Спас девочку. А мать девочки в суд на меня подает. Руки опускаются

Засыпая на ходу, я брел по пустому длинному коридору подстанции в направлении мужской раздевалки. Наконец-то эти тяжелые бесконечные сутки одиночества подошли к концу, и теперь мне можно вернуться домой в родные пенаты.

Неожиданно из-за угла вынырнул доктор Витя и, приветственно протягивая мне руку, произнес:

- Привет, Сань, ну ты как, пришел или ушел?

- Ухожу, - угрюмо отозвался я.

- А че такой кислый? Радоваться же надо.

- Чему?

- Ну, ты вот уже свободен, а я вот только заступил, хотя жаль, конечно.

- Чего жаль?

- Да что перетурбонили все. По идее я вчера с тобой должен был быть в день, а меня сегодня поставили.

- Да вчера четверо заболели, а сегодня трое.

- Ну вот, мне Маша и позвонила, мол, выхожу сегодня на 223-й с медсестрой. Кстати, ты потом когда?

Я задумался и после некоторой паузы ответил:

- Не знаю, Вить.

- В смысле, не знаешь, график что ли свой не помнишь?

- Да не, все я помню, просто отпуск у меня на носу, точнее считай, послезавтра начинается.

- А, вон оно как, - чуть завистливо присвистнул врач, - ну и как, чего делать будешь, истории для блога писать?

- Нет, точнее не сейчас. Надо с мыслями собраться, все обдумать. Сейчас нет ни сил, ни вдохновения что-либо писать.

- А что так, куда же оно делось?

- Да ты понимаешь... - и тут я снова замкнулся, словно чья-то невидимая рука прикрыла мне рот.

Видя, что со мной происходит что-то не то, Виктор напрягся.

- Ну, говори, чего стряслось-то?

- Да ты понимаешь, в суд на меня подают.

- Кто? За что?

- Мать ребенка, к которому я вчера приезжал утром.

- Да ладно, а что там случилось?

Я отвернулся, проглотил вставший посреди горла ком и вновь тяжело вздохнув продолжил:

- Ну, слушай. Как заступил, ну утром около 10 часов поступил вызов к девочке шести лет. Вызывала бабушка. Приехали быстро. Зашел, огляделся. Смотрю, на кровати лежит ребенок на вид как раз того возраста, что и давали. Дышит тяжело, прерывисто. Плачет, причем не как это обычно бывает у детей в виде истерики, а именно что рыдает. Присмотрелся. Кожа бледная, в поту, а на ощупь горячая. Измерил температуру – она в потолок. Приподнял футболку, а там живот как доска. Начал пальпировать, а он как камень, причем во всех отделах. Ну, тут я сразу смекнул, что к чему. Спрашиваю у бабушки, мол, сколько болит, а она отвечает, что третий день пошел.

- Третий? - удивился я, - а почему так поздно обратились?

Она отвечает:

- Не первый раз уже, а вот вам только увезти ребенка. Вон месяц назад то же самое было и что? И ничего, все нормально, жива-здорова.

Тут я напрягся, не понимая, о чем она говорит. Никакой информации о предыдущих госпитализациях не было. Кто-то здесь что-то не договаривает. Ладно, еще раз все посмотрел. Давление измерил – низкое.

Я ей такой говорю:

- Едем в больницу.

А она мне:

- Нет, не поедем, хватит уже кататься, надоело.

Я говорю:

- У внучки вашей - перитонит, ее нужно срочно к хирургам на операционный стол, пока не стало слишком поздно.

Бабка свое талдычит, мол, я все вру и все тут.

Я замолчал, сглотнув слюну, и Витя напрягся и промолвил:

- Ну, и что ты в итоге?

- А что я? Позвонил водителю, попросил носики принести, а когда он пришел, бабка встала возле двери и преградила нам путь, мол, не пущу, только через мой труп.

- Ну, а ты что?

- А я что, драться с ней буду? Нет, позвонил заведующему, тот в «02», приехал экипаж, все записали, вот только время зря потеряли. Потом повез сам. Бабушка не захотела, сославшись на больные ноги.

- Ну и чего дальше-то было, девочку-то довез?

- Да. Там как хирурги глянули, сразу на стол. Диагноз подтвердился. Утром шеф сказал, что гангренозная форма аппендицита, вся брюшная полость в гное. В общем, насилу спасли девчонку. Сейчас она в ОРИТ на ИВЛ.

- Погоди, а мать ее где была?

- Бабка сказала, что на кладбище к отцу поехала.

- А позвонить ей, нет, не судьба?

- Так телефон забыла.

Витя задумался и, чуть погодя, произнес:

- Так, погоди, а на тебя за что тогда, ты же вроде все правильно сделал?

- Ну, мать девочки сегодня приходила, устроила разнос в кабинете шефа, вон, ушла, может 20 минут назад, сказав, что подаст в суд за похищение ребенка и мое самоуправство, и за то что ее не поставили в известность о госпитализации.

- Стоп, я ничего не понимаю. А как же ты бы ей сообщил, если она – голова садовая, не взяла телефон?

- Да вот и я понимаю, но шеф, при всей его, ну сам понимаешь, бюрократичной сущности, сказал, что вся эта ситуация рваными нитками сшита, и что дело скорее на нее заведут, чем на меня.

- Ну да, все верно, ты действовал по правилам.

- Да знаю я все, но после всего этого внутри стало пусто, словно что-то вырвали. Сколько лет работаю, а вот такое, вот такого масштаба, впервые. Ты бы слышал, что она там кричала и что обо мне говорила. Ребята слышали. Такой ор стоял, что уши в трубочку заворачивались. Короче, плюнули в душу, растерли и еще потоптались.

- Да не расстраивайся ты, разберутся. Все нормально будет, выше нос, товарищ! - Витя улыбнулся и похлопал меня по плечу. - Ну, если че, так мы тебе юриста найдем. Есть у меня один знакомый - Виталька-адвокат, он такие дела на раз щелкает. Ты мне позвони, если что не так, мы вмиг с этим разберемся.

- Хорошо, док, спасибо.

На этом наш разговор прервался, так как Витю пригласили принимать бригаду да расписываться в журналах. Мы попрощались. Он пошел в сторону диспетчерской, а я, а что я? Я отправился туда, куда шел первоначально – в мужскую раздевалку.

И тут я еще раз для себя сделал вывод, что мне действительно нужно собраться с мыслями и подумать. Настроение ни к черту. Вот эту историю еле-еле написал.