Последняя игра Януша Старика. Долина - Лука⁠⁠

Долина

Снаружи уже почти наступил погожий весенний день. Всходило солнце. Задувал душистый от распустившихся цветов ветерок, ласковый и теплый. Согласно календарю в компьютере Януша на дворе стоял понедельник. Второе марта. Годы в календаре старик отключил. Так ему было спокойней.

К середине месяца уже будет достаточно тепло и уйдёт промозглая ночная прохлада, так беспокоившая кости старика. Всё буйное разнотравие и огородные богатства Долины разрастутся до крайнего предела.

С глиняной пасеки Януша, стоящей в тени неизвестных ему лиственных деревьев, называемых здесь «тук», доносился умиротворяющий гул пчелиной семьи. Пчелы успешно перезимовали и уже во всю посветили себя своим, пчелиным заботам.

Зима тут напоминала скорей затянувшуюся, нудную и бесцветную осень. Только ведущие календарь старожилы могли с уверенностью сказать, какой месяц нынче на дворе.

Все лиственные деревья зимой стояли голышом. Над Долиной целыми днями стлался густой туман. Солнца в Долине зимой не хватало. Ближе к концу декабря оно всё раньше и раньше скрывалось за горами. Потом, примерно до середины января стояла сплошная ночь, а затем наступал день - Межа Времен.

В этот день солнце показывалось, всего на треть, всего на пол - минуты из-за высочайшего в округе пика – Вековой Горы. Каждый раз это происходило в любой, случайный день в период от четырнадцатого до семнадцатого января: важно было не пропустить этот день.

Последние лет сорок за этим следил Януш. Поначалу затея казалась ему глупой и смехотворной, но потом он проникся. Видимо, понял что-то своё. На крышу своего жилища он установил и направил в сторону вершины Вековой Горы видеоаппарат, подобранный где-то в городе. Януш включал его тринадцатого января и просто жил дальше так, как привык.

Бдительное устройство, заприметив краешек солнца, тут же посылало по кабелю сигнал компьютеру. Компьютер просыпался, выводил на экран уведомление «С Новым Годом, Януш!» и воспроизводил известную запись сирены. На самом коньке Янушева домишки, просыпался, оглашал Долину громкими хрипящими и ревущими гудками, репродуктор, наполняя сердца селян радостью и весельем...

Ещё один год брошен в копилку вечности.

В этот день, в полдень, (примерно, так как было всё ещё темно) на каждом поле разводили костёр, куда складывали прошлогодние лапти, домотканые рубахи и прочую одежду. Складывали всё то, что хозяева считали избыточным, или пришедшем в негодность.

Так в Долине возвращали долг Земле, надеясь на то, что в последующий год, она будет столь же щедра, как и в предыдущие.

Януш наблюдал за всем этим скромным праздником, сидя на лавочке возле крыльца. Ему нравилось смотреть как по всей Долине, один за другим, загораются костры из накопленных за год избытков, безделиц и ветошей.

«Мать Земля»… Да, в этом что-то есть, очень умно. Да и к тому же: зола – прекрасное удобрение». Януш улыбался и выпускал дым…

Снега зимой не было. Не было и дождей. Не только зимних, но и летних, и осенних - ни каких.

Пронзительно-голубое днём и бескрайне звёздное ночью, небо - молчало. И только вода из источника, журча и переливаясь в сети оросительных каналов, питала круглый год плодородную почву.

Януш глубоко, насколько смог, вдохнул весеннего воздуха и сошёл с резного, покрытого засохшими пятнами крыльца. Его путь лежал по узенькой, твёрдо утоптанной тропинке. Тропинка вела к глубокому песчаному оврагу, огибала его справа, шла чуть в горку и выводила уже на главную улицу. Главная улица когда-то являла собой накатанную телегами двухколейку, ведущую к самому Ущелью. Постепенно, со временем зарастая травой, она уже всё меньше походила на тот прежний торговый тракт, по которому когда-то отправлялись в город караваны.

Теплеющий воздух Долины, казалось, был пронизан духом перемен, и даже более того -предчувствием нового начала. Януш приободрился, и принялся насвистывать, сам уже не помня, какой мотив. Однако подъём в горку всё же слегка его утомил.

Мало кого в Долине Януш мог назвать своим другом. И дело даже не в том, что он, будучи на короткой ноге с прогрессивными знаниями мира ушедшего, почитался здесь, в неизменном мире землепашцев и ремесленников за нечистого на душу колдуна…

Тут следует отметить, что от начала времён, жители Долины в большинстве своём совсем не интересовались плодами научной мысли и прогресса.

Таковы были здешние традиции.

Гибель внешнего мира тут сочли результатом чрезмерного увлечения там всякими «бесовскими» диковинами: «навукой» и «ахтоматикой». А главное – применения «запретных» знаний на практике… Великие Войны стали для селян подтверждением – люди за горами жили не правильно. «Сокровенные Тайны Земли, Воды и Неба разгадать – не шутки. Взамен там всё своё потеряли – и души и жизни». Говорили селяне своим детям на ночь, совершенно отбивая у них охоту что-либо разгадывать и постигать. И в этом был свой смысл.

Так, думали они, и настал Чёрный День Внешнего Мира и всем сердцем стремились сохранить мир самой Долины .

Здесь также считали, что руки не должны пропадать без дела. Важен был труд. В трудах познается человек – сразу видно, каков хозяин, стоит лишь окинуть взглядом его подворье.

«Каждый сам должен построит свою жизнь, хозяйство обустроить. Хлопоты и труды закаляют дух и тело, опыт дают. А если всё хозяйство построено без труда особого, не как у людей, само-собой всё происходит: стоит присмотреться к хозяину. Знать хозяин или мудрец великий или колдун, что Тайны ведают. Такие люди на вес хорошего чернозёма, но тяжела, бывает, судьба их. И зачастую бедами богата. Да и ведать порой, так же сложно, как поле вспахать. Уважать таких нужно, но и сторонится следует: в споре они с Матерью Землей и всё норовят её под себя переиначить. В этом и глупы, хоть и ведают…». Так поучали старожилы молодежь.

Так и Януш стал считаться колдуном. Всё просто – не каждому дано правильно понять фразу: «Я дурак перед лицом истории». А Януш постоянно это твердил на уверение селян его в его же мудрости и «ведовстве». «Ну, раз не мудрец – знать колдун, и чёрт то с ним!» - подумали селяне, плюнули (на крыльцо) и не ломали больше лишний раз голову.

Жизнь в Долине неизменно текла размеренно и неспешно. Все знания и опыт в земледелии и животноводстве. Все навыки содержания и обустройства жилища, основы всех ремёсел и прочие знания - всё это передавалось из поколения в поколение. Из уст в уста. Очень немногие в Долине владели навыком письма. В свою очередь немногие из этих людей брали на себя ответственность записывать то, что обычно передавалось устным путём, вести летопись, собирать предания или описания той или иной бытовой или иной проблемы и вариантов её решения. В основном это были ремесленники.

Владел письменностью и местный старейшина, неприметный человек по имени Шаромыга. О нём, как это не удивительно, жители Долины доподлинно знали только то, что пришёл он сюда вроде как вместе с Янушом. И, как помниться, для начала основал Дружину Обороны от Внешнего Врага.

Шаромыга попытался убедить Собор Долины (пять наиболее зажиточных и уважаемых семейств) в том, что непременно должно произойти посягательство из вне. Рано или поздно. Что в мире остались озлобленные, озверевшие в войнах, живущие подобно кротам под землей полулюди полуавтоматы… (Он сильно упрощал и не стеснялся в выражениях). Эти вот – неведомые, а потому особо страшные, рыщут (как рыщут? - непонятно и страшно…) по всему свету в поисках последних крох приемлемой земли и воды и вообще крайне агрессивно настроены по отношению к частной собственности и житейскому благополучию земледельцев.

Вся Долина ужаснулась. Но Шаромыга предложил выход. Дескать: без паники, господа земледельцы, у вас есть – мы! И поименно вызвал перед Собором человек примерно пятьдесят, пришлых и незнакомых никому в Долине людей…

У людей имелось оружие, невнятные лица и глаза, лишенные всякой души. (В городе, уже павшему к тому времени, представленных Шаромыгой защитников называли конторскими шавками…).

Безусловно, не все на Соборе поверили Шаромыге, голоса разделились поровну, последний, имевший право голоса - звали его Лука и был он плотник, никак не мог решиться и обратился за советом к Янушу, успевшему уже обрести тут славу человека ведавшего (построить электростанция – ещё бы) и бывшего его другом…

Януш бросил, отвернувшись и яростно натирая правый глаз, «Они помогут…».

В тот день он напился пьяным (единственный свой раз в Долине) и всю ночь истошно вопил и рыдал в своей хижине под звуки грозных военных песен…

Шаромыга, выбранный сразу старейшиной, военачальником а заодно и главным судьей, сказал тогда, хищно оскалившись, что колдуна посетило «наитие всех таинств» и отныне он на «новом уровне познания».

Простые же, незажиточные земледельцы с того дня повадились класть на ночь под подушку затейливо расшитые мешочки с землей. «Колдуны, да краснобаи – приходящее. А Мать Земля всех переживёт». Дураков в Долине отродясь не водилось.

Лука.

Путь Януша проходил мимо дома Луки, пожалуй, самого красивого в округе, и Януш донельзя обрадовался, завидев издали самого хозяина, греющего старые кости в лучах весеннего солнца. Лука сидел на низенькой изрезанной деревянной скамейке. Тут же рядом он расположил свой верстак, кучу брусьев и досок, различный инструмент. Лука любил работать на свежем воздухе, и стоило чуть потеплеть, вытащил всё свое имущество наружу. Помимо рутинной работы местного плотника, он любил иной раз почудить. Чудачество это хоть и носило безобидный характер, но доводило его жену Даяну до слез…

То он вдруг, ни с того ни с сего, бросал всякую работу и ну вырезать из коряг различные фигурки. То вставал прямо из-за обеденного стола и опять же шел во двор – сверлить дудочки и свистульки - местная ребятня за это его очень любила…

- Дед Лука!- кричали они, - вырежи барашка!

- Ну… барашка, а самолёт хотите? - отвечал усмехаясь в пышную, всю в стружках бороду Лука.

- Самалёт!?- охала ребятня, округлив глаза, и, усевшись в круг, слушала диковинную быль Луки о «самалётах», «ахвтамабилях» и прочих чудесах. А тот, неспешно строгая, вел свой сказ. На землю летели душистые щепки и опилки, а дети сидели, раскрыв рот, и опасливо оглядываясь – не видят ли родители? Ведь о запретном и страшном говорил им Лука.

Один мальчишка – Тхия, сын местного кузнеца Каве и его немой жены Эльзы, однако, не зевал, а старательно чирикал шилом по бересте, записывая слова Луки. Мальчишка этот очень отличался от прочих и наотрез отказывался даже слушать речи отца о неправильном внешнем мире и его судьбах. Он явно имел своё собственное мнение и, надо сказать, держал его при себе, умел промолчать. Видимо - пошел в мать, которую, кстати, на удивление прекрасно понимал. Да и бабка его, покойная Ирма-Горожанка при жизни успела рассказала ему предостаточно такого, что в пору было бы записывать и удивляться самому Луке…

Каве недолюбливал Луку, очень ревновал к нему сына и даже хотел наслать на него порчу, чем умудрился вывести Януша из себя. Никто не видел, что между ними произошло, но крепкий, закалённый тяжелой работой кузнец бежал от самой Чертовой Кухни без оглядки и очень долго побаивался выйти из дому.

Вот и сейчас, как понял Януш, Лука явно решил почудить… Груда досок и брусьев, лежащих на избитом верстаке и рядом с ним на подстеленных козьих шкурах. Кипа жёлтых от времени чертежей. Мешки с просмоленной заранее паклей: Лука собрался строить шлюпку. Одевшись по погоде легко, он начал было работу, и значительно преуспел но, заприметив приятеля издали, решил передохнуть.

В окно, за его спиной, беспокойно выглядывала заплаканная Даяна. Свернув с дороги, Януш направился к старому другу. Лука привстал и молча протянул руку - последовало крепкое рукопожатие, затем плотник вернулся на скамейку. Хитро поглядывая на старика, он усмехался чему-то себе в бороду.

С минуту Януш озадаченно разглядывал инструмент, чертежи и киль, уже покрытый шпангоутами, почёсывая затылок через вязаную шапку. Неловкое молчанье прервал Лука, улыбаясь и щурясь на солнце, он спросил:

- Ходил ли ты на шлюпке, Януш?

- На вёсельной?- Януш решил ничему не удивляться.

- Экий ты дурень, хоть и ведаешь… - добродушно рассмеялся Лука. - Исключительно под парусами, Януш, только так!

Старик снял рюкзак, расправив худые плечи. - Никак не приходилось: ни под парусами, ни на веслах. Забавно, что ты спросил. Видишь ли…

- И я не ходил…- вздохнул, прервав его Лука. - Но мечтал с тех пор, как ещё мальчишкой побывал в городе и порт увидал. Море… Что там, за ним? Кто видел? Я и плотником стал: почему?

- Почему? - поддержал друга Януш, присев рядом, озабоченно набивая и раскуривая трубку.

- Надеялся я - пойду по морю, как время подойдёт. Шлюпку построю. Очень уж красивые они – суда морские. А шлюпка – самое простое и недолгое в строительстве… А тут – наследника оставлю. Долина без плотника – куда же?

- Но море, море то давно мертво! Наследника…- Януша поразил приступ глубокого и страшного кашля, но он справился и продолжил. – Угомонись Лука, Даяну доведешь.

- Всегда найдутся отговорки, препятствия … - Лука его не слышал, не желал. - Всю жизнь так: то да сё - хватит! Мечту, мечту предавать не стоит, ни в коем разе! И потом, раз оно мертво, зачем ты, старый филин вылез сегодня на свет. Надежда то: до последнего живёт. Как знать, Януш? А вдруг там – за морем тоже люди. А если… - Лука осёкся и замолчал. - А жена моя: слабоверна. И надежду потеряла. А зря… – из дома донеслось, «Был один, да в город выпустили... А теперь пустая я. Горе мне!». - Ну, не рыдай, душа моя, сходим за море… Посмотрим…

Януш внимательно посмотрел на Луку, тот же смотрел куда-то вдаль. Казалось, он видит что-то такое – сокровенное. Или просто всем сердцем желает обрести. Вернуть и исправить. Януш покачал головой и отвернулся.

Его так дико перекосило, что если бы случилось проходить рядом кузнецу, тот бы заперся от людей на целый месяц. Захотелось встать и сбежать от этого упрямого человека, ни говоря ему больше ни слова. Янушу стало невыносимо больно, он непроизвольно сжал рукоять своего ножа и незаметно потер глаз, «Никогда не скажу»…

- И правда, на то и мечты. - Януш, взяв себя в руки, сделал смачную затяжку и, вдруг, предложил трубку Луке, тот отказался. Януш молча кивнул.

Перед ними расцветала Долина. Весна. Весна – не время для печалей. Весной так тянет начать заново, выйти за порог по зову сердца. Встретить и обрести то, ради чего пережил и осень и зиму и провести с тем, что встретил и обрёл - лето…

- Значит шлюпка…- произнёс Януш, расплываясь молодящей его улыбкой, Лука молча кивнул.

- До моря больше дня пешком. Даже если оно восстановилось, нужен транспорт, подъёмный механизм…- принялся загибать пальцы правой Януш, увлечённо почесывая бороду левой рукой и гоняя трубку из одного угла рта в другой. – Выйдет очень долго и сложно…- Лука остановил его жестом.

- Мечта, как и надежда редко дружат с логикой. Просто сходи и посмотри… - Лука кивнул в сторону своего верстака. - Я тут справлюсь.

- Значит, мечта и надежда?

-Мечта и надежда…

- Тогда я на носу…- теперь уже Лука беспокойно посмотрел на друга.

Трубка Януша наполнилась пеплом, он улыбался. Налетевший ветерок подхватил, вырвал из чаши седые хлопья, обдал Луку запахом мёда и ромашки, схватил Януша за бороду, разметал её по плечам и был таков…

Приятельская беседа могла бы продолжаться до бесконечности, на то они и друзья. Однако, Януш, вдруг встал со скамейки и, надев рюкзак, решительно подвел итог:

- Ладно, плотник, пора мне море проведать.

- Когда обратно обернёшься? – с живым интересом спросил Лука.

- Поздно за полночь…

- Всякий раз удивляюсь, - рассмеялся Лука и протянул руку в прощальном жесте, Януш ответил коротким рукопожатием и, резко развернувшись, продолжил то, что начал. Путь к морю.