Послушав наших либералов последнее время всегда вспоминается автор книги "Ревизор 007" Андрей Ильин. В книге как раз описана попытка выхода одного региона посредством народного волеизъявления в форме митингов. Да и вообще сильно подобные ходы напоминает динамику цветных революций последних лет(с поправками на некоторые ходы). Обращусь в первую очередь к тем кто яро поддерживает лозунги наших оппозиционеров:а вы уверены что это именно ваши мысли и мнения, а не навязанные извне?
Ниже отрывок из текста(многобукв):

Начинали, как всегда, белые. Начинал — Монарх.

Ход первый. Не е-2, е-4. Гораздо более сильный ход!

В центре города, в здании педагогического университета, на шестом этаже студенты пятого курса исторического факультета объявляют акцию протеста против существующего положения дел. Они запираются в аудитории, заваливают столами дверь и, раскрыв окна, встают на подоконники, так встают, что до шестиэтажной пропасти остается полшага. Несколько, из самых отчаянных, юношей и девушек обливают друг друга бензином и берут в руки зажигалки, твердо пообещав поджечь себя, если кто-нибудь попытается ворваться в аудиторию.

Ход второй.

К зданию университета прибывает бригада операторов местных телестудий и корреспонденты газет. В том числе несколько собкоров центральных газет.

Студенты выкрикивают с высоты шестого этажа свои требования.

Их не устраивает чрезмерно централизованная система управления страной, дискриминационная политика в отношении окраин, различие в возможностях субъектов Федераций, завышенные налоги, влияющие на розничные цены…

Студенты требуют довести до сведения населения свои требования к власти. Студенты поют революционные песни, скандируют зажигательные речевки и танцуют на подоконниках рок-н-ролл.

Возле университета начинает скапливаться толпа зевак. Милиция им почти не препятствует. В ряде институтов и техникумов прекращаются занятия. Студенты от нечего делать тащатся к университету, где бузят «педагоги».

Ход третий.

В весело плещущейся возле университета толпе кто-то предлагает собрать подписи в поддержку требований засевших на шестом этаже студентов. По рукам идут общие тетради. Кто-то из спонсоров студенток выкатывает на середину ящики с пивом. Толпа оживляется, горланит бодрые песни, грозит власти.

На место событий прибывают депутаты областной Думы, выяснять настроение населения. Приезжают представители власти успокаивать толпу. Но толпа не успокаивается. Толпа бузит.

Ход четвертый.

К толпе пешком, без охраны идет Глава администрации. Ему дают мегафон.

Он соглашается с тем, что Центр ведет узурпаторскую в отношении провинции политику. Но не считает это поводом для стихийного самоуправства.

Одинокой голос в толпе кричит:

— А мы без Центра проживем! Пусть катятся к…

В толпе радостно ржут, кричат:

— Пусть катятся… Пусть! Хотим самостоятельности от Центра!

— Даешь свободу!..

Всю ночь студенты пьют дармовое пиво, горланят песни и танцуют при свете импровизированных костров. Все очень романтично и здорово.

Ход пятый.

Утром к университету прибывает подкрепление — несколько сотен по боевому настроенных молодых людей. Они предлагают пройти по городу до площади и предъявить власти ультиматум.

А чего бы не пройти? Пошли! Покажем им!.. Во время марша толпа, как снежный ком на мокром снегу, обрастает новыми людьми. На площадь выходит несколько тысяч человек.

— Мы требуем самостоятельности!

— Долой власть проходимцев!

Со стороны администрации выдвигается ОМОН. Но несколько десятков милиционеров не могут сдержать многотысячную толпу.

— Долой ментов!

— Ура свободе!..

В сторону милиции летят пустые банки из-под пива. Горохом разбиваются о сомкнутые пластиковые щиты и каски. Что становится толчком к разгону демонстрации. Кто-то из омоновцев, не сдержавшись, огревает приблизившегося к нему студента дубинкой по голове. В ответ на него сыплются пустые бутылки и камни. Омоновец падает.

На балкон третьего этажа выходит Глава администрации.

— Прекратить! — кричит он. — Я приказываю — прекратить избиение людей! Я приказываю…

Его слышат многие, но его не слышат озверевшие омоновцы. Они врубаются в толпу, отчаянно орудуя «демократорами». Студенты разбирают ближайшие скамейки. Теперь драка идет почти на равных, против дубинки — кол. На асфальт капает первая кровь. Кто-то страшно кричит. Студенты достают омоновцев длинными тяжелыми жердинами, попадая в каски и щиты, но попадая и в руки и лица. Столь ожесточенное столкновение не может кончиться добром, это понимают все. Но изменить что-нибудь уже невозможно. Пролитая кровь распаляет дерущиеся стороны. Студенты меняют тактику, нападая втроем, вдесятером на одного милиционера, забивая его кольями. Потерявшие над собой контроль омоновцы вытаскивают оружие и открывают стрельбу на поражение. В общей сложности погибает восемнадцать студентов!

Чего в стране еще не случалось.

Но обязательно должно случиться, потому что иначе народ не расшевелить.

Ход шестой.

Сразу после кровопролития четыреста студентов захватывают здание городской библиотеки и несколько автомобилей. Они сливают из баков бензин в стеклянные бутылки и клянутся что сожгут себя, если власть не пойдет им навстречу.

Четыреста живых факелов — это серьезно. Очень серьезно!

Областная Дума собирается на внеочередное, ночное заседание. Думу со всех сторон окружает скандирующая, с тысячами горящих импровизированных факелов толпа. Стекла дребезжат от криков и песен. И Дума большинством голосов принимает неожиданное, сенсационное решение — выйти из состава Российской Федерации с образованием самостоятельного, с собственной законодательной и исполнительной властью, государства. Толпа ревет… Глава администрации под беспрецедентным давлением общественности и во избежание коллективного самосожжения четырехсот студентов подчиняется решению Думы. И предлагает вынести обсуждение вопроса на референдум.

Утром в школах, институтах и клубах открываются избирательные участки. Тысячи людей опускают в урны наскоро распечатанные на ксероксах бюллетени. Студенты ходят по домам, стучат в квартиры и просят, требуют, чтобы жильцы выразили свою волю.

К вечеру подсчитываются голоса. Подавляющее большинство населения высказывается за отделение.

Теперь с взбунтовавшимся Регионом справиться непросто. Под бунт подведена серьезная юридическая база — референдум.

Ход седьмой.

В учреждениях, на предприятиях, в институтах, просто на улице начинается раздача гуманитарной помощи, предоставленной иностранными благотворительными организациями. Благодетели обещают наладить ежедневную помощь и демонстрируют составы гуманитарных припасов.

Пенсионерам и работникам предприятий выплачивается единовременная материальная помощь из оставленных в области федеральных налогов.

Выгода — сильнее слов. И сильнее патриотизма на голодный желудок. Пользу самостоятельности начинают осознавать Даже скептики…

Но до победы далеко. Центр своего слова еще не сказал.

Ход восьмой.

Москва приказывает ввести в город войска для пресечения классовых беспорядков. Войска вводятся. Но свои войска, которыми командует преданный Главе администрации генерал.

Который выполняет приказ вышестоящего командования, но так, что выходит только хуже.

На центральные улицы выкатываются танки и бэтээры. По дворам расходятся вооруженные автоматическим оружием патрули. Столкновение становится неизбежным. И оно происходит.

В прибывший освободить здание библиотеки десант летят стулья и столы. Десантники расчехляют саперные лопатки и врываются в здание. На лестницах, в узких коридорах, в залах завязывается отчаянная рукопашная схватка. Студенты не отступают. Десантники — тоже. Остро заточенные лопатки рубят руки и шеи. Студенты поднимают руки, но десантники остановиться уже не могут. В результате погибает одиннадцать студентов, в том числе одна беременная девушка.

Приказ выполнен — здание очищено.

Ход восьмой.

Телеканалы мира обходит страшная картинка — озверевшие десантники рубят лопатками беззащитных студентов. С экранов потоками льется кровь, дикторы предупреждают о травмирующем содержании видеоматериала.

Никогда еще телезрители не видели таких натуралистичных кадров. Газеты публикуют фотографию девушки, прикрывшейся руками от падающей на нее саперной лопатки. Мировая общественность взрывается возмущением. Москва не успевает отплевываться.

В Москву уходит пятьдесят чемоданов наличных долларов. Центральная пресса клеймит позором самоуправство властей, пославших на усмирение мирной демонстрации десантников. С первых полос смотрит убиваемая озверевшим бойцом девушка. Телезрители после репортажей с места событий глотают валидол.

Но и это еще не конец.

Потому что есть ход девятый.

Похороны павших студентов превращаются в демонстрацию протеста. Студенты поднимают усыпанные цветами гробы на руки и несут по улицам через весь город. В их руках плакаты — «Убийцы!». Это вызов. Стоящие в оцеплении десантники начинают разгон демонстрации. Они врезаются в толпу…

Но на этот раз бойни удается избежать. Совершенно неожиданно за мирное население вступаются стоящие в оцеплении мотострелки и танкисты. Танки, взревев моторами, разворачиваются на месте и разворачивают орудия и пулеметы в сторону десанта. Мотострелки залегают на асфальт, занимают господствующие высоты. Приказывают десанту сдать оружие.

Десантники не подчиняются. Тогда танкисты ахают из башенного орудия холостым снарядом. Из окон домов сыплются стекла. Десантники бросают на тротуар автоматы. На шеи мотострелков и танкистов вешаются девушки с цветами.

Войска переходят на сторону народа.

Теперь без войны обойтись невозможно. Без большой войны, потому что против регулярных войск встают регулярные войска.

На десятом ходу в Москву уезжает еще триста долларовых чемоданов. Предназначенных для членов правительства. Чтобы отработать деньги, им ничего не надо делать. Им просто не надо ничего делать…

Постоянно подогреваемая мировая истерика нарастает, грозя конкретными политическими и экономическими санкциями.

В спешном порядке, при участии и надзоре международных организаций, проводится еще один подтверждающий волю народа референдум.

Народ не желает находиться под протекторатом России.

В мятежный Регион через открытую границу начинают прибывать непонятно откуда взявшиеся наемники. В военкоматы валом валят безработные добровольцы. Периметры Региона укрепляются оборонительными сооружениями.

Региональная власть демонстрирует готовность защищаться.

Глава администрации доводит до сведения Центра, что в случае агрессии со стороны России он оставляет за собой право провести всеобщую мобилизацию и обратиться за вооруженной помощью к соседним странам и в НАТО. В ООН и Другие международные организации уходят просьбы о введении в Регион миротворческих сил с целью предотвращения кровопролития и урегулирования проблемы мирным путем.

Центр не успевает за событиями. Центр поздно узнает о случившемся и поздно на них реагирует, упуская политическую инициативу.

Теперь распутать связавшийся на далекой окраине узелок возможно только посредством большой войны. Но страна не может позволить себе войну. Большая война потребует проведения частичной мобилизации и огромных средств, что мгновенно обрушит и без того шатающийся бюджет. Центральная власть не переживет этой войны. Она падет первой ее жертвой. Тем более на этот раз. мятеж не просто мятеж, на этот раз под мятеж подведена хорошо прописанная юридическая база. И как себя поведет население, и как среагирует мировое сообщество… Так, может…

На одиннадцатом ходу черные проиграли. По всему полю. Все! На этот раз пирамида власти выстроилась в монолит. На этот раз она стояла неколебимо.

Даже Южный полюс не мог сравниться с космосом! На Южный и Северный полюсы уже летают регулярные авиарейсы, а в космосе почти никто еще не бывал!
Космос не всякому по карману!
Ему — тоже. Но он готов был заплатить любые деньги, потому что они для него ничего не значили! Он готов был отдать за право побывать в космосе все. И отдал почти все!
За это путешествие турфирма содрала с него тридцать миллионов! Вначале речь шла о шестидесяти, которые запросили за свои услуги янки, но туроператор вышел на русских, и те, почти не торгуясь, сбросили вдвое, радостно согласившись на половину затребованной американцами суммы. Правда, потом вытянули из него еще почти миллион!
Русские оказались странными партнерами.
Они разместили его в оговоренной контрактом пятизвездочной гостинице, которая, по японским стандартам, и до одной-то звезды не дотягивала! Отель стоял, как и рекламировалось, на краю поля, но взлетного поля аэродрома, в холле вместо обслуживающего персонала постоянно терлись какие-то подозрительные, перемигивающиеся с секьюрити типы, в душе в самый неподходящий момент отключали горячую и холодную воду, горничные, одетые в странную, с ужасающе короткими мини-юбками и откровенными вырезами униформу, предлагали взамен уборки и смены белья не обозначенные в прейскуранте услуги, дешевую икру и иконы, питание в ресторане было отвратительное — сплошной холестерин. Ко всему прочему у него из номера украли видеокамеру, ноутбук и три чемодана, а когда он попытался возмущаться, показали написанную по-русски табличку, где постояльцев предупреждали, что администрация ответственности за оставленные в номере, гардеробах, раздевалках и без присмотра вещи не несет и поэтому их лучше всегда носить с собой.
Все эти неудобства нетрудно было перетерпеть, посчитав русской экзотикой, если бы они ограничивались лишь сферой гостиничных услуг. Но и потом тоже эти странные русские вымогали у него деньги по всякому поводу! Когда он сидел в скафандре в центрифуге и оставалось лишь ее запустить, выяснялось, что какой-то электрик “вырубил рубильник”, сообщив, что у него “сдох” предохранитель, которого нет в наличии, но который можно запросто достать, если по коммерческим ценам. И пока не получил сто долларов, свой рубильник не врубил. И так везде! Водитель, возивший японского космотуриста в Центр подготовки космонавтов, если не дать ему сто долларов, обязательно опаздывал, ломаясь в одном и том же месте и с хитрой ухмылкой копаясь в моторе. Русские полицейские каждый день останавливали машину и начинали проверять документы, номера двигателя и содержимое аптечки, ставя под угрозу очередную тренировку и весь график предкосмической подготовки. Пронырливый русский водитель советовал сунуть им “сотку”, после чего полицейские, улыбаясь, желали им доброго пути.
Странным было то, что все русские запрашивали одну и ту же сумму — сто долларов, которые они называли “баксами” и еще “бабками”, и что отказывались брать чеки, йены и свои рубли тоже, предпочитая наличную американскую валюту.
Все они были совершенно непонятны Омура Хакимото. Были хитрыми и жадными — постоянно выманивая у него деньги. И тут же неразумно щедрыми, потому что, пригласив его в гости, тратили на него больше, чем смогли с него получить, страшно обижаясь, если он предлагал им компенсировать часть расходов.
Странный народ, странные, непонятные, на взгляд японца, нравы…

Отрывок из книги Андрея Ильина "девять негритят"

Едва ли кто-нибудь еще себе такое позволял.
И вряд ли
Случилось то в те славные застойные времена, когда весь советский народ в едином порыве перевыполнял очередную пятилетку, а советская армия была как никогда могуча. и боеспособна. А в чем выражается боеспособность армии?... Не-ет, не количестве стоящих на боевом дежурстве ядерных боеголовок, а в чистоте подворничков рядового и сержантского состава и блеске начищенных медных блях на их поясных ремнях. Потому как, говаривал мой ротный

- Ежели у тебя сапоги не чищены и ремень на я… ну короче вблизи колен болтается, то как ты, раздолбай эдакий, Родину защищать будешь, когда на нас счас враг нападет ? А?

Посему выходло, что Родина моя обречена, когда ее независимость зависит от чистоты моих нечищеных сапог.
А кто должен Родину спасти, кто назначен поддерживать боеспособность армии и флота? Так точно – комендатура. Страшней которой в армии зверя нет! Оттого видно и метят их, как особо опасных представителей военной фауны специальными метками – красными повязками или бляхами на груди. И охотятся они в точности как волки шастая стаями по своей территории и прячась в засадах, вблизи мест скопления потенциальных травоядных жертв – у постбищ, водопоев и лежбищ. И как заметят одиночную жертву – счас выскакивают загонять ее и рвать в куски.

И когда видишь ты ту повязку или бляху, то и ведешь себя как назначенное на съедение травоядное, т.е. спасаешься паническим бегством или впадаешь в кроличий столбняк - все в тебе обрывается, и сыпется ошметками куда-то в сапоги и руки начинают предательски трястись и хочется зажмуриться и не сопротивляться, чтобы тебя сожрали побыстрее.
- Слыш-ка, военный, шагай сюда… Да-да, ты голубь ясный…
И далее заведенным порядком…
Увольнительная, форма одежды, приветствие… И так тебя и эдок и по-одиночке и всем патрулем в самой извращенной форме, через параграфы уставов.
- А ты знаешь, папин сын, что в человеке все должно быть прекрасно и в первую очередь обмундирование. Кто это сказал?
- Министр обороны?
- Антон Павлович это сказал – мамкин ты недоносок, - Классик сказал,- В рот те коромысло! Усек?
- Так точно!
- Классик сказал, а ты его не в хрен собачий не ставишь. Антон Павловича!
Это что у тебя?
- Это… ремень
- Понятно что не лифчик. А чего он на причинном месте болтается?
- Никак нет.
Ремень затянут так, что дохнуть невозможно.
- А это чего?- и капитан сует за ремень два жестких как напильники пальца, - Ты живот-то не раздувай!- и давит своими напильниками будто собирается мне харакири сделать, -А? Это что?- и демонстрирует мне свои пальцы.-
Это раз!
А это – два!
И выворачивает ремень наизнанку так, что у меня позвоночник трещит.
- Вот здесь на внутренней стороне что написано? А ремень солдата – это лицо армии. А у тебя на лице какая-то хрень написана. Что написано?
- Фамилия,- хныкаю я, еще на сантиметр погружаясь в глотку хищника.
- А почему написано?
- Что б не украли.
- А где в Уставе написано, что б ремни пачкать?
И далее по тексту: сапоги, пуговицы, прическа, портянки… Что?!...Что??!!!- не портянки?! Носки?!! … ваши! В смысле - вашу!... Ну это уж дальше куда?! Если ремень лицо армии, то портянка – дух его! А тут носки! То есть, с точки зрения комендатуры – полный развал боеспособности Вооруженных Сил! Лучше секретный танк на сторону загнать, или с ядерной боеголовки чего спилить, чем вместо портянки носок на себя надеть. Это меньше подрывает обороноспособность страны. Потому что, по мнению комендатуры носок вместо портянки - это бунт – Броненосец Потемкин какой-то, резня офицеров, вражий флаг на мачте и призывы к свержению устоев! За это бы расстрелять на месте.
Жаль что нельзя.
Но можно – почти расстрелять!
- Следуйте за мной.
Куда?
Туда!... Куда Макар вот этих самых телят гоняет. На убой.
И все и потекла жертва по пищеводу в отведенное для травоядных место – перетираться , перевариваться и перековываться.. И когда будет она переварена и исторгнута, вид у нее будет бледный, жалкий и противный. Как у той самой субстанции с которой того солдатика смешали и в которую превратили.

Такая была армия. И такие комендатуры. Где не то что комендант, начальник патруля был бог и царь в едином облике, от которого всецело зависело жить тебе или нет. И это не преувеличение. При мне был случай, когда рядовой губарь, получивший на московской Губе привесок в виде суток ДП, тут же повесился, посчитав, что его скорые 24 часовые муки перевешивают весь остаток его жизни.
Слаб оказался солдатик.
И может в том и есть суровый закон естественного отбора в армии.

Потому как на то щуки и поставлены, что б караси не дремали.
И чтобы слабые особи выбраковывались, как тот повесившийся солдатик. Отчего весь вид в целом будет крепнуть. И получается, что – санитары леса.
Лучшим был Иосиф Виссарионович – тот резал подранков стаями, отчего травоядные бегали шустро, ставя удивительные рекорды

И вот с этом то монстром столкнула меня жизнь
Как того кролика с удавом.
Но это была присказска. А вот вам сказка.

Москва. Июль. Жара. Парадка. Из ПШ. То есть полушерстяная! А еще рубашка. И майка. И галстук на шее как петля! И ботиночки, которые и зимой и летом… А в метро народу что сельдей в бочке – не продохнуть. И все дышат, греют атмосферу. И пот по спине ручьем течет в штаны.
Эх… скинуть бы китель!...
Ну или хотя бы пуговки расстегнуть.
Ну или галстук ослабить.
Но – нельзя! Никак! Служба-с! Сам хоть сдохни, но честь армии не урони!
Поднимаюсь по эскалатору, а сам весь сжимаюсь. Жду архангелов с бляхами, которые всегда начеку. А кругом мадамы полуголые, в юбченках выше предела солдатских мечтаний, а под юбченки ветерок задувает – прелесть как прохладно. И чего я не шотландец.
Иду.
Кручу башкой, ловлю глазами все зеленое, что шевелится. Если шевелится – ем глазами и честь отдаю.

Вроде пронесло.
Сажусь под мужиком в пиджаке, что на постаменте стоит и кушаю себе эскимо на палочке.
Хорошо!
Живой я, не слопанный!...
Через полчаса придет сюда прапорщик

Скушал эскимо, палочку облизал и от полноты чувств отправился по городу Москве гулять. Потому что имел такую привычку – знакомиться с архитектурой столицы - где еще неизвестно когда окажусь.
А пойду-ка я вон по той улочке,- решил я – пройду минут двадцать, потом поверну направо, выйду на Садовое кольцо и по нему на троллейбусе А вернусь аккурат к сроку.
Так решил и туда и пошел – достойный сын всех вооруженных сил.

А так как что я знал где таятся патрули, то позволил себе расстегнуть ремень (!), снять китель и фуражку (!!), рассупонить галстук (!!!) и даже расстегнуть две верхние пуговицы рубашки (!!!!). То есть приобрел совершенно непотребный и гнусный вид, примерно как дембель неделю употреблявший в плацкартном вагоне поезда Москва-Владивосток.

Ну а чего ж, я же знаю где в Москве патрули.
Иду. Развязной гражданской походочкой. Ухмыляюсь - двусмысленно - встречным девицам и их молодым мамам.
Шаркаю подошвами об асфальт.
Вихляю форменными бедрами.
Плюю на носки ботинок.

То есть демонстрирую свою околодембельскую борзость.

И иду так минут пятнадцать.
Хороша Москва-столица – домики с лепниной окна с наличниками. И церквушка вот…
Но, пора поворачивать.
А некуда. Нет перпендикулярных улиц.
Наддаю ходу.
И вижу… Ага, вон какой-то проулочек. Ну то есть не сразу, а за старинными воротами и идет он вдоль длинного жилого дом. И ворота слава богу - приоткрыты.

Захожу я в них. Иду. И хоть бы какой хрен меня одернул! Иду. Наблюдаю – каких-то военных, которые чего-то там ломами в асфальте ковыряют. А как меня узрели, ковырять перестали, ломы побросали и так на меня смотрят!,.... ну так смотрят… ну точно я Леонид Ильич собственной персоной на прогулке с авоськой и без охраны.
И под теми остекленелыми взглядами я вовсе распоясался и такую походочку изобразил и такую мимику – нате, глядите, что такое есть борзость, без пяти минут дембеля.
Они и глядят – аж челюсти на воротники уронили.

И хоть а уже чувствую, что делаю что-то не то, а все ж таки иду. А военные все стоят – и смотрят!... И ломы и челюсти с асфальта не подбирают…

Прошел я мимо. И… в тупик уперся. Потому что никакого переулка там не было. А была стена. И надо было разворачиваться.
Ну я и развернулся. И обратно пошел. И тут только стало до меня что-то такое доходить. И те военные с ломами, и челюсти их на асфальте, и гимнастерки без ремней и взгляды обалделые.
И хоть не понял я что по чем, но пальчики мои шаловливые, сами собой собой, стали застегивать пуговички на рубашке. И галстучек подтягивать И ручки сами собой в кителек засунулись. И ножки стали торопиться.
И когда я проходил обратно мимо тех военных, то боковым зрением заметил, солдатика с автоматом, а подальше еще одного. И увидел нескольких офицеров курящих подле крыльца. И все они смотрели на меня и сигаретки тлели в их пальцах и они забывали пепел стряхнуть. И еще один, кажется подполковник, вывалился по пояс из окна второго этажа и молча показывал на меня пальцем и рот разевал как карп на сковородке.
И все это было как на замедленной пленке - все замерло и не движется и можно рассмотреть детали…
Что за чертовщина?!

И от такого изобилия погон, я все быстрее ножками перебираю и пальчиками, которые обмундирование в порядок приводят.

А подполковник уже рот открывает и еще тихо кричит – Держите… Его…
Но пленка пошла, пошла и кадры стали крутиться быстрее .

И я уже почти бегу. К воротам. И вижу подле ворот полосатую будочку и возле нее солдата в парадке, в белом ремне, с пристегнутым штык-ножом. И вижу… Мать моя женщина! – штук пять желтых «бобиков» на которых намалеваны эмблемы комендатуры города Москвы.
И подполковник уже орет в голос – «Взять его!» и часовой при штык-ноже растерянно смотрит на меня и начинает закрывать ворота... Ведущие к спасению…
И я бегу, придерживая фуражку и, в последний момент, выскакиваю в щель ворот, выбегаю на улицу, оглядываюсь растеряно и вижу….
Вижу!....
Вижу!!!...
Вывеску… На которой белыми буквами написано – «Комендатура города Москвы».
КОМЕНДАТУРА

Уже вторую неделю N-ская дивизия торчала в полевых лагерях, интенсивно готовясь к учениям, на которые должны были пожаловать большие чины из Арбатского военного округа. Боевая подготовка в основном сводилась к тому, что солдатики с утра до ночи полировали боевую технику, подметали дорожки между палатками и подкрашивали зеленой краской траву.
Все было готово к приему высоких гостей, когда случилось ЧП.
Озвучил его начмед, ввалившийся в палатку комдива.
- У нас эпидемия.
Хорошо бы триппера,- подумал комдив.
Но оказалось что не триппера, оказалось что солдатики животиками маются. Перед самым приездом высокого начальства. Впрочем, по закону подлости - всегда перед самым...
- А ты куда смотрел клистирная ты трубка?- взревел комдив.
Начмед вторую неделю смотрел на дно лабораторной мензурки, где плескался чистый медицинский спирт. Потому что пребывал в отрыве от семьи и бдительного надзора за ним его дражайшей супруги.
- Прошляпил!!
И комдив нехорошо глянул на петлицы начмеда, где ядовитый гад сладострастно обвивал собой рюмку. Не иначе спирта.
- Что думаешь делать?
Начмед забормотал что-то про стационары, дезинфекции, карантины, анализы и прочую их медицинскую чухню.
- Не мямли!- рявкнул комдив,- Хрен тебе на рыло, а не карантин! Тебе дай волю ты на все палатки свои кресты понавесишь!
- Но эпидемия может разрастаться…
А если верно, если эта зараза распространиться и солдаты перед лицом вполне вероятного противника обгадятся? На глазах Арбатского начальства? А те истолкуют это как трусость и упущение в политико-воспитательной работе? А?
- А чтобы ты делал в боевых условиях? А, лепила?- в лоб спросил комдив.
Начмед задумался.
- Посадил бы всю дивизию на горшок, да в каждый заглянул, чтобы масштабы оценить.
- Ну так и действуй, как в боевых! Гиппократ ты хренов. Сутки тебе на все про все!
Комдив спешно собрал штаб и поставил боевую задачу.
- Товарищи офицеры, прошу к столу!
Развернули карту, в углу которой были густо налеплены штемпели «Секретно» и «ДСП».
Стали подбирать подходящий плацдарм, куда можно было бы передислоцировть вверенные подразделения. Не без труда, но нужный квадрат вычислили – не так уж близко, но так чтобы рядом не было населенных пунктов и чтобы вместить весь личный состав дивизии. Привязались к топографии. Высчитали маршрут. Назначили время начала операции – завтра в пять часов утра.
Сверили часы.
Но тут вылез начтаба. В том смысле, что хоть они и мотострелковое подразделение, но если посчитать, то на всех моторесурсов не хватит. Ну потому что часть автопарка была отослана в подшефный колхоз, возить вместо артиллерийских снарядов турнепс и брюкву и не весь личный состав был пехотой, а были еще танкисты и артиллеристы, которые обычно передвигаются своим ходом.
- Ну так и пусть… своим…- погорячился было командир.
Но быстро представил гигантскую, лязгающую и скрежещащую броневую колонну, всю в лучах фар и черных выхлопах солярки, которая, перемалывая в пыль дороги и вытаптывая рощи отправилась в квадрат 3512 по большой нужде.
Н-да… Ну нельзя же до ветру на танках и системах залпового огня ездить. Это же сколько горючки… И, опять же, моторесурс…
- Тогда так, тогда пусть идут пешим порядком.
- Танкисты?
- Танкисты – трак им в… Ничего, не переломятся.
Но пешим ходом пошли не только танкисты. Так как выяснилось, что не все машины на ходу, что часть водителей пьяны в хлам и что не хватает горючки, которую те самые водители обменяли в деревне на самогон.
Подразделениям были поставлены новые задачи. Простые и максимально приближенные к боевым - ранним утром, чтобы местное население не тревожить, совершить марш-бросок и выйти на исходные позиции в квадрат…
За три часа до подъема в лагере сыграли тревогу, выведя личный состав на плац и проведя проверку.
- Чего такое случилось, война что ли?- шептались солдаты. Тогда отчего оружие не выдали?
Постояли, погадали, переминаясь с ноги на ногу. Тут подвывая подъехали тентованные УРАЛы.
- По машина-ам, бего-ом, марш!
Попрыгали через задние борта, упали на скамейки и тут же, навалясь друг на дружку заснули.
Но не всем повезло - кое-кто затопал на своих двоих.
Утро. Серая муть расползается над полями и перелесками. В тумане сопят, топают и копошатся тысячи военнослужащих.
Шлеп-шлеп-шлеп.
- Шире шаг, маму вашу .
Качаются в полумраке стриженные головы.
Гудят, пробуксовывают на грунтовках грузовики. Носятся вдоль колонны взмыленные командирские УАЗики.
- Где второй взвод… ваш.
В смысле вам… Всем…
Второй взвод, как водится, заплутал в темноте и куда-то там сгинул. Совсем. Поставив под угрозу выполнение боевой задачи. Потом нашелся. Но совсем не там где нужно. И не весь. Зато потерялся первый…
- Как потерялся? Давай командира на связь!
Развернули рацию.
- «Фиалка» вызывает «Ландыш». Как слышите меня! Как слышите? Прием!...
В конце концов как-то все образовалось, отставшие подтянулись, пропавшие нашлись. Колонна бесконечной змеей выползла на большое, поросшее травой поле.
- Стой… Раз-два!
Встали. Разбредаться и курить запретили. Командиры куда-то побежали.
Вдруг над полем, над замершим личным составом, рявкнул подобно ерихонской трубе мегафонный глас комдива.
- Дивизия!- я-я-я…- эхом разнеслось по округе…- Ставлю боевую задачу!-у-у-у…Сейчас пять тридцать утра. Чтоб к пяти сорока, все как один… И если хоть одна сволочь… то буду считать дезертиром… в дисбате сгною…
Пауза. Хруст микрофона.
- Слышь, замполит. Добавь ты от себя. Воодушеви личный состав на подвиг, найди слова, не зря же ты в училище пять лет основоположников мусолил.
Замполит взял микрофон.
- Солаты партия и правительство доверили нам большое, архи важное задание…, - начал привычно замполит…
А что собственно доверило партия и правительство ? Доверило - снять порты и сходить, ну да…, по большому… Значит верно – дело не маленькое… Большое дело…
А на большое дело надо вдохновлять.
Конечно можно было бы, как те, сорок первого года выпечки, политруки, воодушевляя воинов своим примером, первому рвануть… Но подавать личный пример в таком деле как-то не хотелось.
И замполит, отставив казенщину, перешел на задушевный тон.
- Сынки!...- проникновенно крикнул он,- Надобно сынки постараться для общего дела… Надобно так постараться…
- Шоб усим про-ся,- немедля нашел кто-то подходящую рифму.
- Разговорчики в строю!
- Не подведите сынки!
На чем торжественная часть была завершена.
- Командирам рот к комбатам! Быстро!
Ротные развернули планшеты, уточнили планы на местности. И задачи подразделений
- Первый взвод первой роты занимает исходные от ориентира три двенадцать до этой вот балочки. Соседями справа у вас будут танкисты…
Это только кажется что в туалет сходить, это как два пальца... А вы попробуйте усадить разом на горшок десять тысяч человек. Да так, чтобы они друг дружкой не перемешались, чужим горшком не воспользовались и содержимое его не потеряли! И чтоб разом, в отведенные сроки, без самоотводов и пререканий... Нет, такое только армии под силу! Да и то не всякой, а только хорошо организованной и вымуштрованной. Нашей армии. Армии победителей!
- Командирам подразделений довести личному составу задачу.
Так сказать на тактическом уровне.
- Значит так, вояки,- объяснили командиры – по команде, каждый долбодон, роет возле себя ямку, садится, опять же по команде на карачки и разом, справляет туда естественные нужды. Кто не понял?
Рядовой Садыков, чего не ясно?
- Товарищ капитана, зачем много ямок, одна лучше, копать быстро можно.
- А вот я сейчас прикажу взводу вырыть яму три на два и три в глубину и пока ты ее Садыков до краев не наполнишь все будут тут в поле ковыль околачивать. Понятно выражаюсь?
- Ты что Садыков,- зашипели со всех сторон.
- Так точно!- отрапортавал Садыков, уже готовый исполнить приказание командира не щадя живота своего.
- Повторяю приказ для особо тупорылых – каждый копает ямку взаду у себя, на полштыка лопатки, удалив из нее посторонние предметы! И чтоб наш взвод, самым первым был и чтоб больше всех! Если у кого увижу ямку полупустую – сгною! Что б до самых гланд все из себя вон! Или я из вас, как тюбики с зубной пастой вот этой самой рукой! Да еще загну и закручу, что б уже из всех противоестественных щелей полезло!
Ну потому что командиры они ведь не медики и не знали сколько этого самого будет в самый раз и как водится в армии подстраховались привычно рассудив что лучше всегда если больше и если быстрее.
- Всем ясно?
- Так точно тарищ капитан,- вразнобой ответили бойцы.
Комдиву доложили о готовности.
- Командуйте,- устало приказал комдив.
Вперед выступили комбаты.
- Батальон!... - Все замерли, подтянулись, устремились на командира, - Слушай мою команду…
Голос такой, что мурашки по спине побежали.
- Первый взвод первой роты прямо, остальные на месте…- пауза - Шагом… Арш!
Топнули разом сотни сапог, так что земля дрогнула и где то всполошились галки.
Разом, с левой ноги, шагнул первый взвод, пошел занимать отведенный ему плацдарм.
- Второй взво-од…
- Третий взво-од…
Тронулись солдатики. Ожило, задвигалось, зашевелилось поле – куда ни глянь, разбегаются цепочки зеленых фигур, стоят замысловатые, но ровные геометрические фигуры, как на параде.
Замерли.
- На-лево, на ширину руки – марш!
Сдвинулись. Растянулись. Подравнялись.
- Кру-гом!
Повернулись.
- Копать!
Выкопали.
Опять – Кру-гом! Приготовиться к оправке!
Тут ведь важна одновременность, а то придется дивизии до вечера с голой ж… на лугу просидеть, опоздавших дожидаясь.
- Ремни-и-и… Снять!
Звякнули медные, начищенные бляхи. Повисли на шеях ремни. Тысячи ремней на тысячах шей.
- Штаны-ы… Спу-у-стить!
Команды, конечно, не уставные, но понятные.
Разом упали хабешные брюки. Взблеснули в поле тысячи голых задниц.
- Са-адись!
Присели. Каждый над своей ямкой.
- Тужься!
И сколько глаз хватало – сидели и тужились и кряхтели наши доблестные, сверху зеленые, снизу бледные воины рьяно исполняя приказ.
И сразу же командиры забегали, заглядывая солдатам, да не в глаза, а туда чем они тужились.

Продолжение в комментариях...