Право на Нетландию⁠⁠

С каждым годом ты все больше становишься взрослым человеком. Простая истина. Не сбежать, не увернуться. Ком в горле.

Старый козел Гендальф все не стучит в твою дверь, чего не скажешь о тридцатилетии. Сказки, в которые пытаешься сбежать, уже не являются глотком свежего воздуха. Скорее становятся просто глотком хоть чего-то, потому что дышать... ты не дышишь. Ты – разлагающийся труп.

Как же так получилось, Питер?

Каждый год жизни накладывал все больше ответственности, каждый новый человек вместо конфет выдавал тебе новые жизненные принципы, ты, в общем-то, добровольно заковал себя в кандалы и смущенно не смотришь в зеркало. Стыдно.

В какой-то момент свобода стала восприниматься с негативным соблазнительным оттенком вседозволенности, а храбрость перепуталась с безрассудством. В детстве эти понятия были неделимы и не имели оттенков.

Только ребенок искренне знает, чего он хочет, даже если это желание мимолетно, но оно, именно оно – настоящее. Ребенок идет к своей цели напролом, с бурей эмоций, сметающих все на своём пути.

Хочет ли ребенок проводить свою жизнь сидя на одном месте, или запереться в квартире, или бояться потерять это место или место жительства – нет! Ребенок просто не задумывается об этом!

Питер, дорогой Питер, все мы хоть раз сбегали из дома. Потому что там, за порогом, была манящая вседозволенность, а вело нас всех безрассудство. Только взрослые, серьёзные люди дали этим качествам окраску. К тому же негативную. А когда тебя стало волновать их мнение, мальчик мой?

Молчишь.

Брось, не вспоминай. У мертвецов нет воспоминаний. Нет эмоций. Как у отражения в зеркале. Ты – своё мертвое отражение, мальчик. С потухшими глазами, двадцать четыре на семь, непонятно зачем. И ром по пятницам пьешь, словно тот капитан.

Кажется, он один понимал, что стал отвратительным взрослым. И сожалел.

Есть в этом мире что-то страшнее физической смерти и сильнее времени. Это метаморфоза. Обнимает каждого нежнейшими руками, вытаскивает живую душу, оставляет пустоту. Потому что так надо. Потому что все стремятся стать взрослыми. И наконец становятся. Работают, потому что боятся спать под открытым небом, боятся спать под открытым небом, потому что боятся других людей, боятся других людей... потому что всем стыдно. Не друг перед другом, а перед отражением в зеркале. Мало кто смог сделать свою жизнь такой, какой хотел. Чаще жизнь стала такой, какой положено.

А мальчики и девочки потеряли своё право на Нетландию. Иногда так же, с опаской, словно в чужое окно, подглядывают – книжки всякие читают, в игры играют, фильмы смотрят, некоторые деревянными мечами машут, видимо, те, у кого мечта быть героем никак не воплотилась в положенной жизни. Но полностью отдаться этому не могут. Так – одним глазком.

Слышала я, Питер, что где-то ещё есть вечные дети, что научились они открывать двери на ту сторону. И кого-то с собой туда уводить... А ты?

Молчишь.

Да, мой милый мальчик. Мертвецы не рассказывают сказки. Тело твое живо, и тело Венди живо, вроде родила тройню на прошлой неделе, как будто это смогло бы стать её обратным билетом в Нетландию... Дура.

Не мне, маленькой Тинкербелл, судить.

Питер, ты вообще ещё помнишь, кто ты? Ты ещё можешь меня услышать?

Страшно. Тебе просто страшно быть ребенком в этом огромном, огромном мире.

Страшно быть дерзким, эгоистичным, эмоциональным, злым, добрым, одним словом – живым.

Страшно.

Еще один отдался простой человеческой жизни и окончательно потерял своё право на Неверленд.

Никто не вернулся.

Живым.