«Улитка на склоне»: а вас, мужчина, тут не стояло!!!⁠⁠

Перечитывая ня днях «Улитку на склоне» братьев Стругацких, застрял на эпизоде, к отором Кандид приводит Наву к её матери в Город – ну вот ощущается на подсознательном уровне этот эпизод как омерзительный, но – почему?

Признаюсь, понадобилось некоторое время, чтобы обдумать, что же тут такого мерзкого. Делюсь выводами.

Коротко напомню суть эпизода. Кандид, бывший пилот вертолёта, которому оторвало при аварии голову (которую местные жители впоследствии успешно вернули на место), ставший после аварии простодушным деревенским Молчуном – ведёт в Город некую Наву, чтобы найти мать Навы и вернуть ей дочь. В деревне, где живёт Молчун, Наву нарекли его женой, она и сама называет Кандида мужем, но судя по всему, Нава – не просто юная девушка, она совсем ещё девчонка, и что такое муж и жена – представляет себе весьма смутно. Для неё муж – это человек, с которым можно поговорить («Давай тогда поговорим. А то мы со вчерашнего дня не говорили. Давай?»),  который заботится о ней и защищает её («Ты меня им не отдавай, Молчун, я не хочу с ними, я хочу с тобой»). Вполне взрослый, в отличие от Навы, Кандид чётко определяет их отношения при встрече с Подругами: «Какая она мне жена? Она мне дочь».

И вот Кандид приводит Наву в Город. Приводит к её матери, к Подругам – Жрицам Партеногенеза, представительницам прогресса. Приводит, с риском для жизни отбив Наву у Воров, что встретились им по пути.

Как же встречают его прекрасные амазонки?

Первое, что слышит Кандид – шквал сальных шуточек с отчётливо различимым сексуальным подтекстом. В свой адрес, в адрес Навы, в адрес матери Навы. Следом – в ответ на вопросы Кандида – нарочито пренебрежительное «Послушай, милая моя, он что-то спрашивает. Этот козлик – он чего-то хочет». Не отстаёт от Подруг и мать Навы, обращаясь к своей дочери: «Ты пока ещё ничего не понимаешь... Он никому не нужен, он лишний, они все лишние, они ошибка...» Всё это – намеренно игнорируя Кандида, делая вид, что не могут расслышать его вопросов. И обсуждая его же, Кандида, в третьем лице: «Они идут и гниют на ходу, и даже не замечают, что не идут, а топчутся на месте… А в общем-то, пусть идёт, для Разрыхления это только полезно. Сгниёт – полезно. Растворится – тоже полезно…» В завершение одна из Подруг наконец-то снисходит до общения с Кандидом: «Мужья нам, во всяком случае, не нужны. Не нужны, не нужны, успокойся… Попытайся хоть раз в жизни не быть козлом… Попытайся представить себе мир без козлов…» Хотя из текста повести как-то не совсем очевидно, в какой это такой момент Кандид набивался своей собеседнице в мужья. Его взгляд она, видите ли, перехватила. О да, смотрит на женщину, с которой разговаривает – ну всё, понятно, чего хочет, однозначно козёл.

Основной вопрос, который возникает в процессе знакомства с этим эпизодом повести – это вообще чего такое сейчас было? Для начала, не хочет ли мать Навы поблагодарить Кандида за то, что вернул ей дочь, рискуя жизнью? С какого такого бодуна Подруги называют Кандида (впервые в жизни увидев его и ничего про него не зная, кроме того, что он вернул матери дочь) сначала козликом, а потом и попросту козлом? Он что, лично каждую из них чем-то обидел, оскорбил или унизил? Ах да, задал несколько наивных вопросов. Ах, да, немытый и нестриженный – ну так ведь Подруги же как представительницы прогресса заботливо расставили по всему Лесу душевые и парикмахерские, да? На каком основании Подруги считают прочих обитателей Леса, кроме самих себя, ошибкой? На основании своих грандиозных способностей «делать живое мёртвым, не убивая» (вероятно, так, как это сотворила одна из Подруг с рукоедом на глазах у Кандида)? Своей жизнью, напомню между делом, Кандид обязан им самым – «лишним», «козликам», «ошибкам» – это они, его разговорчивые односельчане, вернули ему голову на место, попутно, по некоторым предположениям, ещё и слегка адаптировав его организм к местным условиям. Только, в отличие от Подруг, односельчане Кандида своими способностями не кичатся.

В общем, после прочтения эпизода с Подругами у меня сложилось впечатление, что козёл – это главным образом сами Подруги, но уж никак не Кандид. Судя по стилю общения – это вообще не представительницы прогресса, а какие-то сбродные колхозные хабалки, торговки из местного сельпо, случайно встретившиеся Кандиду на пути к Городу и выдающие себя за прогресс.

Не будем забывать: вывод о Подругах как о вершине прогресса – это вывод Кандида. «Это хозяева. Они ничего не боятся. Они командуют мертвяками. Значит, они хозяева». Встреться завтра Кандид с теми, кто командует Подругами, а не то и вовсе считает тех овцами и ошибкой – кто знает, возможно, мнение Кандида о хозяевах переменилось бы.

В самом деле: ни читателю, ни Кандиду не ведомо, каким образом достались Подругам некие выдающиеся способности – так что не исключено, что вообще по досадному недоразумению – оказались в правильном месте в правильное время, или просто рядом стояли, магическим облаком накрыло,  колдовским вихрем зацепило, или волшебный паучок покусал, ощутили, осознали, прониклись – и давай самоутверждаться над козлами, в срочном порядке навёрстывая упущенное. Настоящий прогресс, возможно, сидит в паре километров дальше в истинном Городе и недоумевает: чегой-то меня местные не навещают, никак, не верят в моё существование? Подруги же тем временем перехватывают путников на пути к Городу и сообщают, мол, мы – это прогресс, а вы, ребята – лишние, ошибка и козлы. Если так – то схема далеко не нова.

Конечно, можно было бы предположить, что оскорбительное высокомерие прогрессивных над отстающими – типично для Стругацких, но вспомните хотя бы их же «Трудно быть богом»: вспомните, как уважительно и почтительно беседует Румата Эсторский с «дикарём» Будахом, как завершает беседу словами «сердце моё полно жалости».

В общем, не всё так однозначно, как кажется на первый взгляд.