Пей воду как гусь, ешь хлеб как свинья, а работай черт, да не я⁠⁠

Этот пост — изложение моих впечатлений от занимательной книги В.Ф. Трахтенберга "Блатная музыка (жаргон в тюрьме)", изданной в 1908 году. Скачать книгу в pdf можно здесь. Музыка — самоназвание тюремного жаргона. Автор специально указывает, что книга почти полностью содержит слова, неизвестные на тот момент публике, или, во всяком случае, неупотребительные среди образованных людей.

Первое, что бросается в глаза — старинный тюремный жаргон почти весь умер. Казалось бы, всё должно было получиться наоборот — в ходе революции и Гражданской войны обитатели тюрем поразбежались, и, надо думать, их специфическая речь широко разошлась в народе.

Но нет. Оставшийся след очень, в общем–то, небольшой. В современный литературный язык из описываемого жаргона не вошло ничего, а в язык грубоватый, разговорный без изменения начального смысла попали только слова:

— бабки,

— барахло,

— заначка,

— затырить (при этом стырить и притырить — это слова новые),

— каюк (настал каюк),

— ксива,

— очко (для обозначения ануса),

— порешить (то есть убить),

— стрелять (в смысле выпрашивать),

— фарт,

— шмонать.

Много слов как–то перепуталось. Волынка — развлечение, игра; завести волынку — начать развлекаться. Навести марафет — сбить человека с толку неожиданным вопросом. Мура — любой неденежный выигрыш в карты. Париться — находиться под предварительным следствием, содержаться не в тюрьме, а в камере полицейского участка. Разоряться — смешить, развлекать, подзадоривать.

Множество странных слов исчезло, не оставив следа. Тюремная педерастия называлась бульда. Чистый спирт — гамура. Выдать чужую тайну — опешить. Бить по голове — темнить. Женский половой орган — копилка, женские груди — маркоташки. Мужской половой орган — свайка, заниматься онанизмом — держаться за свайку. Верхняя одежда — лопоть.

А вот еще интересное.

Халтура — это кража, совершенная в квартире, где находится покойник. Двери такого помещения обыкновенно открыты, и появление незнакомого лица, которое могло знать покойного, не вызывает подозрения.

Шпана — это стадо барашков одного возраста и цвета. В переносном смысле это название постоянного тюремного населения; смысл выражения в том, что от сидения в тюрьме люди притираются друг к другу, усваивают одни и те же привычки, взгляды и обычаи, и становятся похожими, как эти барашки.

Костогрыз — арестант, принадлежащий к тюремной аристократии, пользующийся привилегией высасывать мозг из варившихся в арестантском котле костей.

Саватейка — род лепешки из ржаной муки, выставлялась в Сибири почти в каждом крестьянском доме на особую приступочку за окно для полумертвого с голоду, скрывающегося от людей беглого каторжника. Беглые, в ответ, обычно не обкрадывали и не обижали крестьян, выставляющих саватейку.

Имеются любопытные сведения о странных обычаях. Например, при отправке партий арестантов из Москвы в Сибирь они давали большие взятки конвою, для того, чтобы те устроили прохладу — разрешали идти очень медленно и под барабанный бой. Подаяния прохожих, которых трогала такая церемония, многократно перекрывали взятку.

В книге есть ужасы. Например, описываются два способа, которым крестьяне расправлялись с конокрадами. Из рассказов видно, до какой степени смягчились нынче нравы: пойманному угонщику автомобиля ничего подобное не грозит.

Первый способ называется блок. Конокраду связывают вместе ступни ног и кисти рук, затем продевают веревку через блок, прибитый к воротам, и тянут его по блоку кверху: когда его таким образом подымут до блока, веревку сразу отпускают, и он падает на землю. Так повторяют еще несколько раз, и какждый раз слышится хряск ломаемых позвонков, кровь бъет фонтаном из его горла, а его все еще тянут по блоку одурманенные яростью крестьяне.

Второй способ называется примочка. Конокрада где–нибудь за деревней раздевают донага, связывают веревками руки и ноги, оборачивают туловище его мокрыми мешками, кладут на живот ему доску, и затем начинают бить по ней молотами, поленьями, камнями и чем попало, отбивая несчастному все внутренности. Затем примочку снимают, его снова одевают и, вывезя в соседние поля или на дорогу, бросают. На теле умирающего конокрада не остается обыкновенно никаких внешних следов истязания.

А теперь попробуйте без подсказки догадаться, что значит поговорка:

Бей в овсе, колоти во все, и того не забудь, чего в кашу кладут.