Веруня, ты слишком добрая. Все на шею сядут — спасибо не скажут
"В этом мире каждый человек - хозяин своей судьбы. Вот только не каждый готов взять на себя эту ответственность..."
— Значит так, слушайте меня внимательно, — Вера Николаевна выпрямила спину, расправила плечи и обвела тяжелым взглядом собравшихся в гостиной родственников. — В моей квартире. Я хозяйка. И буду жить так, как считаю нужным. Ясно?
Её дочь Наталья нервно теребила край шарфа, избегая смотреть матери в глаза. Зять Андрей демонстративно уставился в окно, где моросил мелкий осенний дождь. Только внучка Машенька, двадцатилетняя студентка, осмелилась нарушить гнетущую тишину:
— Бабуль, но ведь тётя Люда — твоя родная сестра! Как же ты можешь...
— Могу! — отрезала Вера Николаевна. — И не тебе, соплюха, учить меня жизни. Да, Люда — моя сестра. Но это не значит, что я обязана пускать её жить к себе только потому, что она опять со своим хахалем разругалась!
Шестидесятилетняя женщина тяжело опустилась в любимое кресло у окна. Когда-то его купил ещё покойный муж Виктор. "Царствие ему небесное", — привычно подумала Вера Николаевна, машинально поглаживая потёртый подлокотник.
— Мам, но ведь это временно, — осторожно начала Наталья. — Людмила Николаевна обещала, что максимум месяц...
— Ха! — горько усмехнулась Вера. — Временно? А помнишь, как в прошлый раз было? Три месяца жила, на шею села! Я на пенсии, между прочим, каждая копейка на счету. А она знай себе — телевизор до ночи смотрит, свет жжёт, воду льёт... И ни копейки за коммуналку не заплатила!
Андрей наконец оторвался от созерцания дождя:
— Вера Николаевна, но ведь родная кровь... Как-то не по-христиански получается.
— А по-христиански — это как? — вскинулась хозяйка. — Это чтоб я всю жизнь для других жила? Всю жизнь... — Она на секунду запнулась, справляясь с подступившими слезами. — Всю жизнь я для кого-то жила. Сначала родители больные были — я их до последнего досматривала. Потом — муж... Витя мой пятнадцать лет как парализованный лежал, я его с ложечки кормила, памперсы меняла... Потом Люда со своими бесконечными проблемами...
Вера Николаевна замолчала, погрузившись в воспоминания. Перед глазами встала картина трёхлетней давности: сестра вваливается посреди ночи с чемоданом, вся в слезах — очередной ухажёр выгнал. И ведь знала, что непутёвый человек, что пьёт, что руки распускает. Но нет — влюбилась, как девчонка, продала свою квартиру, к нему переехала... А теперь что? Опять на сестринскую шею?
— Я ведь не против помочь, — уже спокойнее продолжила Вера. — Денег занять надо — дам, сколько смогу. Поговорить, поплакаться — приходи. Но жить у меня? Нет. Хватит.
— Бабуль, — Маша пересела на подлокотник кресла, обняла бабушку за плечи. — Ну куда ей идти? На улицу?
— А я при чём? — вздохнула Вера Николаевна. — Я её что ли, квартиру продавать заставляла? Я ей говорила — не связывайся с этим алкашом. Но нет — "любовь-морковь", "он исправится"... В её возрасте — и такие глупости! А теперь я виновата?
В комнате повисла тяжёлая тишина. Только тиканье старых настенных часов — тоже памяти о муже — нарушало молчание. Наталья украдкой вытерла слезу:
— Мам, но ведь ты всегда говорила, что семья — это главное...
— Говорила, — кивнула Вера. — И сейчас говорю. Только вот что я поняла, доченька... — Она помолчала, подбирая слова. — Семья — это когда все друг о друге заботятся. А не когда один тянет, а остальные на шее сидят. Я всю жизнь для всех старалась. А обо мне кто подумал? Кто спросил — а может, мне тоже отдых нужен? Может, я хочу просто пожить спокойно, по-человечески, в чистой квартире, где никто не храпит на диване, не разбрасывает вещи, не качает права?
— Но ведь тётя Люда... — начала было Маша.
— Что "тётя Люда"? — перебила Вера. — Она взрослый человек. Сама выбрала — сама пусть и расхлёбывает. У неё, между прочим, сын есть. Пусть к нему едет.
— Так Сашка же в однушке с женой и двумя детьми, — напомнил Андрей. — Куда им ещё...
— А ко мне, значит, можно? — вскинулась Вера. — У меня, между прочим, тоже не дворец! Двушка хрущёвская, сами знаете. И имею я право пожить в ней спокойно! Имею право решать, кого пускать, а кого нет!
Она снова замолчала, переводя дыхание. В горле стоял предательский ком — всё-таки сестра родная... С детства вместе, всю жизнь рядом. И характер у Люды — золотой. Добрая, отзывчивая. Вот только бестолковая до невозможности. Вечно в какие-то истории влипает, вечно её все обманывают, используют...
"Нет, — твёрдо сказала себе Вера. — Хватит. Сколько можно быть жилеткой для всех? Я тоже человек. Я тоже имею право на свою жизнь."
— В общем, так, — она поднялась из кресла. — Решение моё окончательное. Не пущу я её. И давить на жалость не надо — не поможет. Всё, разговор окончен.
Наталья с мужем переглянулись. Машка надула губы — вся в мать, такая же сердобольная. Вера знала — будут ещё уговоры, будут попытки разжалобить. Но решение она приняла твёрдо.
Когда родные наконец ушли, Вера Николаевна долго стояла у окна, глядя, как они садятся в машину. Вот Наталья обернулась, помахала рукой. Вера помахала в ответ, через силу улыбнувшись.
А потом опустилась в кресло и разрыдалась. Плакала долго, навзрыд, как не плакала уже много лет. Всё копилось, копилось внутри — и прорвалось. Боль за сестру, которую жалко до невозможности. Обида — за то, что вечно приходится быть сильной, вечно всех тащить... Усталость — накопленная за годы ухода за больными родителями, мужем, нескончаемых проблем то с одними родственниками, то с другими...
— Господи, — шептала она сквозь слёзы, — дай мне сил... Может, я не права? Может, надо пустить? Ведь сестра же родная...
Но тут же вспомнила, как было в прошлый раз. Как Люда, поначалу тихая и благодарная, постепенно вошла в раж. Стала командовать, учить жить, критиковать — то не так, это не эдак... Как занимала ванную по часу, а потом возмущалась счетами за воду. Как приводила подруг — судачить на кухне до поздней ночи. Как "одолжила" почти всю пенсию — и до сих пор не отдала...
"Нет, — снова сказала себе Вера. — Я всё решила правильно. Я имею право жить своей жизнью. Имею право на покой в собственном доме."
Она вытерла слёзы, поднялась. Прошла на кухню, привычно загремела чайником. За окном моросил всё тот же нудный осенний дождь. На душе было тяжело, но... спокойно. Как будто огромный груз — груз вечной ответственности за всех и вся — наконец начал падать с плеч.
"Может, я эгоистка? — думала Вера, помешивая ложечкой чай. — Может, чёрствая? Но ведь должен же быть предел? Должна же я хоть когда-то подумать о себе?"
Тихо тикали часы — те самые, которые когда-то купил Виктор. Как он говорил? "Веруня, ты слишком добрая. Все на шею сядут — спасибо не скажут." А она отмахивалась — как можно родным отказать?
Теперь вот научилась. Поздно, конечно. Но лучше поздно, чем никогда...
***
Телефонный звонок раздался ближе к полуночи. Вера Николаевна как раз собиралась ложиться — намазала больные колени мазью, приготовила таблетки на утро. Звонила Наталья:
— Мам... Тётя Люда в больнице.
Сердце ёкнуло, пропустило удар:
— Что? Как в больнице? Что случилось?
— Сергей этот её... — голос дочери дрожал. — Избил сильно. Она к соседям убежала, они скорую вызвали...
Вера опустилась на край кровати. В ушах зашумело:
— В какой больнице?
Через полчаса она уже ехала в такси. Всю дорогу корила себя: "Как же так? Знала ведь, что этот урод руки распускает. Знала! Надо было настоять, чтобы к себе переехала. Гордость свою дурацкую показывала... А теперь что?"
В приёмном покое их встретил хмурый врач:
— Ушибы, гематомы... Подозрение на трещину в ребре. Но жить будет, не волнуйтесь.
Люда лежала бледная, осунувшаяся. Под глазом наливался синяк, губа разбита. Увидела сестру — и разрыдалась:
— Верочка... Прости меня, дуру старую...
Вера присела на край больничной койки, обняла осторожно:
— Ну что ты, сестрёнка... Это ты меня прости. Права ты была — надо было давно от него уходить.
— Куда уходить-то? — всхлипнула Люда. — Квартиру-то я... это самое... переписала на него. Он обещал, что поженимся...
Вера так и застыла:
— Как... переписала?
— А вот так, — Люда снова разрыдалась. — Дура я, дура... Он говорил — зачем нам лишние расходы на оформление брака? Давай, мол, сразу на меня перепишешь... Всё равно вместе жить будем... А как переписала — он словно подменился. Пить начал каждый день, драться...
Вера молчала, гладя сестру по седеющим волосам. Внутри всё кипело — и от жалости к непутёвой сестре, и от злости на этого подонка, и от собственного бессилия...
— Ничего, — наконец сказала она твёрдо. — Прорвёмся. Вот что, сестрёнка... Как выпишут — ко мне поедешь. И никаких возражений!
— Верочка... — Люда попыталась возразить. — Ты же говорила...
— Мало ли что я говорила! — отрезала Вера. — Ситуация изменилась. Поживёшь пока у меня, а там разберёмся. К юристу сходим — может, можно что-то с квартирой сделать...
На следующий день Вера собрала семейный совет — уже у себя дома. Наталья с Андреем приехали сразу, как только позвонила. Даже Машка примчалась с учёбы.
— Значит так, — Вера обвела взглядом родных. — Ситуация у нас сложная, но решаемая. Во-первых, надо заявление в полицию написать — этот урод ответит за всё. Во-вторых, нужен хороший юрист...
— Я узнаю, — тут же вызвался Андрей. — У меня на работе есть знакомый адвокат, как раз по жилищным делам специализируется.
— Отлично. И ещё... — Вера замялась. — Люда поживёт у меня. Сколько потребуется.
Наталья с дочерью переглянулись. Машка просияла:
— Бабуль, ты же говорила...
— Знаю, что говорила! — перебила Вера. — Но... Пересмотрела я свою позицию. Да, я хочу жить спокойно. Да, имею право на личное пространство. Но есть вещи важнее...
Она помолчала, собираясь с мыслями:
— Понимаете... Я ведь правда устала быть вечной палочкой-выручалочкой. Но это не значит, что надо в другую крайность бросаться. Нельзя от одной жертвенности к другой кидаться — то всё для других, то только для себя... Тут середину найти надо.
— И как её найти, эту середину? — тихо спросила Наталья.
— А вот как, — Вера распрямила плечи. — Будем учиться договариваться. Люда поживёт у меня — но по правилам. Не как раньше было. Составим, так сказать, договор о сосуществовании. Будет помогать по хозяйству, участвовать в расходах — пенсию-то она получает. И главное — будет уважать мои границы. Хочу побыть одна — значит, одна. Хочу тишины — значит, тишина. Ясно?
— Ясно, — улыбнулась Наталья. — А ты изменилась, мам...
— Жизнь заставила, — вздохнула Вера. — Поздно, конечно, но лучше поздно, чем никогда... И знаете что? — она обвела взглядом притихших родных. — Может, оно и к лучшему, что всё так вышло. Я ведь поняла важную вещь: семья — это не когда все друг другу должны. А когда все друг друга поддерживают. Но при этом уважают личные границы каждого.
Через неделю Люду выписали. Вера встретила её у больницы, помогла донести сумку до дома. В квартире уже всё было готово — застелена кровать в маленькой комнате, расчищено место в шкафу...
— Вот что, сестра, — сказала Вера, когда они устроились на кухне с чаем. — Давай сразу договоримся. Я тебя принимаю — от всего сердца. Но есть условия...
Они проговорили до поздней ночи. Было много слёз, объятий, воспоминаний... Но главное — было понимание. Впервые за долгие годы сёстры по-настоящему услышали друг друга.
А через месяц случилось чудо — знакомый адвокат Андрея нашёл лазейку в договоре дарения квартиры. Оказалось, Сергей успел наделать долгов, не платил за коммуналку... В общем, квартиру удалось вернуть. Правда, пришлось побегать по судам, потрепать нервы... Но оно того стоило.
Люда осталась жить у сестры — уже не от безысходности, а по обоюдному желанию. Бывало всякое — и ссорились, и обижались друг на друга. Но главное — научились уважать личное пространство друг друга. Люда завела себе хобби — стала ходить на курсы компьютерной грамотности для пенсионеров. Вера наконец-то записалась в бассейн — о чём мечтала много лет...
— Знаешь, — сказала как-то Люда, когда они сидели вечером на балконе, любуясь закатом, — а ведь ты была права тогда... Насчёт того, что каждый должен быть хозяином своей жизни.
— Была, — кивнула Вера. — Только вот что я поняла... Быть хозяином своей жизни — это не значит отгородиться от всех глухой стеной. Это значит научиться строить здоровые отношения. Где все уважают друг друга.
Они помолчали. С улицы доносился детский смех, шелестели листвой тополя во дворе... Жизнь продолжалась — со всеми её сложностями и радостями. И главное — они учились жить этой жизнью по-новому. Учились быть по-настоящему близкими, оставаясь при этом свободными.
Рекомендую почитать: