«Потерпи, потерпи, завтра уже пройдёт…»⁠⁠

В детстве у меня часто болели уши. Кажется, что часто. Сейчас отит лечится обезболивающими каплями, а в восьмидесятых мне к ушам надолго прикладывали тёплые камфорные компрессы, заматывая повязки вокруг головы и шеи, чтобы они держались.
Запах камфоры — это запах болезни из детства, тошнотворный, душащий, как эти повязки. Каждый похожий на него запах я теперь улавливаю издалека, и каждый раз он напоминает самые грустные детские воспоминания о пережитом бессилии, когда невозможно изменить то, что приходится просто терпеть. Он для меня про давление, скованность тем, что мешает, душит, от чего нельзя избавиться.

Я помню, как болела отитом лет с трех, тогда меня лечили бабушка и дед, наверное, по старинке, грели мне уши и горло не только компрессами, но и теплым пшеном, заматывая его в платок. Еще они поили меня горячим молоком с медом (ненавижу это теперь) и светили в уши синей лампой. Может вы знаете, это такое зеркальное полушарие с черной ручкой, а внутри синяя лампочка. Когда полушарие с включенной лампой прикладывали на время к уху, это было интересно, не противно, как от молока, и не душно, как от повязок.

Болеть и лечиться было неприятно, но года в три так не осознавалось, как потом, когда стала старше. Уши все так же заболевали, и уже мама лечила меня такими же средствами. Я помню, как зимой лежала одна в комнате с повязками на голове и шее. Мне было жарко и так душно от камфорного запаха, что я хотела просто их сорвать, сорвать и бросить с силой, с криком, так плохо мне было от них, так я страдала и злилась. Но «Нельзя, ни в коем случае, иначе будет еще больнее. Потерпи, потерпи, завтра уже пройдёт». А это очень тяжелая ноша для ребенка – терпеть, она – невыносимая.
От боли или жара в сумраке комнаты мне казалось, что пространство как будто становилось плотнее, гуще, оно немного двигалось, качалось, в углах появлялись тени, из занавесок выходили силуэты. В голове было туманно, а всё вокруг медленно и вязко. Даже мысли и голоса казались длинными. Когда я звала: «Мам?!», это становилось тягучим низким «М-а-а-а-м-м-м», неровным, как пригорки, как синусоиды. Мама приходила, садилась на кровать и шептала: «Потерпи, потерпи, завтра уже пройдёт».

Потом помню классе в третьем, в начале лета был сильный отит, несколько дней. На улице хорошо, по-майски свежо, а дома скучно, одиноко. Я надела какой-то платок на повязку, вышла на лавочку во дворе, – не красиво, но терпимо. В эти дни в кино был «Вий», и мимо меня шли подружки в клуб на вечерний сеанс. «Вий» — это Гоголь, мистика, я немного знала о нем и очень хотела посмотреть. Осталась их ждать, чтобы хоть рассказали, когда вернутся. Услышала издалека, они еще даже не дошли: «Поднимите мне веки, поднимите мне веки». Девочки с такими эмоциями говорили, возбужденно, восхищено, потом сели рядом, и кто-то слезы мне вытирал, кто-то по платку гладил. Плакала, потому что тоже хотела в кино, потому что чувствовала грусть, бессилие и беспомощность. «Потерпи, потерпи, утром уже пройдёт»

А как-то весной мне прокололи уши под серьги, я захотела, и мама просила носить платок, наверное, чтобы лучше заживали в чистоте. А я уже не могла терпеть платки на голове, не надела его, гуляла так на улице в сережках, и правда мочки тогда опухли, болели, но серьги я не сняла. Как будто любую ушную боль научилась терпеть лучше, чем повязки на голове.
Я фильм «Вий» так и не смотрела, не захотела потом, и сейчас не хочу.
Синюю лампу больше в жизни нигде не видела. 
Компрессы никогда никому не делала.
Камфору в руки не брала. 
Платки не ношу, душат. 
А шапки ношу, с осени до весны, берегу уши, больше не болят.
Когда прихожу домой, сразу побыстрее хочу снять, прям скинуть одежду с любыми застежками, резинки с волос, заколки, браслеты, кольца. 
И с тех пор, терпеть не могу терпеть, ненавижу терпеть и стараюсь не терпеть. 
Не люблю все, что давит, душит, хоть немного, не только физически, но и эмоционально. 
Больше нет в моей жизни никакой камфоры, никаких платков и повязок, и никакого давления и терпения, при любой возможности их не переживать.