Аркадий Бухов
Четыре жестокосердных
Есть шутники, преимущественно из молодых людей, не занятых определенной работой, которые легкостью выдумки и игривостью ее выполнения могут убить быка.
Обычно они выбирают предметом салонной шутки непроверенный слух о близости хозяина дома к одной из малоизвестных в городе портних, лысину одного из вспыльчивых гостей, неопределенность возраста хозяйкиной сестры; или просто дружески смеются над малолюдством похоронной процессии, устроенной недавно одним из присутствующих по поводу смерти горячо любимой жены...
Милая улыбка и нескрываемое желание повеселить окружающих незлобивостью шутки часто спасают неопытного весельчака от неожиданных последствий. Больше того, многие даже улыбаются, тепло оглядывая рассказчика и вскользь доставая часы и уходя сейчас же после такого рассказа. Но в большинстве случаев неудачная шутка портит карьеру рассказчика несравненно сильнее, чем даже удачное оскорбление словами одного из присутствующих...
Единственный день, когда шутникам дурного тона дается полная индульгенция на слова и поступки, - это первое апреля... И все же я помню, как четыре жестокосердых человека, не учтя этого дня, непоследовательно жестоко отомстили одному такому же скромному, ничем не выдающемуся человеку за одно его желание скрасить их серые будни веселой ординарной шуткой.
Мы сидели у Щиткова и пили чай, когда в коридоре резко задребезжал телефон.
- Иди ты, - сказал сам Щитков, - я устал.
- Я тоже. Я старше тебя, - ответил Женечка, размешивая ложечкой чай, - пусть он сходит.
- Позвонит и перестанет, - философски заметил Салицын, закуривая папироску, - какая-то жалкая машинка, может быть, в одну индикаторную лошадиную паровую силу, а из-за нее человек должен терять равновесие...
Потерял равновесие я. Я подошел к телефону и снял трубку.
- Алло. Что? Да, это квартира Шиткова. Не может. Занят. Что? Что? Кто застрелился? Послушайте, вы серьезно? Даниил Михайлович? Послушай, да это. кажется, ты сам, Донька? Что?
Голос сильно напоминал виновника несчастного случая, но я был слишком взволнован неожиданно налетевшей вестью.
- Послушай, да будет тебе... Что? Не шутите? Извините... А когда это произошло? В шесть часов?.. Почему? Может быть, записка?.. Хорошо, хорошо, конечно, мы приедем...
Когда я, положив трубку, вернулся в столовую, передавать разговор мне не пришлось. Все отлично его слышали, и нечуткость близких к покойнику людей резнула меня по сердцу.
- Слышали, - спокойно сказал Женечка, посмотрев на мое искаженное жалостью лицо. - Не рассказывай. Лучше сядь и расскажи, почему это у тебя происходит. От родителей, воспитание ненормальное, что ли, или так, внешние причины?
- Что?.. внешние причины...
- Я, короче говоря, совершенно дилетантски интересуюсь вопросом: почему ты такой идиот?
- Но позволь... Ты же слышал, что человек...
- Тебе нужно брать ванны. Насыпь в воду соль и сиди с градусником, - сочувственно прибавил Шитков, - это помогает от твоих недостатков...
Я обиженно посмотрел на всех троих, собравшихся в этой столовой, и в недоумении пожал плечами.
- Ну, знаете... ваше воспитание... тоже...
- Идиот, - кротко остановил меня Салицын, - какое сегодня число?
- Ну, первое апреля... Ах да, да, да... Что же это значит?..
- Собираемся, друзья, - деловито предложил Шитков, - к покойнику. Я уж давно до него добираюсь...
- Четыре человека идут проводить весело время, - резюмировал Салицын, надевая мою шапку, - это даже хорошо... Четыре человека и один покойник... Немного, но весело.
* * *
- Здравствуйте. Покойный Дольский дома?
- Хозяин-то? Дома, дома, пожалуйста...
- Он у себя? Разлагается?
- Не видела. Может, там, в кабинете. Одни сидят.
- Раздевайся, братцы... Только заходить всем сразу. Готово? Ну, я стучу. Можно?
- Войдите... Войдите же... А, вся компания? Покойника проведать? Здорово я вас... Это называется попасться... Вот четыре осла-то, вот...
- Женечка, холодный или нет?
- Рука холодная; эх, Шитков, сам понимаешь, сейчас десять, а это в шесть произошло.
- Кто холодный, я? Сами вы, черти, холодные...
- А почему это мертвец не на диване? Странно как-то... Положить бы его хорошо, все-таки благочиние требует...
- Положить? Это можно... Нет, ты за голову, а я уж за ноги...
- Бросьте дурака валять... Осторожнее, рукав разорвешь...
- Положили. Лежит. Все-таки для глаза приятнее.
- А я вот взял и встал, взял и встал...
- Как ты относишься к насилию над мертвецом?
- Вещь, Щитков, в законах не предусмотренная. Принципиально одобряю.
- А достань-ка вот там полотенце... Вот тут, за шкафом.
- Это чистое, не хватайте, черти, сегодня только вынул.
- Салицын, захвати и другое. Первым за ноги, вторым я за шею и к дивану...
- Да будет вам! Ну что за дурацкие шутки!.. Ой, ой, больно шее... Я же говорю, что больно!!
- Привязали?.. Ногой шевелит? Затяни потуже. Теперь хорошо. А жаль парня... Давно ли, цветущий, веселый, жизнерадостный, он был среди нас, а теперь лежит без движения на этом диване... Так вся жизнь. Донька - олицетворение нашей кратковременной жизни...
- Обмыть бы покойничка... Позаботься об этом, Женечка. Знакомые осудят... скажут: что же мы, если мы, если друзья не позаботились о нем.
- Ну, оставьте это... Пошутили, и будет! Снимайте полотенце, горло режет... Чего же вы молчите?.. Снимайте же, идиоты... Я, кроме шуток, кричать буду... Это уж издевательство какое-то!
- Салицын! Поройся в воспоминаниях - мешал ли когда-нибудь носовой платок, удачно засунутый в рот, - резким крикам и проклятиям окружающих?
- Мешал, Шитков. Об этом писали многие знатоки этого дела. Дай твой. Мой грязный. Нужно чтить память самоубийцы.
- Убери ты платок... Это хамство! Это черт знает что... Я кричать буду... Я... агнр... пер... фрх... кнк...
- Вставил?
- Кажется, что плотно. Воздух проходит через нос. Обмывать не умею.
- Я умею. Правда, поверхностно, но думаю, что дойду до нужного чисто логическим путем. Дай-ка сюда графин и пробку открой...
- Погоди, я расстегну жилетку... Можно...
- Наклоняй лучше. Вот так... Хм!.. Ежится... Жаль, что температура воды несколько пониженная; графин стоял на холодном подоконнике. Остатки можно на голову... Я кончил...
- Как жаль его, Салицын... Как сейчас, помню я его добрую улыбку и открытое славянское лицо...
- Придется взять на себя заботы об извещении близких покойного о его трагической смерти... Кстати, как фамилия этой дамы, за которой он последнее время ухаживал?
- Луканова. Ее телефон, должно быть, в книжке записан. У него книжечка такая есть... Жаль, что ее муж ничего не знал об этих ухаживаниях, и если мы наткнемся на него...
- Ммм... упр... кхт...
- И если мы наткнемся на него, это будет большой бестактностью... Но что делать... Печальные обстоятельства и долг товарищества... четыре - семнадцать - шестьдесят? Так? Сейчас... Станция? четыре - семнадцать - шестьдесят... Занято... Еще позвоним... Ах, Доня, Доня... На кого ты нас, как это говорится, оставил... Барышня, четыре - семнадцать - шестьдесят... Алло! Гражданин Луканов?
- Кхт... Нкр... Хп... Хп...
- Поправьте покойному платок... Гражданин Луканов... Я взял на себя печальную миссию известить вашу супругу о непредвиденной смерти ее лучшего друга, Даниила Михайловича... Не знаете такого? Нам, его друзьям, не были известны его отношения к вам... Он подробно рассказывал нам только о близком знакомстве с уважаемой гражданкой Лукановой, незадолго до своей трагической смерти... Позвольте, но я только исполняю свой долг, так что ваш резкий тон... Повесил трубку. Очевидно, и на него сильно повлияла смерть нашего незабвенного друга... Да и чье сердце не дрогнет, узнав о том, как подломился этот нежный стебель, выраставший под яркими лучами весеннего солнца!..
- Ты хорошо говоришь... Тебе должна выпасть редкая в наше время честь сказать последнее слово над могилой нашего товарища... Такие люди редко умирают... А как же с похоронами?.. У меня лично только четыре рубля...
- Шитков... У меня мелькнула блестящая мысль... Поправьте получше платок во рту у почившего... Блестящая мысль... На что нужны деньги этому трупу, не оставившему после себя ни одной души?.. А хорошие похороны...
- Я знаю, где это. Вот тут, в боковом ящике. Пусти-ка... Вот в этой шкатулочке. Ну конечно... Это подчеркивает аккуратность покойного, одно из многочисленных достоинств его характера... Сто... Тринадцать... Двести восемьдесят рублей.
- При неродовитости мертвеца этого вполне хватит на скромные, чисто интеллигентные похороны...
- Да, но зачем обременять одного из нас всеми заботами, когда мы можем разделить эти деньги поровну, и каждый может работать самостоятельно в деле погребения нашего дорогого, нашего горячо любимого, нашего незабываемого друга...
- У мертвеца нехорошие глаза. Они обращены в нашу сторону с немым укором, как бы напоминая о том, что мы не должны забывать его, а чтить его память...
- Возьмем по пятидесяти. А восемьдесят оставим. Может быть, он не уплатил за месяц той девушке с приветливым лицом, которая нас впустила сюда. Больше того... я из своих пятидесяти оставлю здесь еще три рубля. Салицын, сделай и ты это. Не хочешь? Может быть, ты прав: я тоже возьму свои обратно.
- Как жаль, что у меня нет ничего на память об этом хорошем, родном человеке, так опрометчиво покончившем все счеты со своей молодой, благоуханной жизнью... Впрочем, если я возьму вот этот портсигар, у меня уже будет небольшая вещица. Проба есть, и верхняя крышка золотая.
- Я лично остановлюсь вот на этой цепочке... Покойный так любил ее носить с белым жилетом. Я дам ее на сохранение в какое-нибудь такое место, где бы мне поручились за ее целость небольшой суммой и квитанцией...
- А вы что же? Берите. Хорошенькие вещицы... Ты даже возьми себе еще вот эту статуэтку... Не понравится, дорогой разобьешь... Ну, тронулись...
- Прощай, Доня... Прощай... В первый раз плачу... Не стесняйтесь и вы - разве можно стыдиться слез любви и дружбы... Прощай, родной... Скоро все там будем... Платок нужно пальцем поглубже...
- Надевайте пальто скорее... Готовы? Девушка, хозяин просил никого-никого не принимать... Он хочет мечтать об уходящих в ту синюю даль, где легкие цикады... А вас он просил зайти сейчас же...
С Доней мы больше не встречались. Кто-то мне передавал, что в его характере произошел крутой перелом: он стал серьезнее, мрачнее и совершенно избегает шуток.
В первых числах апреля почти ежегодно уезжает за город...
1915
