратака захлебнулась на некоторое время, бойцы залегли.
Алексей поднялся во весь рост, не смотря на автоматные очереди.
«...Знает Коля тайные лазейки,
Всё прошел, но вот на полпути…»,
- пронеслось в голове.
Алексей успел подумать, что слова эти уже слышал раньше. Но вот где, опять не мог вспомнить.
Бойцы, видя его решительность, мгновенно поднялись вслед за командиром. Рядом свистели пули, рвались гранаты, падали бойцы, но оставшиеся шли вперед. Сил явно не хватало.
Алексей принял решение.
- Отступаем! - закричал он. - Вторая рота прикрывает, остальные уходят!
Он остался со второй ротой.
Казалось, что числу врагов не будет конца… В этом бою погибло много бойцов. Выжившие достигли своих окопов при поддержке со стороны 466-го полка, который ударил по наступающим фашистам пулемётным огнём. Забухали минометы. Вражеские цепи начали отступление.
Советские войска не продвинулись вперед. Но и враги уходили не солоно нахлебавшись. Вокруг лежали трупы. Снег покраснел от крови, дымились воронки с вывернутой наизнанку землей.
Оглядывая себя, Алексей не обнаружил даже вырванного клочка на грязной, измызганной шинели.
Первое о чем он услышал, вернувшись из боя, было сообщение о гибели подполковника Тузова.
Поверить в это было трудно. Сознание отказывалось принимать очевидное. Ещё вчера сидели за одним столом, говорили о чем-то, вспомнить о чём Алексей не мог. Тузов был настоящим другом. В дивизии его считали авторитетным командиром.
Алексей не выдержал, позвал Светова.
- Достань выпить, - попросил он.
Светов осуждающе покачал головой, но бутылку спирта принес.
- Разбавьте, - посоветовал он, поставив кружку с водой.
Алексей пил, но сознание оставалось ясным. Он думал о том, как же можно пережить всё, навалившееся сразу: письмо от жены, гибель Васи Марцины, гибель друга?
Казалось, февраль остановился в своем начале, и война пошла по кругу. День за днём отбивали по нескольку атак, теряя людей.
Последняя атака, в которой участвовал майор Златоцветов, ничем не отличалась от предыдущих.
Враги наступали в третий раз за день.
Батальон нёс большие потери. Сверху поступил приказ: «Держаться до последнего человека!!!»
Алексей злился: людей оставалось всё меньше и меньше.
Как сказал бы Светов, «его охраняло дерзкое счастье».
От пуль Алексей не прятался.
- Товарищ майор, - по траншее приближался рядовой Зудин, - там разведчики из 3...-й дивизии возвращаются через наши позиции…
- Стань вместо меня! - приказал он Зудину. - Пойду поговорю с ними.
Солдат занял его место у бруствера.
Алексей подошел к пришедшим разведчикам.
- Кто такие? - спросил он. - Как попали за линию фронта?
- Ладно, майор, - устало, не по уставному, перебил его незнакомый лейтенант, - мы всю ночь не спамши. Дайте нам пройти к своим.
- У нас осталось мало людей, - сказал Алексей. - Остаётесь в распоряжении нашего батальона, пока не придет подкрепление.
- Какое подкрепление? - возмутился лейтенант. - Наши сведения ждут в штабе.
- А здесь может произойти прорыв! - закричал Алексей. - Каждый человек, как глоток воды! Один из вас может идти с донесением в штаб.
- Пропусти, майор! - схватился за автомат стоящий рядом с лейтенантом боец.
В голове Алексея что-то щёлкнуло.
Остальное происходящее он помнил смутно. Выдернув «ТТ», он выстрелил два раза. Один выстрел сразу поразил лейтенанта, другим выстрелом Алексей ранил рядового. Очнулся, когда подбежали бойцы и начали крутить руки за спиной. Не понимая, что происходит, Алексей пытался вырваться, но не смог. Через мгновение сознание стало уплывать.
Кто сказал, что на войне не бывает тишины?
Очнулся Алексей в полной и непривычной беззвучности. Помещение, где он находился, было незнакомым. Кровать, с провисшей под ним сеткой, была жёсткой и неудобной, отчего затекло всё тело.
В голове замелькали обрывки событий, призрачных, как сон.
Алексей попытался сосредоточиться, соединить их воедино, чтобы восстановить картину, а потом действовать по обстоятельствам.
Внимание его было отвлечено.
Дверь отворилась и на пороге появилась женщина в белом халате.
За ней шёл мужчина в военной форме.
Женщина взяла Алексея за руку, пощупала пульс, покачала головой, поводила пальцем перед его глазами. Потом повернулась в сторону военного и строго сказала несколько фраз.
- Нервный срыв, - сказала Нестерова. - Возможно, на почве прошлой контузии.
Алексей попытался понять, что она говорит по движению губ, но в голове зашумело и он откинулся на подушку.
Посетители вышли, и Алексей снова погрузился в сон.
Очнулся от дикой головой боли и шума. Слух возвращался вместе с воспоминаниями. Алексей вспомнил, что произошло во время вчерашнего боя…
Часовой, охранявший его, принес котелок с супом.
Есть Алексей не смог - лишь поднес ложку ко рту - подкатила тошнота.
Часовой положил перед ним таблетки. Алексей запил их водой и опять забылся тяжёлым сном. Очнулся, почувствовав, что на него смотрят.
- Пришел проведать вас, - сказал сидящий напротив Светов.
- Светов? - удивился Алексей. - Как тебя пустили?
- Пропуск у меня имеется, - Светов щёлкнул пальцем по своей шее. - Попрощаться пришёл. Не скоро увидимся.
Он выложил на стол краюху серого хлеба и банку тушенки.
- Вот, - сказал он. - Кто ещё о вас позаботится?
Алексей не успел поблагодарить его.
Светов резко поднялся и постучал в запертую дверь.
Часовой выпустил его.
Если бы не хлеб и тушенка, Алексей подумал бы, что ординарец приснился ему. Опять зашумело в голове, и он провалился в забытье.
- Товарищ майор, - упрекнул его часовой, убирая очередную не тронутую порцию еды, - есть надо. К вам разведчики приходили, чуть не вся рота. Не пустили их.
Алексей лишь благодарно кивнул, отзываясь на сочувственные слова солдата. Происходящее плохо доходило до сознания. Казалось, перешагнёт он через порог и опять окажется в бою.
Окончательно опомнился на заседании трибунала.
Ему предъявили обвинение по статье 136-й часть 2 УК с применением статьи 51 УК.
«...Лишение свободы в исправительно-трудовых лагерях сроком на десять лет, без поражения в правах, с лишением воинского звания «майор»». Его лишили ордена «Красной звезды» и медали за «Оборону Ленинграда». Было учтено его участие в боях, ранения, контузия и боевые награды.
«...Срок наказания исчислять Златоцветову А.И с ... февраля 1944 г. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит», так было написано в приговоре.
Жизнь Алексея остановилась на целых девять лет.
125-я дивизия оставалась воевать под Нарвой ещё несколько месяцев.
Алексея увозили в машине в Ленинград.
По началу его направили на работы по восстановлению дорог и мостов союзного значения на территории Ленинградской области.
Работа тяжелая, изматывающая, непривычная. Не проходящая усталость забирала все физические силы.
Алексей держался особняком.
Но однажды, когда нагруженная дроблёным камнем тачка не сдвинулась с места, к нему подошел худой высокий мужчина.
- Зря жилы рвешь, - заметил он.
Алексей исподлобья глянул на него.
- Не бойся, не блатной я, - усмехнулся мужчина.
- Значит, политический, - определил Алексей.
- По хозчасти я, - неопределённо произнес мужчина. - Пётр Демьяныч, - представился он.
- Подсказать чего хотел? - спросил Алексей.
- Работать, говорю, вдвоем легче, - заметил Пётр Демьянович. - По очереди грузить, возить будем.
- А охрана? - усомнился Алексей.
- Им - лишь бы норма была, - махнул рукой мужчина.
Охрана, и в самом деле, следила только за порядком; кто сколько нагружает в тележку, учитывали другие люди.
Работать вдвоем стало легче.
Алексей, до сих пор не отрывавший взгляда от тележки, теперь успевал передохнуть, пока Пётр Демьянович отвозил камень.
Со временем Алексей втянулся в работу, норму выполнял без надрыва, а вечером не валился без сил на нары.
Регулярно приходили письма.
Писали разведчики, писали братья, отец, писала Евдокия.
Письма от неё становились всё короче и короче.
- 44 -
Как и обещала Жозефина Афанасьевна, перезимовали ещё одну зиму в Канске.
Люся, не выдержав, написала заявление и уехала в освобожденный Ленинград, обещав писать и бабе Наташе и Вере.
Вера скучала, но оставить детей не могла.
И вот в детдоме праздновали очередные проводы зимы. Сожгли чучело «Зимы» во дворе, поводили хоровод, потом в столовой ели ржаные блины, испечённые старшими девочками. Запивали компотом из заготовленных летом сухофруктов и ягод.
Жозефина Афанасьевна, вставая из-за стола, тихо сказала Вере:
- Зайди ко мне.
Вера, не мешкая, последовала за заведующей.
- Вера, дети наши подросли…, - начала она. - Чижову тринадцать лет, Коле скоро тоже исполнится. В старшей группе таких человек восемь-десять наберется. Так вот, - вздохнула она, - твоя задача - написать детям характеристики.
- Зачем? - встрепенулась Вера.
- Будут учиться в ФЗУ, - успокоила её заведующая.
- Они же дети ещё! - беспокойно воскликнула Вера.
- Дети! - жёстко сжала губы Жозефина Афанасьевна. - Война, Вера! На заводе работать некому. Сколько мужиков уже никогда не вернутся. Кто будет работать?
По её лицу Вера видела, что заведующей жалко детей, с которыми прожили вместе больше трёх лет. Но обстоятельства не оставляли места жалости.
- Я напишу, - пообещала она. - Но, ...Вовчик… ему бы в артисты.
- Вера, - посмотрела на нее с упреком заведующая,- у меня указания. Иди, пиши.
Вера отправилась в канцелярию.
Несколько дней она писала характеристики. Заглядывать в старшую группу ей не хотелось.
Как сказать Вовчику, что мечта его не сбудется?
Сама говорила мальчишке, что у него талант, а теперь выходит сама отправляет его на завод. Хмурая, Вера ходила по коридорам, не находя повода хоть чем-то помочь Вовчику. Принеся характеристики на подпись заведующей, она робко проговорила:
- У мальчика - талант.
- Вера, я знаю! - остановила её Жозефина Афанасьевна. - С талантом не пропадет.
Вера поняла, что спорить с заведующей без толку. Выходя из кабинета, она столкнулась с Вовчиком.
- Вера Васильевна, - бодро приветствовал он её, - через два месяца в училище уезжаю.
- Я знаю, Вовчик, - огорченно сказала Вера.
- Писать вам буду, - заявил Вовчик. - Отвечать будете?
- Спрашиваешь, - улыбнулась Вера, - а как же институт?
- Успею, - уверенно сказал Вовчик. - Какие мои годы? Лет через десять смотрите фильмы с моим участием.
- Обязательно, - обещала Вера.
Она была рада, что мальчишка не потерял надежды и верила, что увидит его на экране.
Дома ее ждало письмо от Людмилы.
«Уезжаю на Украину? - писала подруга. - В городе не осталось ни родных, ни знакомых. Не могу оставаться здесь. Кругом разруха. На Украине, говорят, не так голодно. Ходила в военкомат. Буду служить в военизированной охране. Паёк полагается. Вера, приезжай ко мне. Сходи в военкомат, напиши заявление. Снова будем вместе. Хватит мерзнуть в Сибири.»
Вера прочитала письмо бабе Наташе. Тут же пришла спасительная мысль.
- Бедолага, - погибли, поди, все родные, - приговаривала баба Наташа, наливая чай. - Душа у неё болит, вот на месте и не сидится. Ты-то не собираешься? - поглядела она на Веру.
Та опустила глаза.
В конце мая её провожали детдомовцы и баба Наташа. Девчонки с трудом сдерживали слезы. Мальчишки держались по-взрослому.
Вере было жалко уезжать. Вместе с этими детьми они голодали, пели, читали, мечтали…
Девушка вошла в вагон и долго стояла у окна, пока не скрылись из вида перрон и вокзал. Старый поезд безвозвратно увозил её из Канска.
Начиналась новая, взрослая жизнь.
В детдоме Вера чувствовала себя под присмотром строгой Жозефины Афанасьевны, баба Наташа контролировала их с Люсей, опять же, дети, перед которыми надо было быть примером.
Теперь она самостоятельно выбрала дорогу.
Вера решила не заезжать домой, понимая, что останется. С другой стороны, она не была в деревне три года и немного отвыкла. При мысли,что проедет мимо своей станции и не увидит родных, Вере стало грустно.
Тут пришла спасительная мысль: она даст телеграмму, чтобы встретили на станции. На ближайшей крупной станции Вера отыскала на вокзале телеграф, заполнила бланк, указав номер поезда, вагон и дату прибытия.
И вот поезд подъезжает к станции «Двойная».
Вера вышла в тамбур и, не отрываясь, смотрела в окно.
Елизавета Павловна растерянно провожала взглядом вагоны, пытаясь увидеть родное лицо.
Едва проводница опустила лестницу, Вера выскочила из вагона и бросилась на шею матери. Елизавета Павловна, не ожидавшая такого натиска, попятилась. Вера, расцеловав мать, кинулась к сестре и братьям, расцеловывая их в щеки.
- Вера, - услышала она сбоку. - Взрослая какая!
Тётка Марья с интересом разглядывала её.
Вера отметила про себя, что обе женщины постарели, на темных лицах залегли морщины, сестра и братья вытянулись. У Надюшки из платья торчали длинные руки.
Мать озиралась в поисках багажа. Её опередила Марья, спросив:
- Вер, а чемодан твой где?
Вера смутилась.
- Мам, я проездом, - виновато сказала она.
Елизавета Павловна растерянно смотрела на дочь.
- Как же?…, - только и смогла произнести она.
«...поезд отправляется через минуту.» - услышали они голос из репродуктора.
Вера бросилась к матери. Та прижала к себе дочь и не могла отпустить...
...Поезд набирал ход, а на перроне всё махали руками вслед.
Освобожденная Украина встречала развалинами городов, запахом яблок, шумящим людом на станциях.
Едва Вера вышла на вокзале, к ней кинулась нарядная девушка, чуть не сбив с ног.
- Верка! - закричала она, повиснув у подруги на шее. - Молодчина! Приехала!
Девушки шли по городу, и Люся рассказывала его историю.
- Вот Николаевский собор, - показывала подруга. - Красивый, да? А вон, смотри, какое интересное здание, - обращала она внимание на старинные, сохранившиеся дома.
Вера, и правда, не видела раньше таких живописных домов с кованными дверями и ставнями.
- Тут речка есть, - болтала Люся, - Остёр. Будем ходить купаться. Это тебе не Канск. Впрочем, сама увидишь всё.
Поселилась Вера в общежитии, вместе с Люсей.
На следующий день она оформилась на работу, охранять военные склады. Ей выдали винтовку и обмундирование.
Новая работа была необременительная, но, как говорила Люся, «беготливая». Склады были обнесены высокой оградой, и охранники должны были постоянно, днем и ночью обходить территорию.
После отступления немецко-фашистских войск и освобождения Украины, и в лесах, и в населенных пунктах осталось немало затаившихся врагов.
Не успевшие сбежать с новыми хозяевами полицаи и бандеровцы, попавшие в окружение и спрятавшиеся на отдалённых хуторах немцы, и специально оставленные диверсионные группы, представляли немалую опасность для жизни города. Они убивали партийных работников, военных, грабили продовольственные магазины, склады.
Когда девушки оформлялись на эту работу, их никто не посвящал в подробности того, что творится на освобождённых территориях. Ведь в Канск был достаточно спокойным городком.
Только оказавшись на месте, Вера начала понимать, насколько серьёзна и опасна новая работа.
Правда Люся уверяла, что опасность маловероятна, да и в случае любого шороха, «пали изо всех стволов», - убеждала она, - «потом разберёмся».
Вера относилась к работе более серьезно.
Она освоила стрельбу из винтовки Мосина, положенной по штату. Из-за сильной отдачи, всё плечо было в синяках.
Винтовка пришлась ей не по росту.
Даже укороченный ремень не исправил положения: длинный приклад всё время бил по ногам.
Постепенно Вера приноровилась к оружию и почувствовала себя увереннее
Люся никак не могла привыкнуть к местному языку. Для неё, урожденной ленинградки, украинский язык был, как иностранный. Вера же, выросшая на малороссийском наречии, легко общалась с местными жителями.
Подруги работали в разные смены, в общежитии пересекались только в выходные. Иногда угощали друг друга вкусностями, приобретёнными на местном рынке.
Вера, увидев местные абрикосы, очень удивилась: настолько они отличались от тех «жердёл», которые росли у неё на родине. Абрикосы, вишни, грецкие орехи росли около домов, свешиваясь прямо на дорогу. Прохожие срывали плоды, и хозяева не бранились, настолько много их было.
Питались подруги в столовой, рядом с которой находилась пожарная часть.
Люся похвасталась, что познакомилась с симпатичным пожарным.
- Давай познакомим тебя с его другом, - предложила однажды она Вере.
- Нет, - отрезала Вера.
Она считала Люсю легкомысленной, уж слишком просто подруга знакомилась с парнями. По мнению Веры, должен быть один на всю жизнь. Не обязательно красавец, но обязательно — добрый.
- Так и останешься в девках, - смеялась подруга, прихорашиваясь вечерами у зеркала. - В школу вернёшься, будешь сухопарой училкой с длинной-длинной указкой, как твоя мосинка.
Вера не обижалась. Каждому - своё.