Сходил на вечер органной музыки и встретил там бывшего футбольного фаната⁠⁠

Весь свой бывший фанатизм он обрушил на музыку Баха. Вот как это было...

Филармония – место, в котором мне неловко и с годами это не проходит. Мне хочется туда прилично одеться, прочитать перед выходном пару учебников по этикету. Ещё хочется скрыть пирсинг, спрятать цветные волосы, забыть мат, стереть татуировки. Короче, проще туда не ходить, настолько это аристократичное место. Но любовь к Баху словно берёт меня за руку, ведёт в филармонию и говорит: «Серёжа, всё будет нормально…». Нет, в тот раз не было.

Это было прошлой зимой. Пришёл с подругой в филармонию послушать орган. Перед концертом в фойе встретил знакомого бизнес-тренера. Он коучил компанию, в которой я работал 7 лет назад. Поприветствовал его с совершенно необоснованной радостью и сказал: «Тоже решили прикоснуться ухом к высокому…», но фразу не закончил. Высокому чему? Растерялся и не придумал ничего. Коуч поулыбался, как человек из рекламы чего угодно, пожал мне руку и ушёл.

Не знаю, о чём он подумал, но я подумал о двух вещах. Первая: по ходу коучинг мне не помог. Вторая: как же всё таки закончить фразу, которая о прикосновении к чему-то высокому? Эта фраза – до сих пор распахнутый гештальт. Если я когда-нибудь всё таки придумаю для неё окончание, то найду того коуча и скажу ему.

Дальше вечер неуместных встреч продолжился. «О! Здарова!» – прокричал мне кто-то и уже жал мою руку, а я толком даже не понял, кто это. Но на всякий случай ответил «Здарова! Здарова!» со всем возможным радушием. По мере того, как я понимал, кто передо мной, радушие испарялось.

Бывает, что встретишь человека из своего прошлого (одноклассника например) и энтузиазм аж плещет от этой случайной встречи. Обычно, брызги энтузиазма утихают и превращаются в лёгкую рябь уже через 2 минуты. У меня в филармонии уже через 10 секунд от всплеска остались жалкие похлюпывания, а ещё через 5 секунд энтузиазм иссох и покрылся трещинами отвращения. От пришельца из прошлого несло перегаром.

Забыл, как звали моего старого знакомого, но вроде что-то связанное с обувью. Не то говнодав, не то подкрадуха, а может и валенок. Хоть убей не помню, а гадать вслух вроде невежливо, особенно в филармонии.

С этой пьяной обувью мы много пили лет 18 назад. Сначала пили, а потом смотрели записи драк футбольных фанатов. Я от такого был далёк, а вот мой товарищ был в теме. Он сам постоянно дрался, катался на футбольные матчи, участвовал в тамошних массовых драках. Короче, как ботинок любит гуталин и щётку, так мой приятель любил бухать, драться и футбол. И вот он в филармонии.

Обувь стоит, шатаясь, в фойе, а концерт даже не начался. Спросил его, чего он тут делает. Видимо он пытался сначала что-то сказать на аристократическом, потому что долго складывал непонятные слова, но ничего не вышло. Потом срыгнул: «Ну этож Бах!» и махнул рукой. Начал спрашивать про мою подругу и тогда я решил, что пора валить.

Не помню, как отвязался от Ботинка. Допускаю, что спросил у него, как бы он закончил фразу «Тоже решили прикоснуться ухом к прекрасному…»? Такое любого парализует. С подругой мы смотались на самый верх, где балконы, и заняли свои места.

Через несколько минут чую кислый запах. «О-о-о! Вот вы где!» – раздаётся голос сбоку и появляется пьяный любитель Баха. Он усаживается в ряду перед нашим, почти напротив нас. Поворачивается и что-то нам говорит, но я слышу только шум и голоса в голове, призывающие к расчленёнке. На моё счастье в ряду спереди были две дамы лет семидесяти и Обувь их заметил.

Пока он расспрашивал своих новых (старых) приятельниц про органную музыку и Баха, мы с подругой подмигнули друг другу и смылись. Спустились с балкона в основной зал и сели сбоку, а там уже и концерт начался.

Первая часть концерта прошла хорошо. Но уверен, что вам это не так интересно, как дальнейшая история пьяного любителя Баха, драк, футбола и бесед с 70-летними женщинами. В перерыве мы снова его встретили.

Если бы у меня был сын, я бы его с малых лет учил придумывать поводы избегать нежелательных разговоров. У меня богатый репертуар способов слиться и на этот раз я придумал просто уйти в туалет.

В туалете я справил нужду, проверил сообщения. Спросил у подруги, где она, и узнал, что она тоже в туалете прячется. Потом прополоскал рот (надо было сделать это позже), умыл руки (а вот это раньше). Затем почистил обувь бумажными салфетками, услышал звонок и вышел. Ботинок стоял там же, где его и оставили.

Он ждал меня, чтобы уточнить, где тут буфет. Бодрым экскурсоводом провёл его в буфет и снова смылся. Нашёл подругу и мы вернулись на свои места. Напомню, что мы сидели в зале, а пришелец из моего прошлого – сверху, на балконе.

Впрочем, перед началом второй части концерта он спустился в зал. Шатался Обувь пуще прежнего. Подумал тогда, что как бы не жёг органист во второй части, трубы органа не будут гореть так, как будут гореть трубы моего приятеля завтра утром.

Сел он в самом центре. Там как раз места свободные были. Я вжался в кресло в надежде, что меня так будет меньше видно. И ещё надеялся, что Обувь сцепится с коуч-тренером, потому что тот был от него совсем рядом. Дальше началась какая-то вакханалия.

В разгар второй части уровень опьянения моего знакомого был достаточный, чтобы тот начал махать руками, хлопать в ладоши над головой и посвистывать. Обычно при этом ещё принято кричать «Оп! Давай-давай!», только наш герой так не делал. Сначала не делал. Потом начал.

Глядя на ярого фаната Баха, понял христианское поучение, что ежели тебя соблазняет правый глаз твой, то вырви его. Было очень трудно НЕ смотреть на то, как там кривляется Обувь. Ну очень соблазнительно.

Ему шикали. Сначала просто для затравки мягко так "ш-ш...", потом всё увереннее "Ш-ш-ш-ш!". Кульминацией было синхронное "Ш-Ш-Ш-Ш!", которое слилось с рёвом органа и не сказать, чтобы это был приятный унисон.

На всякое шикание я сначала оборачивался, а потом перестал. Даже без оборачиваний я научился распознавать, кому какое шиканье принадлежало. Шикали почти все, кроме нас с подругой, и тех двух престарелых приятельниц Обуви. Даже коуч шикнул, но это не помогло. «Такой себе коучинг…» – подумал я.

В искусстве распознавания шипящих я не успел продвинуться, потому что пришёл охранник. Охранник был вида нелепого, как и 90% всех охранников. Такому я бы охрану бетонной плиты не доверил, не то что порядка в филармонии. Охранник был тучный, с подбородком, гладко и ровно переходящим в грудь, словно самая важная органная труба.

Только охраннику даже гудеть не пришлось – мой знакомый по одним жестам всё понял и разрешил его увести.

Когда Обувь встал, он на секунду замер и начал сканировать пространство. "Меня ищет!" – решил я и спрятался от пьяного радара за спинку впереди стоящего стула. В щель между стульями видел, как знакомый зашатался в мою сторону. Шаг, второй, третий, улыбается…

«Шнурок, ты задолбал уже!» – крикнул ему парень, к которому шёл пьяный фанат. Крикнувший встал навстречу Шнурку, схватил его за шиворот и потащил к выходу. За ними посеменил охранник, а за охранником администратор. И всё под органную музыку.

Несмотря на то, что оставшаяся часть концерта прошла без лишних хлопаний и криков «Ващщще красава!», я не смог получить удовольствия от музыки. Даже Токката и фуга ре минор не перебили впечатление от встречи с приятелем из моего прошлого. И ещё я так и не придумал, к чему же такому высокому надо прикоснуться ухом.

Если вам, дорогой читатель, кажется, что Шнурок – пример некультурного и низкого человека, то я бы поспорил. Случай с Шнурком учит нас не судить людей по внешнему виду, поведению, и их прошлой жизни, хотя это и сложно. Шнурок всё же пришёл в филармонию, чтобы послушать Баха, а значит ему не чужды высокие удовольствия. Это меня удивляет до сих пор.

Хотя, какое бы наслаждение Шнурок не испытал, вряд ли он его вспомнил на следующий день. Но это у нас у всех так: как дурь вспоминать, так это запросто, а вот доброе в памяти воскресить – это ещё постараться надо.