Сама виновата (часть 3, конец истории)

«Так ей, стерве, и надо. Вы видели, с какой рожей она с девушками разговаривала? Посмотрим, куда она сама теперь глаза станет прятать»


«Бьюти-блогер… господи, да одной дурой больше, одной меньше, делов-то»


«Не, ну а она как думала? Этот канал столько неадекватов смотрит, вот и ей заинтересовались. Могла бы хоть поаккуратнее быть, с ней ведь люди опытом делились»


«Да небось просто затусила на какой-то вписке… а полиция зазря время тратит»


«Жалко. Красивая была соска, новая хуже»


Антон с трудом подавил желание швырнуть смартфон об стену. Уже который день он не мог остановиться, выискивал подобного рода комментарии и бесился. Его и раньше злило подобное, сейчас же от прочитанного темнело в глазах и перехватывало дыхание. Ну как, как можно быть такими тупыми и бессердечными??


А ведь они с Викой так толком и не помирились. После той странной сцены все сделали вид, что ничего необычного не произошло. Антон не требовал объясниться, но и не навязывался в провожатые, Вика общалась с ним как обычно ровно, но не извинилась, а Герка с Дариной и вовсе не поднимали эту тему.


Зря он тогда промолчал. Неважно, что бы ещё наговорила ему Вика, но он бы нашёл способ всё объяснить и по-прежнему провожать её после съёмок. Ну и подумаешь, в высоту не вышел – по крайней мере, если б он не отбил Вику, остался бы свидетелем…


Видимо, он не такой хороший друг, как о себе возомнил. На тему роста его не подкалывал только ленивый, и даже Герка шутил много раз. Но ни на кого из них Антон не обижался всерьёз. А на Вику почему-то обиделся…


– Ты идёшь? Долго мы тебя ждать будем?


Недовольный голос Дарины выдернул из нелёгких размышлений. Выглядела она необычно – Антон никак не мог отделаться от ощущения, что она косплеит Вику, но получается это плохо. Антон вообще считал, что сейчас не время заниматься новым контентом, но Гера его переубедил:

«Помочь мы ничем не можем. Зато из-за пропажи Вики у нас в десять раз подписчиков больше стало, и с каждым сюжетом число растет. Если почаще показывать фотографии и просить помочь – это может сработать. А забьём на это дело - и про Вику уже через неделю забудут. Думаешь, на полицию рассчитывать надёжнее?»


Антон изо всех сил пытался затолкать поглубже мысль, что если бы не все эти съёмки – ничего бы не случилось.


– Иду.


Дарина закатила глаза и скрылась за дверью. От подозрения, что её не волнует пропажа Вики отделаться было всё сложнее…


***

Кровать с продавленной сеткой, матрас, подушка, плед, стол, светильник на потолке, ведро и рулон туалетной бумаги. Ничего, что могло бы ей помочь сориентироваться или тем более – выбраться отсюда.


Не было даже окна и выключателя.


Свет зажигали один раз в сутки и гасили на ночь. Точнее, Вика думала, что на ночь. А на самом деле похитители могли играть со светильником как угодно – ощущение времени исчезло сразу после пробуждения.


Можно было бы сравнивать отрезки света и темноты с чувствами голода или усталости, но это работало тоже плохо. Спать Вике хотелось каждый раз после того, как она плакала. Есть не хотелось вовсе; но она заставляла себя, чтобы не растерять остатки сил.


Один раз во время включенного света дверь приоткрывалась, чтобы кто-то торопливо пропихнул в образовавшуюся щель еду и пятилитровую бутыль с водой.


Когда дверь открылась в первый раз, Вика не справилась со страхом, залезла на кровать с ногами и закрыла глаза, далеко не сразу сообразив, что никто к ней так и не зашел. Через пару дней она смогла не отводить взгляд, а ещё погодя – начала оставлять мусор и ведро у порога. Мусор забирали, ведро сменялось новым, пустым, а еда всегда подавалась в мягких ланчбоксах с пластиковыми хрупкими приборами, что исключало возможность использовать их хоть как-то ещё. Хлипкая вилочка могла запросто поломаться о кусок курицы, и вряд ли послужила бы защитой, если кто-то всё же решит наведаться внутрь.


Ещё через несколько дней Вика кинулась к приоткрытой двери и попыталась рвануть её на себя в отчаянной и безрассудной попытке побега. Дверь захлопнулась так быстро и сильно, что Вика потеряла равновесие и ударилась лицом. Еду после этого не приносили два дня.


Иногда от абсурдности ситуации накатывал истерический смех. Если бы её изнасиловали там, на дороге, она бы не обрадовалась, но хотя бы всё понимала. Но… похищение? Она что, дочка шейха? Выкупа, который бы могли собрать все её родные и знакомые, не хватило бы и на «хрущёвку» на задворках города… Смех оканчивался рыданиями, а они – беспокойным тяжёлым сном.


Иногда Вика разговаривала с дверью, обращаясь к похитителям. Мольбы сменялись оскорблениями, угрозами, проклятьями – но ни разу в ответ не донеслось ни звука.

Чтобы не сойти с ума окончательно, Вика сосредоточилась на решаемых проблемах: как удобнее устраиваться на продавленной кровати, куда приткнуть ведро, чтобы поменьше пахло, как размять застоявшиеся мышцы.


Иногда принималась цитировать вслух стихи. Один раз попробовала петь, но любимая мелодия так гадостно отскакивала от осточертевших стен, что от этой идеи пришлось отказаться. Когда получалось поспать без кошмаров, Вика придумывала разные челленджи: съесть принесенную еду на ходу за сто пятьдесят шагов, присесть две сотни раз, не плакать, пока не выключат свет…

В прошлой жизни Вике было интересно, почему одиночная камера считалась страшным наказанием – ведь заключенные представляли опасность друг для друга. Все эти драки, насилие… разве одному, в безопасности, не будет лучше?


Сейчас она начинала понимать, что без дня и ночи, в замкнутом пространстве и молчании постепенно утрачивается чувство реальности. Поэтому она придумала себе новый челлендж: перед сном, покуда хватит сил, до отупения повторять одну и ту же фразу:


«Меня обязательно найдут».


***


Дверь не скрипела.


Вика сама не знала, зачем ей так нужно было наблюдать за процессом просовывания еды в её тюрьму. Она уже твёрдо знала, что если пытаться открыть дверь шире или выглянуть наружу – ничего не получится, только останешься голодной. То же самое с ведром: поставь его чуть дальше от входа, и будешь копить свои нечистоты лишние сутки.


Маленькая щель – чтобы просунуть бутыль и ланчбокс, две секунды. Ещё одна – на ведро. Но почему-то не пропустить эти моменты стало важным. А чёртова дверь не скрипела, вынуждая всё чаще сидеть и ждать, доводя себя до полугипнотического состояния…


Позже Вика научилась различать тихий щелчок перед открытием. Было ли это звуком замка, засова или дверной ручки – определить не получалось, но сам звук закрепился в сознании настолько, что она даже просыпалась от него.


Когда это случилось впервые, она горько усмехнулась, распаковывая подачку: «один-в-один собака Павлова».


Но сегодня новообретённая суперспособность дала сбой. Открыв глаза от знакомого звука, Вика подумала, что ей послышалось – в комнате было темно. Ни разу за всё время никто не приходил к ней ночью.


«Ну вот, отлично. Теперь у меня начались галлюцинации».


Чем больше Вика пробуждалась, тем сильнее уверялась в своём выводе: тьма вокруг была не кромешно-чёрной как обычно, а наполненной слабым дрожащим свечением, как от ночника. И хоть свет исходил как положено, от лампы на потолке, это не успокаивало – вряд ли у неё вдруг волшебным образом появился третий режим кроме «вкл» и «выкл».


Окончательных очков в пользу галлюцинации добавила злосчастная дверь – она открылась на всю ширину.


«Мне это всё чудится. Или я просто сплю»


Вика почти не испугалась тёмной фигуры в проходе. Её очертания расплывались, пульсируя вместе с неверным светом, но больше ничего не происходило. В висках тяжелело, предвещая скорую головную боль, и отчего-то тянуло низ живота.


«Мало того что мне снится кошмар и сейчас будет страшно, так ещё и больно» – недовольно подумала Вика и прижала руку к животу. На удивление, рука легко отреагировала на команду – обыкновенно, когда Вике снились кошмары, даже если получалось осознать, что это сон, конечности становились ватными.


Вика попробовала пошевелить ногой. Она слушалась идеально, а сетка кровати возмущённо хрустнула.


Фигура в проходе прекратила расплываться, сделала два шага внутрь. Дверь почти бесшумно закрылась.


До ноздрей донёсся запах спиртных паров. Такое особое амбре было знакомо Вике по студенческим вечеринкам, она называла его «почему я вовремя не остановился». Ещё не перегар трезвеющего человека, но и не близкий к изначальному оттенок самого алкоголя, когда выпил немного и недавно. Запах человека, который употребил сверх меры и назавтра пожалеет и об этом, и обо всём, что ещё только натворит.


Обыкновенно почуяв такой «аромат», она ретировалась подальше от его источника, предпочитая слушать истории о похождениях, нежели участвовать в них – в любой роли. Но бежать было некуда. Вика села на кровати, отодвинулась поближе к изголовью и подтянула колени к груди. Если это сон, то ей лучше немедленно проснуться.


Визитёр обрастал всё новыми деталями облика. Черная футболка, обычные синие джинсы, темные волосы. И – почему-то – повязанная вокруг лица тряпка, от подбородка почти до самых глаз. Боль в животе и висках усилилась, Вика ущипнула себя за руку, но морок не исчезал.

Когда кровать негодующе заскрипела под тяжестью второго тела, а бесцеремонная рука схватилась за лодыжку, Вика поняла – это не сон. Страх выбил воздух из легких, затопил сознание и заставил оцепенеть на несколько мгновений – достаточных, чтобы нежданный гость подтянул её поближе и начал задирать подол платья.


Ощутив чужую руку на внутренней стороне бедра, Вика очнулась и попыталась лягнуть мужчину свободной ногой. Удар вышел слабым и оказал эффект обратный желаемому – её не отпустили, а прижали к кровати, навалившись крепким тяжелым телом.


Уже набрав воздуха в грудь, Вика с пугающей ясностью осознала – кричать бесполезно. Никто ей не поможет, рассчитывать можно только на себя.


На удары по спине и голове мужчина не реагировал, тем более что выходили они слишком слабыми – из-за неудобного положения не получалось как следует размахнуться. Вика не дралась ни разу в своей жизни, и открытие, что не так уж просто причинить боль другому человеку, её сейчас совершенно не обрадовало.


«Бей по уязвимым местам»


Безусловно умный совет из прошлого реализовать не вышло. Мужчина давил на неё корпусом, сидя на кровати полубоком, и его пах был недоступен для удара. Из всех «уязвимостей» оставалось лицо, но попытки вцепиться в глаза закончились для Вики плачевно: обе её руки теперь железной хваткой удерживались у неё над головой, и каждый рывок отзывался болью. О том, что два тонких женских запястья легко умещаются под большой мужской ладонью, она тоже никогда раньше не думала.


Зато во время интервью с жертвами насилия она много думала о другом: что они недостаточно активно сопротивлялись. Что нужно пробовать все средства: пинаться, кусаться, кричать, извиваться, до тех пор, пока насильник не отступится.


Что она-то уж точно ни за что не даст себя в обиду.


Поняв, что её силы на исходе, Вика притихла.


«Ему придётся повернуться ко мне полностью… Вот тогда-то я и пну его коленом»

Словно услышав её мысли, насильник воспользовался затишьем совсем не так как она планировала. Вместо того чтобы подставиться под удар, он сделал всего три движения: рывком перевернул её спиной вверх, прижал коленом и перехватил руки, фиксируя ещё крепче и больнее.


Вика поняла, что это конец. Обе её ладони скованы – у него одна полностью свободна, кусаться и пинаться теперь тоже не выйдет. Чувствуя, как ей задирают подол, а чужое колено раздвигает ей бедра, Вика всё-таки закричала – но и крик вышел жалким и ничтожным, утонув в подушке.

Но вдруг хватка ослабла. Отвратительные наглые пальцы перестали ощупывать промежность, послышались сдавленные ругательства и стало легче дышать.


Дверь открылась и снова захлопнулась. Но Вика не могла заставить себя подняться, захлебываясь слезами. Болели руки, бок, спина, тело ныло от усталости, раскалывалась голова и отчего-то резало низ живота, хотя проникновения не случилось.


И лишь спустя целую вечность Вика смогла успокоиться и сесть на кровати, почти сразу обнаружив причину своего странного недомогания и неожиданного освобождения – на белье, подоле платья и внутренней поверхности бедра алели следы свежей крови.


Вика зашлась в припадке истерического смеха – никогда она ещё так не радовалась наступлению месячных. Какое счастье, что её ночной визитёр оказался из брезгливых.


***

– Я не буду это снимать и монтировать. Это какое-то грёбаное шоу. Ты вообще в своём уме?! Что ты собираешься устроить?


Антон с размаху отбросил пачку листов со сценарием. Несколько нижних вырвались из-под скрепки, но Гера и глазом не моргнул, собирая распечатку.


– Чего ты так бесишься? Неужели не хочешь ей помочь?


Упрёк сработал сродни удару. Антон скривился.

– И чем же, мать твою, это поможет?


– Смотри сам. Мы после каждого выпуска – а выпусков у нас теперь много! – показываем Викины фотографии и просим поделиться любой информацией. Но пока нам не сообщили ничего ценного, а с каждым разом и просто писем в поддержку становится меньше… Значит, люди забывают. Нельзя дать им это сделать. Поэтому это же очевидно, что надо выпустить сюжет о Вике! Расскажем, какая она добрая, порядочная. Обо всех её привычках, о местах, где она любила бывать, о её семье… Будет много просмотров, лайков, репостов. Чем больше людей увидят ролик, тем больше шансов её найти!


Антон выдохнул. В словах друга была логика, но все эти лайки, репосты… Он кинул взгляд на сценарий. Вика обязательно найдётся – он верил в это всем сердцем. Но каково ей будет от того, что вся её жизнь в мельчайших деталях станет достоянием общественности? В сценарии были моменты, о которых знали только самые близкие друзья. А Гера предлагал это вывалить на всеобщее обозрение…


– А можно убрать оттуда хотя бы самое личное?


– Нельзя, придурок. В том вся и суть. Если проникнутся, люди будут лучше стараться.


После тяжёлого вздоха Антон снова взял в руки распечатку и принялся читать дальше.

– Откуда ты это всё знаешь?


– Связался с подружками детства.


– А родители?


Гера пожал плечами.

– Они тоже ничего не понимают в соцсетях, поэтому отказались.


У Антона зачесались ладони. Так значит, и они против?.. Захотелось снова отложить материалы, но он удержался.


В студию впорхнула Дарина. Выглядела она с каждым разом всё лучше – мальчишеские наряды канули в лету, и, кажется, она поработала со стилистом – вряд ли бы сама смогла так грамотно краситься. Да и причёску вроде бы сменила…


– Мальчики, готовы? Я нашла актрису на роль Вики. Немного не похожа по фигуре, Тош, надо будет попотеть над ракурсами… Зато на лицо с хорошим мейком – прямо копия. Некоторые кадры вообще сможем подать как видео из личного архива… Таня, ну где ты там? Заходи!


Вошедшая девушка и впрямь немножко походила на Вику – тот же цвет волос, глаз, овал лица. Антону вдруг стало противно до дрожи.


– Я не могу.


На его тихую реплику поначалу никто не обратил внимания, пришлось повторять громче.


– Я не могу это снимать.


Лицо Геры исказилось презрительной гримасой.

– И что ты будешь делать? Сидеть и ныть, как обычно? Неудивительно, что у тебя с Викой так ничего и не вышло.


– Да пошёл ты.


Закрывая дверь, Антон услышал недовольно-протяжное «ну блиииин… и где нам по-быстрому оператора найти?»


***

Вика судорожно вдохнула и с усилием потерла глаза. После визита ночного гостя она ни разу не смогла нормально уснуть, и сейчас накопленная усталость путала сознание.


Следить за временем стало тяжелее. Ей больше не выключали на ночь свет, так и оставив это мерзкое полутёмное состояние лампы. Менструация заметно ослабевала – а значит, прошло три или четыре дня, и её отсрочка на исходе.


Вика много раз прокручивала в голове сцену нападения, приходя к одному и тому же выводу – в замкнутом помещении у неё нет ни единого шанса. Насильник крупнее, сильнее, выносливее, и если она и сможет нанести ему один или два удачных удара, это никак её не спасёт. Единственная надежда – вырубить его достаточно надолго, чтобы попробовать сбежать.

Вот только голыми руками она это не сделает.


Вика не удивилась бы, если после той ночи её перестали бы кормить. Но ланчбоксы появлялись, разве что теперь в них не было даже пластиковой вилки. А куском пенопласта много не навоюешь…


Хватит.


Она больше не вынесет. А значит, нужно выбираться на свободу – как угодно, что бы для этого ни пришлось делать.


Вика откинула матрас с многострадальной кровати. А что, если вытащить проволоку из сетки?

В памяти сразу всплыли сцены из голливудских детективов, как злодеи душат свои жертв. Металлической проволокой можно пережать шею даже взрослому мужчине…


Вика долго ковырялась в кровати, стараясь не думать о том, что никто не позволит ей подкрадываться сзади, и уж точно не станет дожидаться пока она набросит удавку. Не говоря о том, что у нее не получится удержать сопротивляющегося человека… Главное – добыть что-то, годящееся для самозащиты или нападения. Со способами она разберется потом…

Единственное, чего получилось добиться спустя десяток попыток – в кровь разодрать руки и сломать несколько ногтей. А от выискивания уязвимостей в сетке под неверным светом отчаянно рябило в глазах. Вика с ненавистью уставилась на чёртов светильник – ну почему он не может работать как следует??


Внезапная мысль заставила сглотнуть.


Стекло. Если разбить светильник, у нее будет осколок стекла.


На то, чтобы подтащить стол к центру комнаты, ушло меньше минуты. Ещё быстрее Вика залезла наверх, ничуть не смущаясь от мысли, что ей нечем ударить. Она почти не почувствовала боли, колотя сжатым кулаком, не боясь порезаться.


Плафон сдался быстро, выскочил из пазов, обнажив еле светящуюся, противно мерцающую лампу. Вика не успела схватить его скользкими от крови руками, и он ударился об пол, издав прощальное «дзыньк».


От мысли, что все осколки могу оказаться слишком мелкими, Вика спешно спрыгнула, не заботясь о безопасности приземления. Оступилась, упала, зашипела, но тут же начала осматриваться по сторонам.


Края подходящего осколка больно впились в ладонь. Если ей придётся отбиваться им, не поздоровится не только насильнику…


Вика не успела обдумать, как ей лучше распорядиться обретённым оружием. Дверь открылась, впустив в себя двоих мужчин. Вика отпрянула к стене, неловко вытянув вперед руку с зажатым в ней стеклом.


– Лучше убери.


От тона голоса Вику пробрала дрожь.


В нём не было страха или раздражения. Он словно говорил «всё равно всё будет по-нашему. И чем больше ты будешь сопротивляться, тем тебе же хуже».


Это даже нельзя было назвать угрозой. Скорее – усталое пренебрежение сильного перед слабым… Услышь она это несколько недель назад – впала бы в ярость. Пыталась бы защититься до последнего… Но одиночество, страх и недавнее унижение сделали своё дело. Вика разжала ладонь и закрыла глаза.


Она не сопротивлялась, когда её подняли с пола, набросили что-то на голову. Не противилась, когда куда-то повели. И, неловко наступив на уже подвёрнутую ногу, дала острой вспышки боли утянуть себя в благословенную темноту.


Сознание возвращалось медленно. Вика была готова ко многому, но не к тому, что увидела – она лежала на земле у границы лесополосы. Всего в нескольких сотнях метров впереди, за деревьями шумела дорога и неслись по своим делам десятки машин.


Её сумка с деньгами и документами лежала рядом. Но вместо того чтобы схватить вещи и сделать последний рывок на свободу, Вика разрыдалась.


***


Он не пришёл навестить её в больницу. Не пришёл и домой, не позвонил и не написал. Конечно, он давным-давно уже не злился – разве что только на себя.


За то, что не проводил её тогда. За то, что ничем не мог помочь следствию. За то что даже Герка со своими полубезумными идеями делал хоть что-то…


Из всех мест, где они могли встретиться, он выбрал самое неудачное. Но узнав от Геры, что Вика придёт в студию, почему-то сразу решил, что тоже появится, несмотря на все свои прежние слова. Может, он просто хотел проводить её хотя бы на этот раз?


Но пока до этого было далеко. Он так и не смог заставить себя войти внутрь, невольно подслушивая разгоравшийся спор.


– Ты вообще понимаешь, насколько твоя история нужна зрителям? Они переживали за тебя, поддерживали канал. Ты – лучший пример того, что такое случиться может с каждой, безо всякой на то провокации.


Вика потёрла переносицу с чётко наметившейся за последние недели морщиной.

– Гер, я не пример. И не олицетворение. Я – человек, понимаешь? И как человек, я не хочу выдерживать весь тот поток говна, который на меня польётся. Я читала комментарии под вашими публикациями. Меня уже неплохо так прополоскали, ещё больше я не выдержу.


Но Гера не собирался сдаваться просто так. С одной стороны, ему жаль Вику. Она сильно похудела и осунулась, совсем перестала пользоваться косметикой. Она не походила на прежнюю Вику-без-мейкапа. Это была какая-то незнакомая ему девушка… Но с другой стороны…


– Вика. Ты брала интервью у десятков девчонок. Неужели ты трусливее их?


От ответного взгляда Гера дрогнул, но глаз не отвёл.


– А кто тебе сказал, что я собираюсь с ними соревноваться? Тем более что многие пережили всё давным-давно, а не пару недель назад.


– Ты же знаешь, что через несколько месяцев история потеряет актуальность… для подписчиков.


– Знаю. Поэтому и говорю тебе сразу – нет. Чтобы никто не питал ложных надежд. У вас с Дариной всё прекрасно получается, и вы без проблем продолжите без меня.


Дарина поморщилась, словно откусила от чего-то кислого. Сегодня она не выглядела замухрышкой по сравнению с Викой – напротив.


– Люди нас с потрохами съедят, если мы не проведём интервью с тобой. Это очень сильно навредит репутации канала.


Вика недобро прищурилась.

– Ты правда считаешь, что сейчас меня так сильно волнует репутация канала?


Дарина фыркнула.

– Лучше бы волновала. В конце концов – это ваше детище, твоё, Геры и Антона. Я только не дала всему пропасть в твоё отсутствие… И заметь, мы ни слова не сказали о том, что ты забросила свой бьюти-блог – это твоё личное дело. Но этот канал… Это не развлекательный контент. У него была важная социальная миссия, если ты вдруг забыла. И всего одним разговором ты можешь сделать огромный вклад. А ведёшь себя так, словно тебя не в подвале держали, а насиловала рота солдат.


Гера сглотнул. В целом он был согласен со смыслом слов Дарины, но прозвучало это всё… как-то слишком жёстко.


– Если это детище нас троих, то где же Антон? Сдаётся мне, и он не дотянул до вашего контент-плана? И вообще. С чего ты взяла, что меня не насиловали?


Вопрос произвёл неожиданный эффект. Гера застыл, раскрыв рот, Дарина побледнела, а Антон замер на пороге – ещё полсекунды назад, при упоминании его имени, он решил что это самый удачный момент чтоб войти. Теперь его просто не заметили.


– Ч-что ты имеешь в виду? – выдавил из себя Гера. Это же было… похищение?


– Я не стала рассказывать об этом полиции – потому что всё равно не смогу это доказать, даже если этих подонков и найдут, в чём я сомневаюсь. Не стала рассказывать родителям – им хватило и без того. Но тебе же нужны истории, верно? Ну так слушай!


Каждое слово Вики вызывало у Антона приступ вины. Ну почему, почему он не проводил её в тот вечер? А когда она дошла до событий злосчастной ночи, его едва не вырвало. Было невыносимо видеть Вику и слышать эти слова, которые просто не могли быть о ней…


Он не мог отвести глаз от её лица – жёсткого и злого. И поэтому не видел, что происходило с Герой и Дариной.


Дарина белела всё сильнее, хотя раньше её сложно было назвать чувствительной натурой. Но совсем странное творилось с Герой – он буквально окаменел. И побледнел так же, как мраморная статуя. А потом почему-то кинул вороватый взгляд на Дарину. Та пошла пятнами и взвизгнула:

– Ты всё врёшь! Не могло такого быть! Он бы никогда…


Она замолчала и зажала себе рот рукой, но было слишком поздно.


– Кто – он? И откуда ты знаешь, что со мной могло произойти, а что – нет?


На этот растерянное переглядывание Геры и Дарины не скрылось ни от кого. И Гера впервые посмотрел на свою девушку без обожания, а с усталостью, и сказал тихо:

– Дура.


Антону словно выключили свет на секунду. А когда сознание прояснилось, он уже нависал над Герой, поднимая его за грудки. Весь мир сузился до странно-виноватого лица лучшего друга. И было всё равно то, что недавно казалось важным: как не выглядеть глупо, как наладить отношения с друзьями, что о нём думает Вика… Единственное, что имело значение – ответы, которые он хотел получить. Даже если их придётся вытрясти силой.


Но Гера обмяк и не делал и попытки сопротивляться. Он каким-то чудом смотрел не на внезапно появившегося Антона, а почти сквозь него – на Вику.


– Никто не должен был тебя и пальцем трогать. Всего лишь подержать немного взаперти. Я каждый день заказывал еду из кафе, а те парни… Это Даринин двоюродный брат и его знакомый. Мы обещали поделиться с ними прибылью с монетизации. Во время твоего отсутствия канал просто взлетел, и ещё нам постоянно донатили… Ты должна была побыть там несколько недель, а потом вернуться и рассказать историю, как на тебя напали на улице. Я и подумать не мог, что всё обернётся вот так…


– Придурок! – Дарина взвизгнула и подлетела к парням. – Что ты несёшь! Нас же всех посадят из-за этой сучки!


Движение рук было молниеносным. Отпущенный Гера рухнул обратно на диван, а Дарина схватилась за лицо. Антон удивился – он и не думал, что ударить девушку будет так легко. И вытер тыльную сторону ладони, будто вляпался во что-то мерзкое.


Вика взирала на эту сцену, кусая губы. Она должна была злиться, пытаться выцарапать глаза этим идиотам, но хотелось только одного: плакать.


– Катитесь к дьяволу. Никто вас не посадит, не хватало мне из-за вас по судам таскаться. Но если я хоть раз ещё вас увижу или что-то услышу – передумаю. А ты… хотя бы ты в этом не участвовал?


Антон покачал головой.

– Прости, что я не навестил тебя. Не знал, как подойти, и было стыдно, что не оказался рядом тогда.


Вика зажмурилась – из глаз всё же полились непрошенные слёзы.

– Пожалуйста… проводи меня сегодня.