Твоё будущее — это металл: что такое японский киберпанк и почему он настолько безумен [2/2]⁠⁠

Через три года выйдет сиквел — «Тэцуо 2: Человек-молот» (1992), который многие фанаты первого фильма справедливо обвинят в уходе от незабываемой атмосферы оригинала к чистому жанру, ведь вместо чёрно-белого ада, получился стильный экшен про перестрелки киборгов на заводе. Цукамото снимает продолжение в цвете — тёмно-синяя цветовая гамма теперь напоминает о «Терминаторах» и «Чужих», да и сам фильм стал гораздо более развлекательным.

У бизнесмена, счастливо живущего со своей семьёй, группа скинхедов похищает и убивает на глазах маленького сына. Ярость героя достигает такой точки, что у него из руки вырастает оружие, с помощью которого он начинает мстить.

Режиссёр опять примеряет на себя образ антагониста — руководителя скинхедов, а бизнесмен, превратившийся в человека, плоть которого теперь несёт смерть, становится эдаким божеством у бритоголовых сектантов-бодибилдеров, стремящихся обратить свои тела в средства тотального разрушения.

Здесь фраза: «оружие — это продолжение руки» приобретает буквальное значение — во второй половине фильма герой, обросший железом, уничтожает своих почитателей, чтобы потом встретится с их главарём и узнать жуткую правду о своём прошлом. В момент окончательной потери человеческого облика героем, злодей восхищённо орёт: «Happy birthday to you!» — уже второй раз на наших глазах происходит рождение нового вида, и выглядит это не менее эффектно, чем в первом фильме.

Примечательно, как у Цукамото главным персонажем в двух «Тэцуо» становится самый обычный скучный японец из среднего класса — намёк на то, что грядущие изменения затронут все социальные слои общества. Источником чудовищных трансформаций здесь является не метафизический вирус, а ненависть: превратившись в гигантский танк, увидев красоту в разрушении, бизнесмен, так же, как и первый Тэцуо, отправляется в путь — наконец-то уничтожать этот мир.

Тем временем Тарантино настолько понравился дебютный фильм Цукамото, что он даже предложил японскому режиссёру поддержку в следующем проекте.

После «Тецуо 2» Квентин Тарантино связался со мной, потому что он хотел спродюсировать «Тецуо 3», и я подумал, что да, я могу это сделать. Но у меня не было сюжета или истории. Я начал размышлять об этом, начал писать сценарий, но это заняло очень много времени. Слишком долго — так долго, что в итоге ничего не получилось. Мой процесс был слишком медленным.

Синъя Цукамото (интервью для Dazed, 2015)

Потом у Цукамото выйдет «Токийский кулак» (1995) про бокс, а также «Балет пуль» (1998) — криминальный нуар про влечение к оружию. Правда, они уже будут иметь крайне слабое отношение к японскому киберпанку. В них всё ещё можно разглядеть какие-то элементы жанра, ну а к самому «Тэцуо» режиссёр вернётся только в XXI веке, сняв третью часть в 2009-м.

Сёдзин Фукуи помогал Цукамото создавать его дебют — подсмотрев у другого, как можно делать фильмы, он принялся творить свои. И если до этого кому-то казалось, что «Тэцуо» — это самый сумасшедший фильм на свете, картины Фукуи наглядно убедят их в том, как же жестоко они ошибались.

Сёдзин Фукуи тоже был крепко связан с музыкой: в начале своей карьеры, ещё будучи студентом, он играл в группе, а потом, получив работу в видео-продакшне, стал снимать концерты, спектакли и современное искусство.

В 1988-м, во время съёмок первого «Тэцуо», Фукуи работает над экспериментальной 30-минутной короткометражкой Caterpillar («Гусеница»), в которой практически отсутствует сюжет. На тёмной сцене в каком-то клубе играет панк-группа, а в это время три героя — парень в метро, девушка на улице и женщина в кимоно, сидящая где-то в парке — медленно сходят с ума. Потом к ним присоединится юноша-андроид, медленно бредущий по безлюдным подворотням. Иногда на экране будет появляться человеко-гусеница, с металлическим телом и с маской вместо головы, с невообразимыми конвульсиями передвигающаяся куда-то вдаль.

На фоне — индастриал, сборище звуков, записанных самим режиссёром, какие-то фразы, которые невозможно разобрать, что-то постоянно гудит, звенит, чавкает и свистит, а камера раскачивается из стороны в сторону, стремясь укачать вместе с собой и зрителя.

Герои потеряны в городе, шатаются без цели, словно лишились смысла существования или отчаянно пытаются его отыскать. Их душевное состояние находится на грани — это станет основным мотивом во всём творчестве Фукуи. Здесь он пытается по-своему визуализировать безумие, постепенно уходя от эстетики Цукамото к собственной — индастриал-психозу. Что говорить, тут даже титры будто в бешенстве пытаются вырваться за пределы экрана.

Фукуи отмечал, что особое влияние на него оказали: «Бегущий по лезвию» (1982), «Рассвет мертвецов» (1978), экспериментальная короткометражка «Восход Скорпиона» (1963) Кеннета Энгера, а также «Одержимая» (1981) и «Колдун» (1977).

А в 1991-м он снимает «Пиноккио 964» — ещё один важнейший фильм в истории японского киберпанка, наглядно демонстрирующий развитие жанра. Чёрно-белая стилистика «Тэцуо» заменяется дешёвым цветным цифровым сумасшествием, а речь уже идёт не о телесных изменениях, а об изменениях психических, наваливающихся и ведущих к катастрофическим последствиям.

На его создание режиссёра вдохновило знакомство с одной независимой группой, про которую Фукуи очень захотел сделать полнометражный фильм. Её вокалист должен был сыграть там главную роль, но незадолго до съёмок он умер. Работы длились полгода, и также, как и в случае «Тэцуо» — это было крайне тяжёлое время для всей группы.

Описать сюжет картины, на самом деле, достаточно тяжело — история разворачивается вокруг выкинутого на улицу секс-раба Пиноккио, лишённого памяти и индивидуальности в лаборатории, где из людей делают живых кукол для извращенцев. Его подбирает девушка Кимико, живущая в канализации, а сам герой, не понимая, кем является на самом деле, начинает переживать тяжелейшие психологические страдания.

Город тут — это сплошные подземные переходы, метро, узкие тёмные улочки, безликие торговые центры. Фукуи выстраивает из современного ему Токио стерильно-мерзкий футуристичный ландшафт, в котором так легко потеряться. Недаром основным занятием Кимико является составление карты мегаполиса: она сидит на улицах и, рассматривая в бинокль урбанистический пейзаж, вырисовывает карандашом лабиринт бетонных джунглей, пытаясь найти тут хоть какую-то логичную структуру.

Встретив Пиноккио, она заново учит его разговаривать, а тот, влюбившись, вдруг частично обретает память. «Что со мной?» — истошно вопит потерявший личность секс-раб, столкнувшийся с кризисом идентичности, не способный больше выносить мучения своего пробуждающегося разума.

Фукуи отмечал в интервью, что фильм снимали практически без денег, почти вся команда состояла из членов его музыкальной группы, большинство декораций для картины они добывали на свалке, а обычную кресло-каталку из больницы умудрились использовать как операторскую тележку.

У нас был настолько маленький бюджет, гораздо меньше, чем у среднего фильма уровня В или даже С.

Сёдзин Фукуи

Мы покупали старьё на вес в килограммах, чтобы потом можно было из этого что-то слепить и использовать в фильме.

Сёдзин Фукуи

Сами съёмки проводили партизанскими методами прямо на улицах среди обычных прохожих — несмотря на то, что Фукуе удавалось получать разрешения у властей, многие сцены «Пиноккио 964» создавались незаконно. Например, один из самых диких и впечатляющих эпизодов, где герой несётся по заполненным людьми улицам, истошно вопя и грохоча цепями.

Когда я использую в своих фильмах пешеходов, интереснее применять партизанскую тактику. Для подобных сцен с бегом лучше всего подходит именно этот стиль. Но для неспешной прогулки обязательно нужно разрешение, иначе быстро приедет полиция.

Сёдзин Фукуи (интервью для Midnight Eye, 2009)

Сам режиссёр назовёт свой фильм индустриальным нойз-панком, что, наверное, наиболее точно определяет тематическую направленность картины.

В интервью по поводу выхода фильма на DVD Фукуи сказал следующее:

Идея «Пиноккио 964» родилась из философского вопроса, который меня волновал. Что будет, если доминирующая сила, рождающаяся, когда душевные муки больше порога физической выносливости, выйдет из-под контроля?

Сёдзин Фукуи

Фукуе было важно показать пограничное ментальное состояние, которое, в отличие от физических изменений «Тэцуо», очень сложно визуализировать. Деформация плоти — это одно, деформация духа — совсем другое. Фукуи уводит японский киберпанк в другую сторону: в его мире люди не превращаются в груды металла, они просто теряют рассудок.

https://leonardo.osnova.io/b9027053-af0e-5a51-901e-80865a0ce...

Пытающийся обрести своё «я», страдающий от трансцендентного кризиса Пиноккио – это меняющийся в преддверии нового века человек, просто мысленно не поспевающий за мчащимся на предельных скоростях миром.

Удивительно, как при всём происходящем бреде, в фильма получился крайне трогательный финал, повторяющий мотив, заданный в работе Цукамото — герой здесь также, в результате страданий, обретает новую форму, позволяющую ему комфортно жить в наступившем будущем.

«Пиноккио 964» сначала показывали только в одном кинотеатре по ночам, до тех пор, пока слухи о сумасшедшей и необычной ленте не разлетелись по округе. После этого на каждом сеансе начался аншлаг, все желающие едва умещались в зале, а затем Фукуи отправился со своей лентой в своеобразное турне по Японии, будто это был настоящий концерт. Картину смотрели не как кино, а как музыкально-визуальный перформанс, и в таком формате она прекрасно заходила зрителям.

Следующей работой Фукуи стала вышедшая в 1996-м «Любовь к резине». Режиссёру потребовалось пять лет, чтобы сделать этот фильм.

В этот раз он меняет стиль и снимает на чёрно-белую плёнку — резиновый костюм из латекса, которому в картине уделялось отдельное внимание, плохо выглядел в цвете. Вместо города, почти всё действие разворачивается в одной комнате. Широкие индустриальные проспекты сменяются замкнутой клаустрофобной локацией.

В подземной секретной лаборатории несколько учёных проводят эксперименты на живых людях, пытаясь с помощью наркотиков и специального резинового костюма обнаружить новые возможности человеческого мозга. Но босс корпорации решает прикрыть финансирование проекта и отправляет туда секретаршу Кико, которая из-за своего любопытства оказывается в самом эпицентре жутких опытов.

Один из подопытных — Шимико, потерявший в результате испытаний память, начинает выходить из-под контроля и вместе с Кико решает отомстить безжалостным учёным и сбежать.

И на этот раз съёмки тоже проходили с трудностями. Например, актёры жили на площадке в огромном арендованном ангаре, мало ели и почти не разговаривали друг с другом.

Разговаривать было запрещено. Было очень тихо. Таким образом, актёры могли чувствовать себя очень разделёнными.

Сёдзин Фукуи (интервью для Midnight Eye, 2009)

Фукуи хотел снять кино об экстрасенсорных способностях, а в Японии в это время как раз стали развиваться БДСМ-клубы. Совместив две интересующие его темы вместе, он органично сплёл из них сюрреалистично-фантастический хоррор, заметно отличающийся от всех других фильмов японского киберпанка.

Но, тем не менее, «Любовь к резине» продолжает развивать идеи, заложенные в «Пиноккио» — эксперименты корпораций, вторжение технологий в личную жизнь, сексуальные девиации, сосуществование между плотью и металлом, устаревшее и простое оборудование, физические и психические мутации.

Визуально — это такое же нервное, скачущее изображение, отрывистые планы, снятые почти вплотную лица. Вся лаборатория заставлена различными приборами, компьютерами и мониторами, завалена проводами и плёнками — та самая свалка, «индустриальный мусор» из «Тэцуо» и здесь находит своё место.

В каком-то смысле второй полнометражный фильм режиссёра оказался жёстче и экстремальнее его дебюта — продолжительная сцена изнасилования, пытки, садизм, человеческие страдания, постоянные крики и общая атмосфера ирреального психоза делают просмотр максимально некомфортным. Всё это местами напоминает известную серию японских ультражестоких псевдо-снафф фильмов «Подопытная свинка», снятых во второй половине 80-х. Фукуи отмечал, что некоторым зрителям во время ночных показов его картины становилось плохо, а кого-то даже тошнило.

Опять же, основное отличие стиля Фукуи от «Тэцуо» в рамках японского киберпанка — это упор на ментальные изменения человека, вызванные непосредственным влиянием технологий. В лаборатории подопытным вкалывают наркотик эфир, а воздействие костюма, трущегося о кожу, вызывает экстрасенсорные способности. Сознание покидает пределы тела, а «суперсила рождается, когда душевные муки больше физической выносливости».

При этом «Любовь к резине» наполнена впечатляющими сценами — в одной из них Шумико, обретший новые возможности, поднимается в своём резиновом костюме, обвешанный проводами, экранами и трубками, напоминая собой очередное технологическое чудовище, сплав человека и машины, воплощение технического прогресса.

«Что будет с душой, когда тело перестанет существовать?» — с этой мыслью режиссёр работал над «Пиноккио 964» и «Любовью к резине», стремясь как раз разрушить установившуюся гармонию между душой и плотью. И Фукуи опять концептуально повторяет финал «Пиноккио», завершая фильм рождением уникальной формы жизни, не способной вызвать ничего, кроме ужаса.

Иногда в своих фильмах я занимаюсь деконструкцией киноприёмов, а иногда создаю совершенно новые. Вообще мне действительно хочется создать что-то отличное от того, что делают другие.

Сёдзин Фукуи (из интервью 2004 года)

…деструктивность затрагивает даже историю, которая в итоге разрушается.

Сёдзин Фукуи (из интервью 2004 года)

Тема разрушения проходит через всё его творчество, как и в принципе через весь японский киберпанк. Фукуи дробил сознание своих героев на части — и то же самое он делал с устоявшимися кинематографическими формами.

После «Любви к резине» японский киберпанк затухает. Наступают 2000-е, на главной сцене теперь Такеши Китано и Такаси Миике, в кинотеатрах — «Феерверк» (1997), «Звонок» (1998), «Кинопроба» (1999), «Королевская битва» (2000), «Пульс» (2001), «Ичи-киллер» (2001). Времена изменились, закончился век, а фильмы-предупреждения больше не нужны — они просто почти сбылись.

Когда, казалось бы, японский киберпанк уже окончательно умер, его отец и основатель Сого Исии возвращается к своему творению и, по сути, ставит в нём финальную точку, снимая в 2001 году 55-минутный чёрно-белый фильм «Электрический дракон 80 000 Вольт».

«Глаз Дракона» Моррисон в детстве получил удар током, после чего обрёл способность управлять электричеством. Он любит ящериц и занимается розыском рептилий, а на ночь приковывает себя к кровати, чтобы во сне не выпустить на свободу свои необузданные природные силы. Однажды он сталкивается с Громовым Буддой, половина лица которого скрыта железной маской — ещё одним сверхчеловеком, управляющим радиоволнами и устраивающем самосуд прямо на улицах. В итоге эти двое обязаны сойтись в решающей схватке друг с другом.

Исия, несмотря на прошедшие годы, не потерял хватку и по-прежнему снимает драйвовое, бунтарское кино, только в этот раз — более сказочное, фантастичное, похожее на комикс, будто в последний раз оглядываясь на жанр, у истоков которого он стоял.

https://leonardo.osnova.io/171372f6-cebf-5071-a70f-3fb53e4fb...

Он старательно соблюдает панковский дух — в фильме постоянно на заднем фоне кричит невидимый рассказчик и появляются надписи, в духе «Он проводит электричество! Он разговаривает с рептилиями! Он настоящий мужик!». Иероглифы искрятся, рассыпаются на части, да и всё здесь будто пропитано зарядами тока.

И опять опутанный проводами мегаполис: антенны, здания, спутниковые тарелки, и главное — мобильные телефоны, которые появляются в руках у горожан. В одной из сцен криминальный босс крутит мобильник как револьвер и засовывает его в своеобразную кобуру у себя на поясе. Маленькая деталь, но как же она бросается в глаза — время монструозных аппаратов уходит в прошлое, технический прогресс всё же одержал верх и окончательно проник во все сферы жизни.

Громовой Будда так вообще, чтобы выслеживать свои цели, активно пользуется компьютером и GPS — наступление 2000-х сделало мусорно-индустриальную стилистику жанра устаревшей.

Тут крайне мало диалогов и очень много музыки. Ещё бы, Исия не упускает шанса наполнить фильм всеми переливами электрической гитары и шумом барабанов: будто опять смотришь не кино, а слушаешь безбашенный панк-концерт.

Камера, как в первых его фильмах, неуправляема — летит над асфальтом и тротуаром, выворачивается наизнанку, крутится во все стороны, а чёрно-белая картинка придаёт всему этому бардаку какую-то трогательную ностальгию.

В какой-то момент Моррисон в кожаной куртке начинает играть на сломанной гитаре и будто прекращается в дух самого панка, того, что правил страной в 80-е и ещё живущего в Сого Исии, скучающем по прошлому. Оглушающая какофония звуков обладает физической силой — бытовые приборы во время исполнения взрываются и искрятся, окна разлетаются на кусочки, а «Глаз Дракона», как и положено, разбивает музыкальный инструмент о сцену и вырывавшись на свободу, несётся по улицам. Весь город позади него начинает мигать огнями из-за невероятной энергии, созданной импровизированным концертом.

Этим фильмом Исия как бы частично продолжает темы Цукамото и Фукуи, но тут разрушительным отношениям человека и технологий придаётся другая форма — два супергероя, не способные полностью контролировать свои силы, не трансформируются в чудовищных созданий, а насилие и жестокость выведены за рамки. На экране и вне кадра все просто безудержно веселятся, будто это последнее выступление любимой с детства группы.

И Исия снова снимает кино, которое больше полагается на чувства, нежели на историю — музыка и изображение сливаются в несущийся анархический визуально-звуковой ряд, который стоит вне рамок логики и классической киноформы. На титрах всё скатывается в хаос, словно накопившееся за эти годы и за время просмотра напряжение наконец-то взрывается, стремясь напоследок вышибить последние мысли из головы несчастного зрителя.

А японский киберпанк действительно заканчивается — главные режиссёры покидают жанр. Сёдзин Фукуи на десять лет уйдет из кино и займётся видеопродакшеном, Синъя Цукамото продолжит актёрскую и режиссёрскую карьеры, но это будут уже совсем другие фильмы, а Сого Исия тоже снимет несколько картин в XXI веке, правда они не смогут потягаться тем, что он творил в своей бунтующей юности.

В 90-е Японию ожидал тяжёлый финансовый кризис и «потерянное десятилетие» — ещё один удар по экономической утопии, по банкам и корпорациям, по государству в конце концов. И опять искусство обогнало жизнь, а полунищие музыканты оказались дальновиднее глав многомиллиардных компаний.

Удивительно, как получились тематически похожи друг на друга «Акира» (1987) и «Тэцуо» (1989). Синья Цукамото в интервью говорил, что не вдохновлялся аниме Кацухиро Отомо, а значит действительно было там что-то в воздухе, витало между небоскрёбами, заставляя творческих людей мыслить одинаково.

Токио уже тогда напоминал город будущего, словно здесь давно наступил киберпанк. Возможно, поэтому режиссёры-бунтари видели то, что другие не видели, ощущали то, что до других дойдет только через несколько лет.

Кино менялось так же, как менялась реальность за окном — истории о якудза и самураях приелись, новое поколение закономерно требовало себе новых героев. При этом, обретающие голос субкультуры становились всё более шумными, и они тоже хотели что-то про себя снимать.

Японский киберпанк оказался локальным и очень недолговечным жанром. Всего несколько режиссёров, горстка фильмов и главенствующая идея, насквозь проходящая через все картины движения — жуткий постчеловек, появляющийся на горизонте настоящего.

Вызывающие визуальные и звуковые приёмы не оставляющие и кирпичика от фасада классического японского кино. Разрушение привычной структуры посредством экспериментов — это был истинный авангард, контркультурный укол прямо в мозг, попытка докричаться до упоённых прогрессом.

И музыка — японский киберпанк и панк-сцена были связаны так же, как Тэцуо был связан со своими стальными механизмами. Они дополняли друг друга, подпитывали, передавали идеи. Это просто не могло возникнуть в другое время и в другом месте — Япония 80-х стала инкубатором для концептов и метафор, которые на голову опередили своё десятилетие.

Уничтоженный посредством индастриала звук, изнасилованное безумным оператором изображение — они разрушали, как настоящие варвары, давно укоренившиеся иерархии, ещё более обнажая это возникающее несоответствие между живым и искусственным, между модерном и постмодерном, между формой и содержанием.

Во всех этих фильмах можно ясно увидеть тревогу и беспокойство, предчувствие апокалипсиса, конца света, при котором привычная реальность исчезнет, а на её месте возникнет другая. Та, где технологии возьмут верх над человеческим, где люди окажутся связаны проводами и трубами с железными машинами. Что ж, с последним немного ошиблись, но всё остальное — сбылось.

Тогда, в 80-х, группа японских режиссёров-любителей сотворила пророчество — на исходе тысячелетия они в страхе увидели, что грядёт. Трансформация тела предрекла трансформацию духа: из нас не выросли железные шипы, зато мы все стали технологическими наркоманами, не способными прожить и дня без металлического прямоугольника в своих руках, без социальных сетей и пожирающего свободное время цифрового пространства.

Сегодня дети практически рождаются с айпадами в руках — знай это авангардисты 80-х, они бы с удовольствием поставили очередную шокирующую сцену, где ребёнок и планшет сливаются вместе в тошнотворную массу. Человек и компьютер действительно сплелись в единое целое — пусть это вышло не так зрелищно, как в «Тэцуо», но это всё же случилось. Если не физически, то ментально. И кто знает, что из этого хуже.

Пройдя путь от разухабистых байкерских анархических протестов до телесных трансформаций и психических страданий, японский киберпанк оказался злее, жёстче и правдивее своего западного собрата. Когда в Голливуде строили декорации городов будущего, на Востоке вовсю кричали об опасности грядущих перемен.

Собранные из мусора, сделанные вручную, сейчас эти картины выглядят отчаянным посланием, и после них становится понятна такая простая и до боли очевидная мысль: Тэцуо — это не просто герой одного японского фантастического фильма.

Тэцуо — это теперь все мы.