Автор DoktorLobanov
Серия Звезда над сердцем

Щепки

Анна Сергеевна Михайлова (г. Гомель, Беларусь)

Запись интервью предоставлена Валентиной Лукьяновой, сотрудником библиотеки г. Гомеля.

Мы с мамой жили в небольшой деревне, в восьми километрах от Гомеля. Сейчас это место часть города, но тогда было настоящей деревней, с огородами, коровами.

В 1943-м году к нам приехали немцы, полицаи и объявили, что всех забирают на работы в Германию. Взрослые будут трудиться на благо новых хозяев, жить будем в специальном лагере. Говорили, чтоб не боялись, что ничего страшного нет, будут кормить и даже платить за работу. Все эти обещания потом оказалось обманом. Но на самом деле нашего согласия не спрашивали и отказаться от «поездки» было нельзя.

Всю нашу семью, дедушку, бабушку, маму и меня с сестрёнкой забрали вместе со прочими. Позволили взять с собой пару чемоданов с вещами, но почти всё отобрали ещё на вокзале.

Долго везли на запад. Сначала на машинах, потом пересадили в железнодорожные вагоны. Очень тесно, душно и страшно за свою жизнь. Путь был какой-то бесконечный, потому что поезда постоянно останавливались на станциях, пропускали составы с солдатами, техникой.

Привезли нас в город Меппен, на границу с Голландией и Бельгией. Там для начала загнали в специальный лагерь для обработки. Немцы очень боялись всякой заразы, считали, что мы их заразим, что мы нечистые. Ну конечно, после стольких дней в вагонах без воды и мыла. Но они сами виноваты, что довели нас до такого состояния.

Всю толпу загнали в санпропускник. Вперемешку, женщин с детьми, подростков и стариков. Мужчин, конечно, не было. Большинство воевали на фронте, а тех, что остались, увозили отдельно. В толпе было несколько стариков, в том числе и мой дедушка.

Мы с сестрой жались к маме. Старались не потерять её в толкотне. Сестра была меня младше на два года, чуть на ногах держалась от усталости.

Завели нас в огромное помещение санпропускника. Цементный пол, очень сыро, везде капает с потолка. Велели раздеваться и одежду свалить в кучу, в одном углу. Как только унесли одежду, принялись нас поливать холодной водой с какой-то химической, очень едкой дрянью. От химии горела кожа и болели глаза. Поливали минут двадцать, потом оставили в покое.

Стоим, ждём. Трясёмся от холода. Матери, чтоб согреть своих детей прижимают их к себе, потом и вовсе сбились все в одну кучу. Стояли долго, босыми ногами на холодном цементном полу, ждали, пока принесут одежду. Было очень страшно, плохо, но я не помню, чтоб дети плакали. Этот страх высушивал наши слёзы. Мы боялись пискнуть лишний раз, не то, чтоб заплакать. Только зубами стучали, этого не могли сдержать.

Стояли и стояли на этом полу. Несколько долгих часов. Думали, что про нас уже просто забыли. За железными дверями ходили и переговаривались на своём языке немцы, но внутрь, в сырое помещение обработки никто не заходил

Пока нас везли, среди детей началась эпидемия кори. Разлетелась, как пожар, потому что постоянно были в тесноте, в душных вагонах, вповалку на нарах. Корь – тяжёлая болезнь, а без лекарств, врачей, так и вовсе смертельно опасная. А тут – холод, сырость. Больные в полуобморочном состоянии, шатаются. А ещё все ослаблены голодом, бесконечной дорогой, этой самой треклятой корью.

Наверное, это моё самое яркое воспоминание из детства. Как мы стоим в огромном сумрачном помещении. Повсюду с потолка капает холодная вода. Эти ледяные капли звонко падают на пол. Или попадают на голову, голые плечи неудачнику. И очень холодно, и хочется, чтоб хоть как-то это закончилось. Возле самого пола очень темно, но над головой, под самым потолком крохотный квадратик окна. И через него идёт свет. Тусклый, слабый жалкий. Но свет. И мы стоим, смотрим на этот квадратик света.

Потом, в первом же распределительном лагере, в который нас поместили после санпропускника, многие дети умерли от осложнений, воспаления лёгких. Многочасовое стояние в холоде не прошло без последствий. Матери плакали над остывающими куклами, в которых превратились их дети. Но им не давали даже толком проститься. Угоняли с утра на работу, а в барак заходили чужие люди, заворачивали умершего в простыню и уносили тело в неизвестном направлении. Даже не говорили есть ли у ребёнка могилка, но скорее просто сжигали.

Дети были лишними в этой системе. Они были обузой, лишним ртом, лишним местом на нарах. Они не работали, поэтому на них почти не выдавали еду. Мне кажется, что охранники даже радовались, когда умирал очередной «лишний».

Болели многие, многие умирали. Даже взрослые, что уж говорить о детях. Сестра моя тоже умерла. Лежала на нарах рядом со мной, отёкшая от голода, потерявшая голос от болезней. В последние дни уже не могла шевелиться, только лежала и смотрела в потолок. Взрослые уходили рано утром на работу, а мы оставались. И я лежала рядом со своей сестрой, слушала её затихающее дыхание. Мы не плакали, почти не разговаривали. Мы лежали и ждали смерти. Ночью приходила мама, обнимала нас обеих. И я снова вслушивалась в дыхание сестры. Прерывающееся хриплое дыхание смертельно больного ребёнка, тающего на глазах. Однажды утром проснулась, а она не дышит. И мама уже ушла на работу.

***

Жизнь в лагере была очень однообразна, каждый день был похож один на другой. Бараки с дощатыми хлипкими стенами. В этих стенах щели, которые постоянно пытаются заткнуть каким-то мусором, тряпьём. Но получается плохо и всё равно дует. Выйдешь из барака – низкое серое небо, грязный двор, вокруг колючая проволока, на вышках охрана с ружьями. Переговариваются, смеются, играет музыка. Это охранники притащили губные гармошки, развлекаются. Некоторые закусывают прямо на посту, что-то жуют. А ты стараешься не смотреть на жующего, потому что живот отзывается жутким спазмом.

Мы долго там были, наверное, прожили и весну, и лето. Но мне почему-то помнится постоянная осень. Холод, грязь, слякоть. Сделаешь шаг по двору – ноги уже мокрые, чавкает под подошвой. Родители с самого раннего утра на работе. Уходили очень рано, а возвращались очень поздно. Нас, детей, с утра не кормили. Работникам на заводе давали баланду, а нам приносили в бараки еду только вечером, один раз в день. Работников тоже очень плохо кормили. Постоянная похлёбка из брюквы или фасоли, кусочек эрзац-хлеба. В обед – стакан воды и снова эрзац-хлеб.

Мы, дети целыми днями в бараке одни. И не играем, не бегаем, нет сил. Лежим на нарах, на твёрдых досках, как маленькие старички, завернувшись в ворох тряпья. И встаём только если по нужде. И то терпим до последнего, потому что под тряпьём хоть кусочек, хоть ощущение тепла. А в бараке, а особенно на улице – очень холодно, а у нас одежонка дырявая, худая. И обуви нет.

Иногда к нам в барак заглядывали крысы. Огромные, страшные. Нам детям они казались какими-то чудовищами. Крысы откармливались на помойке, у охраны. А погулять приходили к нам. У нас же их никто не гонял, не трогал. У охраны злые собаки есть, немцы могут и сапогом кинуть, и выстрелить. А к нам приходишь – тишина и свобода. Десяток испуганных ребятишек по нарам. Гуляй – не хочу.

Повторю, что детям паёк был не положен, потому что они не работали. Но матери как-то выпрашивали у повара лишнюю миску баланды, кусочек хлеба. Если уж совсем не удавалось разжалобить немца, то делились своим. Но это было плохо. Если мать ослабевала от голода и не могла работать, вырабатывать норму, давала брак, то её наказывали, лишали пайка. Это была верная смерть для неё и для ребёнка.  

Постепенно, один за одним дети умирали. Оставалось нас всё меньше. Однажды собрали нас и внезапно выдали «обновки». Полосатые робы, остро пахнущие дезинфекцией. У взрослых на шее этой робы было крупно написано «Ост», и на спине тоже. Это значит – восточные рабочие. Чтоб можно было нас отличать от военнопленных и других категорий лагерников.

У детей таких надписей не было. Но робы были по росту, в пору. То есть когда-то их специально заготовили с мыслью, что полосатые лагерные робы будут носить дети. Совсем маленькие дети.

Продолжение следует.....

Отрывок из сборника "Звезда над сердцем" Автор Павел Гушинец (DoktorLobanov)

ПС.1. При публикации данной серии рассказов, я постоянно выслушиваю в свой адрес одни и те же комментарии. Мол, автора купила еврейская диаспора, финансирование идёт из синагоги или, цитируя одного из последних: А деньги всегда кошерны, доктор. Что уж там, вам же нужно зарабатывать.

На больных не обижаются. Буду просто банить.

Щепки Великая Отечественная война, Дети, Лагерь, Длиннопост

Группа в ВК Автор Павел Гушинец (DoktorLobanov) https://vk.com/public139245478

"Звезда над сердцем" выйдет в октябре-ноябре 2023-го.

Книги и медицинской, и военной серии можно приобрести здесь:

Интернет-магазин Академкнига https://akademkniga-books.by/catalog/?q=%D0%93%D1%83%D1%88%D0%B8%D0%BD%D0%B5%D1%86&s=%D0%9D%D0%B0%D0%B9%D1%82%D0%B8
Вайлдберриз: https://www.wildberries.by/catalog?search=%D0%B3%D1%83%D1%88%D0%B8%D0%BD%D0%B5%D1%86
Книги автора на Литрес :https://www.litres.ru/pages/rmd_search/?q=%D0%93%D1%83%D1%88%D0%B8%D0%BD%D0%B5%D1%86

ПС.Продолжаем продвигать авторов, которые остались на Пикабу с контентом, за который не стыдно.

@SallyKS - Замечательный и душевный автор

@AlexandrRayn - талантливый и очень интересный коллега-писатель

@MamaLada - мой соавтор по книге "Шесть часов утра"

@WarhammerWasea - авторские рассказы

@IrinaKosh - спаситель и любитель котиков. У меня морские свинки и аквариумы, но котиков я тоже люблю))))

@ZaTaS - Рисует оригинальные комиксы.

Автор DoktorLobanov

71 пост659 подписчиков

Добавить пост

Правила сообщества

Хейт, оскорбления, отсутствие проявления толерантности к жителям Альфы Центавра

Вы смотрите срез комментариев. Показать все
Вы смотрите срез комментариев. Чтобы написать комментарий, перейдите к общему списку