Префектория. Пролог⁠⁠

Много лет тому вперёд.


Голос был тих, спокоен и твёрд. Речь – вкрадчива и нетороплива.

– Когда началось формирование планет из газопылевого протопланетного диска звёздной системы, на орбите третьего зародыша образовался не один планетоид, а два – основной и его спутник. Они вращались вокруг звезды Табета подобно гигантской гантели – которую вы, дети, используете для физических упражнений – с шарами разной величины. Когда планетоиды, остывая, стали превращаться в планеты, оказалось, что их размеров и гравитационных полей достаточно, чтобы удержать вокруг обеих атмосферу. Впоследствии планета получила название Дальта, а спутник её нарекли Дальтарой. Так получилось, что Дальтара, в отличие от большинства спутников, не вращалась вокруг Дальты, а висела над ней неподвижно. И планета, и спутник, совершая обороты вокруг общей оси, вместе кружили вокруг Табеты. Превосходно! Это позволило и планете, и спутнику иметь и смену времён года – зиму, весну, лето и осень – и смену дня и ночи. Но гравитация сыграла очень интересную роль в формировании Дальты и Дальтары: когда из раскалённой мантии стали образовываться участки суши, притяжение Дальтары как будто стянуло их все в один-единственный материк на планете, вокруг которого впоследствии образовался наш родной – Бесконечный океан. Аналогично эти процессы происходили и на спутнике...

– Дед! Дедушка! А я знаю, как они называются. Мы это уже проходили с наставником, – перебил неспешное повествование Лайник.

Старший из внуков, вихрастый мальчишка с огромными голубыми глазами, он был страшно любопытен и непоседлив. Его любознательность не знала границ, и просто засыпал окружающих многочисленными вопросами. Его интересовало буквально всё, без исключения, начиная от естественных наук, заканчивая вопросами философскими, ответить на которые однозначно не представлялось возможным.

– Вообще-то, старших перебивать – неучтиво, – заметил механоид Сцай, никогда не упускавший возможности немного поучить детей правилам этикета.

– Да ладно! Пусть ответит, – снисходительно произнёс старик, который очень любил своих внуков и позволял им многое из того, что было под запретом у их строгих наставников.

– А вот и, правда, знаю! – обрадовано закричал Лайник. – На Дальте – это материк Конти́, а на Дальтаре – Конти́ка!

Старый Кейник очень ценил свою возможность общаться с внуками, и, хотя встречи с ними были не часты, но он всегда ненавязчиво старался сделать общение интересным и познавательным для детей. Он рассказывал различные истории не только из своей жизни, но и из жизни страны и общества. Отличительной особенностью рассказов Кейника было то, что он никогда ничего не упрощал, искренне считая, что с внуками нужно общаться по-взрослому, не делая скидку на возраст. Они всегда могли спросить у наставников о том, что было для них сложным, не совсем понятным в рассказах, и получить развёрнутые ответы на интересующие их вопросы.

Поэтому он только кивнул головой и продолжил:

– А ещё один важный пункт - атмосфера. Вернее, то, что атмосферы планеты и спутника соприкасаются друг с другом. Дело в том, что и Дальта, и Дальтара немножко колеблются в пространстве около своей оси – это по-научному называется девиацией. Но это я просто говорю, что немного: на самом деле эти колебания с большой силой перемешивают громадные объёмы воздуха – тысячи и тысячи кубических километров! Поэтому на границе соприкосновения атмосфер бушует страшный ураган, и мы его не видим только потому, что на такой высоте воздух разряжённый и прозрачный – облака из-за холода не образуются. Но есть несколько периодов в году, когда эти ураганы стихают, и эти дни...

– Знаю, знаю! – теперь уже другой внук по имени Гораник решил последовать примеру брата и блеснуть перед дедом познаниями в географии. – Они называются «Дни активного взаимодействия» – мы тогда летаем на Дальтару, а они – к нам.

Сделав вид, будто не заметил, что его перебили, Кейник вновь продолжил:

– Как называются – все знают. А вот – почему? На этот вопрос ответить куда сложнее. Но так и быть, расскажу. Несколько раз в году происходит удивительное явление. Табета, Дальта и Дальтара выстраиваются в одну линию в космическом пространстве, и тогда мощное притяжение Табеты успокаивает девиацию. Планета и спутник перестают колебаться, и вихри в атмосфере почти стихают. Кстати, в такие дни наши предки и стали осваивать Дальтару, постепенно заселяя её. Сначала они делали это при помощи простых воздушных шаров. Да, да! Не удивляйтесь! Подъёмной силы шара хватало для того, чтобы долететь до границы соприкосновения атмосфер, а дальше воздушных путешественников подхватывала сила притяжения спутника и доставляла на поверхность материка Контика. Надо сказать, эти экспедиции не всегда проходили удачно, но трудности никогда не страшили и не отпугивали граждан. Сейчас, конечно, на воздушных шарах они уже не летают – для этого есть другие, более совершенные и безопасные воздушные корабли...

– А обитатели планеты? – снова вылез со своим очередным каверзным вопросом Лайник. – Откуда они взялись? То есть мы на Дальте и Дальтаре – откуда?

– Обитатели планеты, внук, они... – Кейник сделал выразительную паузу, пытаясь подобрать нужные слова. - Ты иногда такие сложные вопросы задаёшь. Сложные, но интересные. Про граждан точно никто не знает. Одни учёные говорят, что мы произошли от древних животных. Другие считают, что мы – пра-пра-правнуки великой расы под названием «Сеятели». Эти Сеятели и заселили все планеты, пригодные для жизни, своими потомками. А как? Может, это были переселенцы. Может – какие-то инкубаторы. Вот этого нам уж точно никогда не узнать, слишком много воды с тех пор утекло. Хотя?.. Да и в пользу гипотезы о Сеятелях говорит тот факт, что на Дальтаре есть и другая форма разумной жизни. Вы ведь наверняка слышали о палеантропах? Те самые наполовину разумные аборигены спутника, живущие в горах ледяного Севера, которых обнаружили не очень давно. Вот тут учёные точно могут сказать, что палеантропы произошли от местных животных. У нас разные геномные паспорта. Есть, правда, в городе Альдо какое-то научное общество, защищающее их от вымирания. Эти «научники» даже дают аборигенам минимальные технические знания и меняют примитивные механизмы на какие-то полезные ископаемые, но... У палеантропов нет будущего – они отстали в развитии от нашей цивилизации на тысячелетия и уже никогда не догонят.

Старик с длинной седой бородой, на лбу которого были красовались гогглы, ненадолго прервал свой рассказ, медленно подошёл к золотому кубу, который трансформировался в удобное кресло, и сел.

– Сцай, я уже присел и совсем забыл про угощения. Будь добр, приготовь нам сладости.

– Одну минуту, господин Кейник, – ответил механоид.

По его внешнему виду можно было спокойно определить, что его выпустили очень давно. Сочленения на сгибах конечностей механоида от изношенности слегка поскрипывали. И если старик, привыкший за много лет к этому звуку, уже практически не обращал на него внимания, то у детей постоянный скрип вызывал раздражение, отвлекая от рассказа.

– Дедушка, а можно мне открыть занавески? На улице такая ясная погода! – спросил один из внуков, воспользовавшись паузой.

Кейник молча кивнул, и шустрый мальчик побежал из одного конца огромной, идеально круглой мраморной комнаты с высокими потолками в другой. Остановившись перед занавесками, он перевёл дыхание и дёрнул за верёвку. Шторы быстро свернулись по сторонам, и комнату залили лучи родной звезды – Табеты, которая медленно уходила в закат, окрашивая небо ярко-оранжевым оттенком.

За окном мальчишка увидел тысячи золотых небоскрёбов, между которыми мелькали быстрые винтокрылые вертушки и другой пассажирский транспорт, а над крышами высоток парили величественные дирижабли. Еще выше, грузовые, паровые корабли оставляли за собой сизые клубы выработанного пара. Обратив свой взор на горизонт, пацан наблюдал лёгкое дрожание воздуха, где высоко в небе соприкасались атмосферы его родной планеты и спутника.

– Ух, ты! Дедушка! Какой у тебя красивый вид из окна! Я хочу жить в столице Миженски! Здесь так здорово! – восхитился ребёнок.

– Это заслуга технократов, внук, – ответил старик.

– Господин Кейник, всё готово, – прервал механический помощник своего хозяина, держа в руках поднос с некрасивой мозаикой запечатанных сладостей. Старик неоднократно делал замечания своему другу, и вечно ворчал на его слегка хамские манеры.

Любой другой на его месте был бы наказан за проявленное неуважение. Но механоид, наверное, имел на такое поведение полное право. Он не был просто слугой. За многие совместно прожитые годы со своим хозяином он превратился в верного товарища и почти единственного собеседника, который понимал старика с полуслова. Едва ли не члена семьи, столь же высоко ценимого и близкого.

– Благодарю, мой друг Сцай, – ответил Кейник, неумело скрывая недовольство.

Он немного помолчал, как бы собираясь с мыслями, и продолжил прерванный рассказ:

– Только представьте, дети мои, что, возможно, этого никогда бы не было: ни садов, ни величественных зданий, ни... Ни спокойствия, – обращаясь к мальчишкам, господин Кейник обвёл широким жестом руки панораму за окном.

Его взгляд переменился. Из несколько отстранённого стал задумчивым, мрачным. Губы слегка задрожали. Кейник определённо что-то вспомнил и тут же поджал их, стараясь не выдать окружающим перемены в своём настроении. Скорее всего погрузился в размышления о тяжелых временах Префектории. Лишь воспоминания о том периоде могли вывести его из состояния равновесия.

– Почему? – спросил один из внуков, внимательно рассматривая реакцию старика.

– Война. К сожалению, война, – тяжело вздохнул Кейник.

– Война? А что это такое – война? Мне незнакомо это слово, – поинтересовался Лайник.

Старик явно оживился. Он резко посмотрел на механоида, улыбнулся и высокопарно продолжил.

– Велик тот день, когда наши дети не понимают значения этого ужасного слова – война. Не правда ли, Сцай?

– Согласен с вами, господин Кейник. Мы долго к этому шли. Это были тяжёлые времена.

– Дедушка Кейник, а почему вы испугались этого слова? – не унимался внук.

Вопрос выбил из колеи лидера Партии технократов, и он посмотрел на своего верного друга Сцая растерянным взглядом.

– Кажется, я не должен был говорить это слово. Рано! Слишком рано! Они ведь даже не ходят в университет для детей! Мать моя Префектория! – принялся укорять себя Кейник.

Он вдруг вспомнил, что сам в своё время настоял на принятии закона, ограждающего умы детей от любого упоминания войны. Сколько был лет не прошло с момента тех устрашающих событий, для Кейника они всегда были свежи и ярки, словно происходили вчера. Он не хотел, чтобы его потомки и потомки граждан, населявших планету в то мрачное время, с раннего возраста окунались в ужасы, с которыми некогда пришлось столкнуться представителям старшего поколения. Несомненно, желание его было, в некотором роде, утопичным – всегда найдётся тот, кто сболтнёт лишнего. Тем не менее. Сейчас таким болтуном оказался он сам, и внуки, услышавшие из его уст незнакомое прежде слово, смотрели с неподдельным интересом, надеясь на захватывающую историю. Ждали.

Кейник не спешил с ответом. От своего мнения он не отказывался. Никакой лишней информации. Всему своё время. А до университета для взрослых, Лайнику, и уж тем более Горанику еще несколько лет.

– Рано или поздно, но они всё узнают, господин Кейник, – ответил Сцай на невысказанный вопрос, наблюдая за мальчишками.

Младший из внуков подошел к стеклянной коробке, установленной на золотом выступе, плавно вырастающем из неприлично дорогого мраморного пола. Никогда прежде он не обращал внимание на экспонат, мирно пылившийся в прозрачной клетке. Это были гогглы, принадлежащие выдающемуся политику. Между диоптриями красовался силуэт Пальхорикона – животного, считавшегося символом мира в Префектории.

– Эти гогглы кажутся мне величественными! – Восхитился пацан. – И Пальхорикон…

– Они принадлежали вашей прабабушке, мадам Шторнец, - с пугающей эмоциональностью, не свойственной механоидам, произнес Сцай. – И эти гогглы повидали, если так можно сказать о не живом предмете, очень много событий.

– Ваша Прабабушка изменила весь ход истории, – добавил Кейник. – Когда появилась, точнее вернулась очень страшная технология.

К горлу старика подступил ком.

Воспоминания вновь настигали его и накрывали с головой. Пробудившись после упоминания войны, они не утихали, напротив, набирали силу, всё сильнее затягивая в водоворот событий. Не забытых, но мирно дремавших до поры до времени, а ныне вспыхнувших в сознании с новой силой.

Кейник задумчиво посмотрел на внуков. Его терзали сомнения. Он понимал, что может замять разговор прямо сейчас, оставив всё как есть, перевести тему и сделать вид, будто ничего не было. Но вместе с тем отдавал себе отчёт в том, что дети не забудут о его оговорке. А, значит, попытаются самостоятельно узнать о том, что их заинтересовало. И кто знает, к чему приведёт их любопытство, сгубившее, как известно, не одного пальхорикона.

Чаша весов попеременно склонялась то в одну, то в другую сторону. Молчание порядком затянулось, стало практически неприличным, а лёгкое напряжение повисло в воздухе. Тишину, установившуюся в зале, можно было назвать звенящей. И в этой тишине голос прозвучал непривычно громко, так, что Лайник и Гораник, привыкшие к размеренной, вкрадчивой речи родственника, едва заметно вздрогнули.

– Хорошо. Дети, садитесь снова ко мне поближе. Я продолжу свой рассказ про нашу страну, но немного по-другому. Единственное, о чём попрошу: не говорите вашим ученым наставникам! И маме тем более! Всё, что вы сейчас услышите, должно остаться между нами, – предостерег внуков господин Кейник. – Я расскажу вам невероятную историю, в событиях которой мне пришлось поучаствовать!


Всё началось с того, что Партия контрактников – так называемая Контрпартия, свергла Партию мира и процветания во главе с Великим Технократом – господином Верлионом...