Юрка Армада⁠⁠

Ночь. Юрка Армада спит, положив голову на стол. Юрка Армада – это бессменный вожатый в нашем пионерском лагере. Можно представить наш лагерь без чего угодно: без огромного бассейна, без костра в конце смены, даже без начальника лагеря, – но представить его без Юрки Армады совершенно невозможно. Я езжу в этот лагерь каждое лето с первого класса, а сейчас мне уже пятнадцать, и Юрка Армада всегда здесь, и, наверное, останется здесь навсегда, потому что это что-то немыслимое – наш лагерь без Юрки.

Он – необыкновенный человек. Все поверяют ему свои жуткие тайны, о которых иногда не подозревают и родители, и все девчонки лагеря влюблены в него, хотя так не бывает. Ведь если девчонки влюбляются в кого-то, то они никогда не рассказывают ему свои секреты, а в Юрку – влюблены и рассказывают! И я тоже влюблена в него, но даже не «тоже», а просто влюблена и знаю точно, что так, как я – не влюблен никто, потому что все девчонки спокойно спят, а я не сплю, а смотрю на него и думаю о нем.

У него очень странная фамилия, и никто не знает, фамилия это или прозвище. Может, и прозвище, но он не обижается, и все его так зовут. А может, и настоящая фамилия, ведь он детдомовский, а у детдомовцев могут быть какие угодно фамилии. И все его зовут только Юрка. Я тоже, хотя мне хотелось бы называть его вежливее и ласковее, например, Юра или Юрочка, но это ему совершенно не подходит. «Юрочка» – это такой худенький, болезненный мальчик, который играет на скрипке. А «Юра» – молодой мужчина, одетый с иголочки, в пиджаке и галстуке. Представить себе Юрку Армаду в пиджаке и галстуке невозможно. Он всегда в мятых рубашках и старых брюках, всегда взлохмаченный, всегда свой, родной и самый лучший.

В спальне какое-то движение. Ира – красивая, гордая и независимая – встает, накидывает халатик и скрывается в «каптерке» – так называется помещение, где хранятся наши чемоданы и где мы переодеваемся. Вскоре Ира появляется в спальне – в одном из своих самых лучших нарядов. Она тщательно причесывается, не обращая внимания на Юрку, который удивленно смотрит на нее. Может, ему кажется, что эта неотразимая красавица – продолжение сна? Хотя нет, я знаю, что ему обычно снится, – он сам рассказывал, что стоит ему закрыть глаза, как он видит детские ножки в гольфиках и сандаликах, бегущие по залитой солнцем асфальтовой дорожке.

– Ты куда? – спрашивает Юрка, и это, конечно, очень глупый вопрос.

– В туалет, – надменно отвечает Ира. – Может, вам еще рассказать, зачем я туда иду?

Юрка беспомощно молчит. Если бы на ее месте была любая другая нормальная девчонка, Юрка знал бы, как с ней разговаривать. А с Ирой он просто теряется. Хотя ей пятнадцать, выглядит она на восемнадцать, а держится, как будто ей все двадцать пять. Конечно, она идет не в туалет, а на свидание, и она спокойно уходит, не видя в Юркином лице никакого препятствия.

Наша Анна Павловна уехала в город и попросила Юрку «присмотреть и за девочками». Обычно Юрка спит в спальне у мальчишек, но сегодня он ходит всю ночь то туда, то сюда, потому что и мальчишек нельзя оставить «без присмотра» и нельзя не выполнить просьбу нашей воспитательницы. И он, конечно, устал, и, присев у стола, заснул, уронив голову на руки.

Юрка долго смотрит вслед Ире, наверное, раздумывая, как же ему поступить. Потом снова кладет голову на стол.

Если бы я снимала о нем фильм, там обязательно был бы такой кадр: Юрка спит, и ему снятся детские ножки в гольфиках и сандаликах, бегущие по залитой солнцем асфальтовой дорожке. А внизу титры – новость, недавно потрясшая меня: Юрке Армаде – 38 лет. Да, да, я сама слышала, как наша начальница лагеря – полная, респектабельная дама – внушительно говорила ему:

– Юрий Витальевич, вам нужно держаться солиднее, ведь вам уже тридцать восемь лет, а вы бегаете, как мальчишка!

Юрка смотрел на нее виновато и, наконец, смущенно пробормотал:

– Я больше не буду.

Она только вздохнула, наша Ада Федоровна. Уж она-то всегда «держится солидно», хотя, я уверена, младше Юрки. Просто есть такие люди – взрослые с детства. Гордая красавица Ира – яркий тому пример. А я, наверное, еще долго буду девчонкой. А Юрка – вечный мальчишка. Я никогда бы не подумала, что ему уже тридцать восемь! Думала, двадцать с чем-то. И вообще, он какой-то такой – без возраста. И я никогда не думала, что у него может быть такое «интеллигентное» отчество: Витальевич. У него круглое лицо, нос картошкой – вылитый Петрович.

У него нет ни жены, ни детей – он, как пишут в романах, «робок с женщинами» и прекрасно чувствует себя только с детьми. Сам он навсегда остался в детстве, и, мне кажется, его должны приводить в ужас те вопросы, которые взрослым приходится решать ежедневно. Я, например, могу представить, какое мучение для него заплатить в сберкассе за свет, как строгие тети гоняют его от одного окошечка кассы к другому, а он покорно идет, даже не пытаясь спорить.

Но это вовсе не значит, что он безынициативен и ему чужд организаторский талант. Если бы это было так, он не был бы самым лучшим вожатым, а то, что он – самый лучший вожатый, признают не только все ребята, но и все воспитатели, и даже сама Ада Федоровна. Никто лучше него не может организовать занимательную викторину или двухдневный поход в горы с ночевкой. Еще ни разу во время похода не было такого, что он чего-то не предусмотрел, а кому неизвестно, что в походе иногда подстерегают самые невероятные неожиданности.

Анна Павловна – в городе, Юрка – здесь, девчонки – спят, у мальчишек – тихо, Ира все не возвращается, и мне кажется, сейчас самый удобный момент сделать то, о чем я всегда мечтала: подойти и сказать. И даже хорошо, что он спит и не услышит. Главное – я скажу и успокоюсь.

Я встаю и подхожу к нему. Сейчас я положу правую руку на его плечо – я всегда делала это в своих мечтах, а сейчас я сделаю это наяву. А потом я тихо скажу ему то, что уже давно собираюсь ему сказать.

Я кладу руку на его плечо, и Юрка, не меняя позы и не открывая глаз, кладет свою руку поверх моей.

Я замираю от неожиданности: он не спит, что ли? но уже не могу остановиться, наклоняюсь к самому его уху и тихо говорю, будь что будет, я не могу больше молчать, пусть он отругает меня, пусть посмеется, пусть начнет воспитывать, мне все равно, меня переполняет огромное чувство, которое вмещается в три коротеньких слова:

– Я тебя люблю.

Нет, он, конечно, не будет ругать, смеяться или воспитывать. Ведь это же Юрка, а не какой-нибудь обычный воспитатель. Он просто станет объяснять, что это – нормально, все влюбляются в первый раз в таком возрасте, но потом все пройдет и забудется – я сто раз видела это в кино и тысячу раз читала в книгах и все равно не могу поверить, что это счастье, эта боль может когда-то пройти.

Юрка ничего не объясняет, он смотрит на меня умными и добрыми глазами и говорит:

– Я тоже тебя люблю.

Этого не может быть и, наверное, я уже сплю, потому что так он отвечал только в самых смелых моих мечтах. И еще мне страшно, потому что в кино после таких объяснений всегда начинают целоваться и он все-таки взрослый мужчина, ведь ему – ужас! – тридцать восемь лет, а я ни к чему такому совершенно не готова.

Юрка бережно подносит мою руку к своим губам и осторожно целует ее, как будто я какая-нибудь принцесса. А я вовсе не принцесса, а самая обычная девчонка и даже не красавица, как Ира. И выгляжу на четырнадцать, хотя мне уже пятнадцать.

В смятении я ныряю в свою кровать и дрожу от волнения, и никак не могу согреться в душную летнюю ночь под теплым одеялом.

Юрка уходит в спальню к мальчишкам. Как я буду разговаривать с ним завтра, не представляю.

Юрка, встречаясь со мной взглядом, дружески улыбается, а иногда даже машет рукой. Я счастлива. Мне ничего больше не нужно. Я люблю. Мой любимый человек рядом и знает об этом. И даже не против.

И как он это умеет – мне кажется, что он смотрит только на меня, а никто ничего не замечает. Я рада, что никто не знает об этой любви. Меня бы очень смущало всеобщее внимание. Ведь я не красавица, как Ира и даже не бойкая нахалка, как Светка Наумова. Я бы краснела, бледнела и заикалась, если бы все шептались обо мне и Юрке, или, если – страшно подумать! – он сделал бы какие-нибудь попытки продолжить тот наш ночной разговор. Но ничего такого не происходит.

Я наслаждаюсь своей романтической, счастливой, «ответной» любовью.

Прошло время. Новые знакомства, новые встречи заслонили то последнее пионерлагерское лето, до краев наполненное невозможным, невероятным, нереальным счастьем, и навсегда оставшегося в детстве Юрку Армаду с его непедагогичной любовью к детям.