Первая Отечественная

Первая Отечественная Александр I, Михаил Кутузов, Наполеон, Отечественная война 1812 года, Армия, Религия, История России, Бог, Длиннопост

Александр I (Часть 5)


24 июня 1812г. Государь, находясь на балу в доме Беннигсена, узнал, что Великая армия вторглась в пределы империи. Распорядившись продолжать веселье, он написал Наполеону письмо следующего содержания:
«Государь брат мой! Вчера дошло до меня, что, несмотря на прямодушие, с которым соблюдал я мои обязательства в отношении к Вашему Императорскому Величеству, войска Ваши перешли русские границы, и только лишь теперь получил из Петербурга ноту, которою граф Лористон извещает меня, по поводу сего вторжения, что Ваше Величество считаете себя в неприязненных отношениях со мною, с того времени как князь Куракин потребовал свои паспорта.


Причины, на которых герцог Бассано основывал свой отказ выдать сии паспорты, никогда не могли бы заставить меня предполагать, чтобы поступок моего посла послужил поводом к нападению. И в действительности он не имел на то от меня повеления, как было объявлено им самим; и как только я узнал о сем, то немедленно выразил мое неудовольствие князю Куракину, повелев ему исполнять по-прежнему порученные ему обязанности.


Ежели Ваше Величество не расположены проливать кровь наших подданных из-за подобного недоразумения и ежели Вы согласны вывести свои войска из русских владений, то я оставлю без внимания все происшедшее, и соглашение между нами будет возможно. В противном случае я буду принужден отражать нападение, которое ничем не было возбуждено с моей стороны. Ваше Величество, еще имеете возможность избавить человечество от бедствий новой войны.

(подписал) Александр».


Послание французскому императору передал адъютант Государя Александр Дмитриевич Балашов. Бонапарт пригласил парламентера отобедать с ним. Во время трапезы корсиканец непринужденно рассказывал, что его армия по количеству бойцов превосходит русскую в три раза, «ОН» на которого работает вся Европа во много раз богаче российского императора. Насмехаясь, император попросил Балашова отметить на карте самую короткую дорогу на Москву.


Балашов ответил, что в Москву–Третий Рим ведет много дорог, он хотел бы посоветовать императору, повторить деяние Карла XII, и идти к первопрестольной через Полтаву. Отпуская дерзкого адъютанта, Наполеон передал Александру I письмо. В нем он «сожалел», что иногда даже Господь Бог не в силах обратить события вспять, и сообщал, что если Александр возьмет на себя вину за развязывание войны, он готов к переговорам о мире. Наполеон предупредил, что в случае отказа русский император собственноручно погубит свою великую империю. Государь оставил письмо без ответа.


Ежедневно Александр I получал донесения о продвижении французов, он знал, что 600-тысячное войско Бонапарта уже в начале похода испытывало дефицит продовольствия. Двигаясь вглубь ненавидимой ими страны, европейцы, словно саранча пожирали все на своем пути.


Наполеону противостояли 2 армии: 1-я армия (127-тысяч человек) под командованием Барклая де Толли и 2-я армия (27-тысяч человек) под командованием Петра Ивановича Багратиона.
Госсекретарь Александр Семёнович Шишков, Аракчеев и Балашов уговаривали императора покинуть действующую армию, Государь колебался, он согласился исполнить просьбу царедворцев, прочитав письмо от сестры Екатерины.


Великая княгиня писала, что, безусловно, он способен управлять армией, но генералов в российской армии много, а император у России один. Если народ утратит веру в самодержца, страна погибнет. Поблагодарив сестру за прямоту, император приказал Шишкову подготовить к печати манифест о начале «Отечественной войны» и в тот же день выехал в Москву.

«БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ

МЫ АЛЕКСАНДР ПЕРВЫЙ,
ИМПЕРАТОР и САМОДЕРЖЕЦ ВСЕРОССИЙСКИЙ,
и прочая, и прочая, и прочая.

По воззвании ко всем верноподданным НАШИМ о составлении внутренних сил для защиты Отечества, и по прибытии НАШЕМ в Москву, нашли МЫ к совершенному удовольствию НАШЕМУ во всех сословиях и состояниях такую ревность и усердие, что предлагаемые добровольно приношения далеко превосходят потребное к ополчению число людей.


Сего ради, приемля таковое рвение с отеческим умилением и признательностию, обращаем МЫ попечение НАШЕ на то, чтоб составя достаточные силы из одних Губерний, не тревожить без нужды других. Для того учреждаем:

1) Округа, состоящая из Московской, Тверской, Ярославской, Владимирской, Рязанской, Тульской, Калужской, Смоленской Губерний, примет самые скорые и деятельные меры к собранию, вооружению и устроению внутренних сил, долженствующих охранять первопрестольную Столицу НАШУ Москву и пределы сего округа.


2) Округа, состоящая из С. Петербургской и Новгородской Губерний сделает то же самое для охранения С. Петербурга и пределов сего округа.


3) Округа состоящая из Казанской, Нижегородской, Пензенской, Костромской, Симбирской, Вятской Губерний приготовится расчислить и назначить людей, но до повеления не собирает их и не отрывает от сельских работ.


4) Все прочие Губернии остаются без всякого по оным действия, доколе не будет надобности употребить их к равномерным Отечеству жертвам и услугам. Наконец,


5) составляемая ныне Внутренняя сила не есть милиция или рекрутский набор, но временное верных сынов России ополчение, устрояемое из предосторожности, в подкрепление войскам и для надежнейшего охранения Отечества.


Каждый из военноначальников и воинов, при новом звании своем сохраняет прежнее; даже не принуждается к перемене одежды, и по прошествии надобности, то есть по изгнании неприятеля из земли НАШЕЙ, всяк возвратится с честию и славою в первобытное свое состояние и к прежним своим обязанностям.


Государственные экономические и удельные крестьяне в тех Губерниях, из коих составляется временное внутреннее ополчение, не участвуют в оном, но предоставляются для обыкновенного с них набора рекрут по установленным правилам.

Москва. 18 Июля 1812 года.
На подлинном собственною ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА рукою подписано тако:
АЛЕКСАНДР.
Печатан в Санктпетербурге при Сенате Июля 24 дня 1812 года».


12 июля первопрестольная торжественно встретила Александра I. Горожане, кричали Ура, дворянство выставило против супостата 32-тысячное ополчение, а купцы пожертвовали 2,5 млн. руб.


Через неделю император прибыл в Санкт-Петербург, после встречи с москвичами он ощущал себя «мечом» Господа, призванным поразить вторгшегося в Святую Русь «антихриста».

Наступление войск маршала Удино на петербургском направлении серьезно угрожало столице, царский двор в смятении упаковывал вещи. Великая княгиня Екатерина, находящаяся в положении в Ярославле, в письме просила брата назначить главнокомандующего, в силы которого поверила бы Россия.

Александр сохранял хладнокровие, он словно бы знал, что Витгенштейн не даст французам прорваться к столице. Дважды раненый в битвах под Клястицами и Полоцком Пётр Христианович оправдал надежды императора и остановил неприятеля на подступах к городу, став «Защитником Санкт-Петербурга». Северная Пальмира была спасена, но французы взяли Смоленск, Наполеону оставалось пройти до Москвы 346 верст.

Армия обвиняла в поражениях главнокомандующего Михаила Богдановича Барклая-де-Толли. Багратион писал Аракчееву, что в Отчизне, и в армии не осталось человека, который бы не верил в то, что Барклай продал Российскую империю Наполеону. Он спрашивал любимца императора, что им скажет Родина Мать, узнав, что её защита доверена такой сволочи, будоражащей в народе ненависть и срам. Багратион просил разжаловать его в солдаты, избавив от выполнения нелепых приказов Барклая.


Александр не прочь был заменить Барклая, но кем? Его сподвижники словно сговорившись, называли только Кутузова. Генерала от инфантерии любили офицеры и солдаты, дворяне видели в нем истинного русского патриота, а священнослужители защитника православной веры. Так и не простивший полководцу поражения под Аустерлицем, наступив на горло собственной песне, он назначил Михаила Илларионовича главнокомандующим.


После этого нелегкого выбора Государь отправился в шведский город Або (финский Турку, русский Кабы), на встречу с Бернадоттом. Россия и Швеция стали союзниками, теперь императору ничего не мешало перебросить войска из Финляндии на русско-французский театр военных действий. Узнав о назначении главнокомандующим 67-летнего Кутузова, Бонапарт в задумчивости сказал, что теперь ему придется воевать против старого и хитрого «северного лиса».


В русской армии «старики» рассказывали «молодым», как Суворов и Кутузов заботились о солдатах, и не проливали понапрасну кровушку, они не сомневались в том, что «Ларионыч, хранцуза антихриста обязательно изничтожит».


На смотре полков, новый главнокомандующий приказал армии готовиться к победам, он сказал, что с такими молодцами он собирается не отступать, а наступать. Понимая, что дух войск подорван, он объявил, что он намерен дать Бонапарту генеральное сражение под Москвой.

26 августа 1812г. состоялось овеянное славой Бородинское сражение. Поутру началась такая канонада, что казалось еще мгновенье и потрясенное небо рухнет на землю. День напролет французы, словно в исступлении атаковали русские позиции, после восьми яростных штурмов противник захватил Багратионовы флеши.


Князь Багратион лично повел солдат в контратаку и получил смертельное ранение, над левым крылом русской армии нависла серьезная угроза.

Почуяв близость победы, французы нанесли удар по нашему центру, стараясь вывести из боя батарею генерал-лейтенанта Николая Николаевича Раевского. Невзирая на потуги «европейцев», русская оборона выдержала, в решающий момент боя Наполеон отказался бросить в атаку гвардию.

Ночью противники вернулись на исходные позиции, Кутузов приказал отдыхать и набираться сил перед новой схваткой. Однако узнав о том, что каждая из сторон потеряла 40-тысяч солдат, главнокомандующий приказал отступать.

Каждый из полководцев считал себя победителем в Бородинском сражении.

После боя Михаил Илларионович написал письмо супруге и сообщил радостную новость он, слава Богу, жив и здоров, армию сохранил и выиграл у Бонапартия сражение под Москвой.


Заняв позиции западнее столицы, Кутузов собрал военный совет в Филях, генералам предстояло решить: биться с французами на невыгодной позиции, или сдать Первопрестольную неприятелю. После горьких раздумий, главнокомандующий решил, пусть корсиканец займет столицу, Матушка-Москва не подведет, она выпьет из «Grande Armée» все жизненные соки. Армия получила приказ отступать, адъютант главнокомандующего Алексей Степанович Кожухов, слышал, как до самого утра Михаил Илларионович плакал.


Из 270-тысяч жителей в опустевшей Москве осталось не более 10-15-тысяч человек. Французский авангард шел на почтительном расстоянии от русского арьергарда, мы медленно отступали, французы медленно наступали. Никто не стрелял и не атаковал противника, солдаты устали, они мечтали пусть и о непродолжительном, но отдыхе.


Кутузов разбил лагерь на старой Калужской дороге, у села Тарутино перекрыв Наполеону выход к оружейным заводам Тулы, зажиточным Калуге и Брянску и богатым южным губерниям. В Тарутинском лагере армию доукомплектовали, снабдили пушками, боеприпасами и необходимым продовольствием.

Через четыре дня после Бородинской битвы Александр I получил рапорт Кутузова, из него не возможно было понять, победили мы, или проиграли:
«После донесения моего о том, что неприятель 24-го числа производил атаку важными силами на левой фланг нашей армии, 25-е число прошло в том, что он не занимался важными предприятиями, но вчерашнего числа, пользуясь туманом, в 4 часа с рассветом направил все свои силы на левой фланг нашей армии.


Сражение было общее и продолжалось до самой ночи. Потеря с обеих сторон велика: урон неприятельской, судя по упорным его атакам на нашу укрепленную позицию, должен весьма нашу превосходить. Войски вашего императорского величества сражались с неимоверною храбростию. Батареи переходили из рук в руки и кончилось тем, что неприятель нигде не выиграл ни на шаг земли с превосходными своими силами.


Ваше императорское величество изволите согласиться, что после кровопролитнейшего и 15 часов продолжавшегося сражения наша и неприятельская армии не могли не расстроиться и за потерею, сей день сделанною, позиция, прежде занимаемая, естественно, стала обширнее и войскам невместною, а потому, когда дело идет не о славах выигранных только баталий, но вся цель будучи устремлена на истребление французской армии, ночевав на месте сражения, я взял намерение отступить 6 верст, что будет за Можайском, и, собрав расстроенные баталиею войска, освежа мою артиллерию и укрепив себя ополчением Московским, в теплом уповании на помощь всевышнего и на оказанную неимоверную храбрость наших войск увижу я, что могу предпринять противу неприятеля.


К сожалению, князь Петр Иванович Багратион ранен пулею в левую ногу. Генерал-лейтенанты Тучков, князь Горчаков, генерал-майоры Бахметевы, граф Воронцов, Кретов ранены. У неприятеля взяты пленные и пушки и один бригадный генерал; теперь ночь и не могу еще разобраться, есть ли с нашей стороны таковая потеря.
Генерал от инфантерии князь Голенищев Кутузов».


Император объявил о победе при Бородино, столица ликовала, Кутузову присвоили высшее воинское звание генерал-фельдмаршала и пожаловали 100-тысяч рублей.

Супруга фельдмаршала Екатерина Ильинична получила придворное звание статс-дамы, генералы и 720 офицеров стали орденоносцами, нижние чины получили по 5 рублей, 2-тысячи человек наградили солдатским «Георгием».

Однако вскоре Александру I сообщили, что Москву сдали Наполеону. Двор был раздавлен страшным известием, в годовщину своей коронации император отправился в Казанский собор в закрытой карете. Народ, стоявший по пути следования кортежа, молчал, не было ни рукоплесканий, ни радостных криков.


После церемонии вдовствующая императрица, брат Константин, Аракчеев, канцлер Румянцев уговаривали императора отправить к Наполеону парламентера с предложением о мире. В этот сложный период Александр вновь получил письмо от сестры Екатерины, она писала, что, несмотря на тотальное презрение к нему в обществе, народ не хочет мира, долг Государя отринуть чувство стыда, собраться духом и отомстить французам за Москву. Понимая, что нового Тильзита, Россия не потерпит и не простит, Александр согласился с доводами сестры.


Император велел посланнику Кутузова полковнику Александру Францовичу Мишо передать армии, что война за Отечество решит, кому править Александру, или Наполеону, царствовать параллельно друг с другом они не смогут. Опасаясь взятия французами Санкт-Петербурга, император распорядился подготовить к эвакуации казну, учреждения правительства, архивы и художественные ценности.

Утром 3 сентября 1812г. под бравурную Марсельезу, Наполеон вступил в Москву, с Боровицкого холма он наблюдал за пожаром, охватившим «Китайский город». Уже на следующий день властитель Европы бежал из Кремля, чудом прорвавшись через полыхающий Арбат, он смог добрался до Петровского дворца.


В городе начались массовые грабежи, французы оскверняли храмы, «галантные варвары» вели себя хуже монгольских орд, но в итоге именно пламя московского пожара, «высветило» Наполеону его скорбный путь к Парижу.


Вокруг Москвы действовали крестьянские и партизанские отряды Сеславина, Бенкендорфа, Фигнера, Давыдова (https://fan-project.livejournal.com/1953.html), Орлова-Денисова. Война без правил раздражала французского императора, чтобы погасить народное сопротивление, он даже задумал отмену крепостного права, но испугавшись волнений в среде дворян и помещиков, отказался от этой идеи.


Со всех сторон Кутузова подталкивали как можно скорее разделаться с французами, в ответ фельдмаршал то и дело повторял: Ждать, Ждем, надо еще Обождать.


Московский главнокомандующий и управляющий по гражданской части Федор Васильевич Ростопчин, о котором говорили что у него два ума, русский и французский и один другому вредит, отправлял императору кляузы на главнокомандующего.


В них он обвинял Кутузова в том, что бездействуя, «старый дурак» надеется победить французов. «Двуумный» Ростопчин советовал Государю, гнать «старого осла» прочь. Зная как армия, обожает Кутузова, Александр не решился на этот шаг, а через две недели по Санкт-Петербургу разнеслась громоподобная весть, император получил письмо от Наполеона:

«Москва, 8 сентября 1812 г.

Государь, мой брат! Будучи уведомлен, что брат министра вашего и. в. в Касселе находится в Москве, я позвал его к себе и имел с ним беседу. Я предложил ему отправиться к вашему величеству и сообщить о моих чувствах.


Прекрасный и великолепный город Москва больше не существует: Ростопчин приказал его сжечь. 400 поджигателей были арестованы на месте преступления. Все они заявили, что поджигали по приказаниям губернатора и полицеймейстера. Они расстреляны. Пожар, повидимому, прекращен. Сожжены три четверти домов— уцелела четвертая часть.


Такое поведение ужасно и бессмысленно. Имело ли оно целью лишить меня некоторых ресурсов? Но эти ресурсы находились в погребах, куда не проник огонь. К тому же, как можно было разрушить один из прекраснейших городов мира, создание веков, ради того, чтобы достичь столь малой цели? Это тот образ действий, которого придерживаются со времени Смоленска и который привел к нищете 600 тыс. семейств. Пожарные насосы города Москвы были разбиты или увезены.


Часть арсенального оружия попала в руки злоумышленников, и пришлось дать несколько пушечных выстрелов по Кремлю, чтобы выгнать их оттуда. Гуманность, интересы вашего величества и этого великого города требовали, чтобы он был вверен моей охране, если русская армия оставила его незащищенным. Следовало бы оставить в нем администрацию, учреждения и стражу. Так именно поступали дважды в Вене и в Берлине и в Мадриде. Именно так мы сами поступили в Милане перед занятием его Суворовым. Пожары способствуют грабежу, которому предается солдат, вырывая остатки имущества у пламени.


Если бы я предполагал, что подобные вещи творились в соответствии с приказаниями вашего величества, то я не написал бы этого письма. Но я считаю невозможным, чтобы с вашими принципами, вашим сердцем и правильностью ваших идей вы могли позволить подобные эксцессы, недостойные великого государя и великой нации. В то время, как увезли городские насосы, оставили 150 полевых пушек, 60 тыс. новых ружей, 1600 тыс. патронов, более 400 тыс. килограмм пороха, 300 тыс. мер селитры, столько же серы и т. д.


Я веду войну против вашего величества без всякого враждебного чувства. Одна записка от вашего величества, полученная до или после последнего сражения, остановила бы мое движение, и я даже хотел бы иметь возможность пожертвовать выгодой занятия Москвы. Если ваше величество сохраняете еще некоторый остаток своих прежних чувств по отношению ко мне, то вы истолкуете это письмо в хорошую сторону. Во всяком случае вы только можете быть мне благодарным за отчет о происходящем в Москве. Я молю бога, государь, мой брат, сохранить вас в добром здоровье и благополучии.
Вашего и. в. верный брат Наполеон».


Государь и это письмо оставил без ответа, 23 сентября в Тарутинский лагерь для переговоров с Кутузовым прибыл французский парламентёр маркиз де Лористон. Заламывая руки, с мольбой в голосе парламентер задавался риторическим вопросом, когда же закончится эта ужасная война? Почему сильные мира сего не понимают, что Европе нужно не воевать, а дружить с Россией?

Кутузов ответил, что когда император приказал ему возглавить армию, он ни слова не сказал о мире, французы, развязавшие войну, пробудили в русском народе воспоминания о нашествии монголов. Осознав с кем, сравнил фельдмаршал «просвещенных завоевателей» маркиз на время потерял нить разговора.


Придя в себя, он попросил Кутузова, оформить ему пропуск в Санкт-Петербург, и устроить встречу с Александром I. Михаил Илларионович ответил, что доложит о его просьбе Государю. О встрече с Лористоном он отправил в столицу следующий доклад:

«Всемилостивейший государь!

Я еще сутки должен был задержать ген. - адъютанта Волконского. Сегодняшнего утра, получив чрез парламентера письмо, которым означено, что император Наполеон желает с важными препоручениями отправить ко мне своего ген. — адъютанта, кн. Волконский донесет вашему и. в. обо всех пересылках, которые по сему случаю были.


И, наконец, ввечеру прибыл ко мне Лористон, бывший в С.-Петербурге посол, который, распространяясь о пожарах, бывших в Москве, не виня французов, но малое число русских, остававшихся в Москве, предлагал размену пленных, в которой ему от меня отказано, и более всего распространялся об образе варварской войны, которую мы с ними ведем; сие относительно не к армии, а к жителям нашим, которые нападают на французов поодиночке или в малом числе ходящих, пожигают сами дома свои и хлеб, с полей собранный, с предложением неслыханные такие поступки унять.


Я уверял его, что ежели бы и желал переменять образ мыслей сей в народе, то не мог бы успеть для того, что они войну сию почитают равно как бы нашествие татар, и я не в состоянии переменить их воспитания. Наконец, дошел до истинного предмета его послания, т. е. говорить стал о мире: что дружба, существовавшая между вашим и. в. и императором Наполеоном, разорвалась несчастливым образом по обстоятельствам совсем посторонним, и что теперь мог бы еще быть удобный случай оную восстановить. «Cette guerre singuliere, cette guerre inouie» (пер. Это странная, неслыханная война).


В ответ Александр приказал прервать все переговоры с французами.
5 октября в полной тишине русские колонны под командованием Беннигсена вышли из Тарутинского лагеря, форсировали речку Нару и на рассвете атаковали авангард французов. Потеряв 2,5-тысячи убитыми, 1,5-тысячи пленными и оставив нам в подарок 36 орудий, неприятель отступил.


Эта уверенная победа подняла дух солдат, и по оценкам ряда историков подтолкнула Наполеона к оставлению сожженной Москвы. За Тарутинский бой император не поскупился на награды, Михаил Илларионович получил золотую шпагу с алмазами, Леонтий Леонтьевич Беннигсен орден Андрея Первозванного и 100-тысяч рублей. Генералы и офицеры награды, и повышения в званиях, нижние чины помимо наград получили по 5 рублей каждый.

11 октября вестовой эскадрона кавалерийских разведчиков прибыл в ставку Кутузова и сообщил фельдмаршалу, что Наполеон покинул Москву. Обернувшись к образу Спасителя, со слезами на глазах Михаил Илларионович воскликнул: «Боже, Создатель мой! Наконец ты внял молитве нашей, и с сей минуты, Россия спасена!».

100-тысячные ошметки «Великой армии» под тяжестью наворованного добра двинулись восвояси. Многоязычный сброд хотел лишь одного дотащить русское добро до границы. По сравнению с этими «интернациональными мародерами» воины Чингисхана смотрелись бы как «куртуазные грабители».


Наполеон не знал, каким маршрутом выводить армию из «этой варварской России», плану выйти к Смоленску через Калугу мешала отдохнувшая армия Кутузова, ему не оставалось ничего другого, как повернуть на новую Калужскую дорогу.

12 октября 1812г. под Малоярославцем произошло героическое сражение русской армии. Восемь раз город переходил из рук в руки, и хотя к концу дня он остался за французами, Наполеон понял, что русский поход бездарно провален. Император приказал армии отступать по разоренной старой Смоленской дороге.


Кутузов повел армию параллельно неприятелю, в постоянном напряжении французов держали жалящие удары авангарда русских войск, платовские казаки и партизанские отряды. Обратный путь к Смоленску превратился для «европейских цивилизаторов» в дорогу смерти, перепуганные первым снегом, находящиеся на грани безумия они питались кониной и песьим мясом.

28 октября 1812г. Наполеон пешком (поскольку французские нешипованные подковы скользили на льду) пришел в Смоленск. Еды в городе было мало, мизерные пайки получали только гвардейцы, через три дня оккупанты покинули город. Французская армия сильно растянулась, чем не преминул воспользоваться Кутузов. Он приказал Михаилу Андреевичу Милорадовичу перехватить корпуса Нея, Даву и Богарне у городка Красный.


В боях с 3 по 6 ноября 1812г. французы потеряли убитыми 9-тысяч человек, 26-ттысяч солдат и офицеров сдались в плен, трофеями русской армии стали 230 артиллерийских орудий с боекомплектами.

12 ноября Наполеон с остатками армии вышел к белорусской реке Березина, переправы через которую заблокировали войска под командованием Павла Васильевича Чичагова.
Ложным маневром император обманул Чичагова, уловка позволила французским понтонерам стоя по пояс в холодной воде, в кратчайшие сроки построить два наводных моста у деревни Студёнка.


14 ноября французская армия начала переправу через Березину, Наполеон приказал пропускать к мостам только боеспособные соединения, повозки с раненными, обмороженными и умирающими охрана заворачивала обратно. С 15 по 17 ноября, на противоположный берег переправились 60-тысяч человек. После этого император приказал командиру героических понтонеров, генералу Жану-Батисту Эбле уничтожить мосты. Большинство понтонеров после переправы умерли от переохлаждения, не стал исключением и Эбле, 31 декабря 1812г. он скончался, так и не оправившись после форсирования Березины.

За время переправы через Березину французы потеряли 30-тысяч человек. До сих пор во французском языке слово Bérézina обозначает - катастрофу, провал, неудачу, несчастье, бедствие, аварию, кризис, переворот

21 ноября 1812г. вышел последний 29-й бюллетень уже НЕ «Великой армии», из которого Европа узнала, что русские сломали хребет непобедимой армии созданного Наполеоном «1-го Европейского союза». Корсиканец обвинил во всех своих бедах «русский мороз»:
«Российская Волынская армия была противопоставлена правому крылу нашей армии, которое оставив операционную линию по дороге к Минску, вступило для подкрепления своих действий на линию Варшавскую. О таковой перемене операционной линии Император узнал в Смоленске 9-го ноября, и сделал заключение, какое движение в таком случае предпримет неприятель.


Сколь ни жестоко казалось ему привести армию в движение в толь суровое годовое время, однако ж новое состояние дел требовало того непременно. В Минске, или по крайней мере к Березине, надеялся он придти прежде неприятеля; 13-го ноября отправился он из Смоленска; 16-го ноября ночевал в Красном. Морозы, начавшиеся с 7-го числа ноября, вдруг увеличились, и с 14 по 16 ноября термометр показывал от 16 до 18 градусов ниже точки замерзания.


Дороги покрылись гололедицею и обозные лошади падали каждую ночь не сотнями, а тысячами, а особливо взятые из Немецкой земли и Франции. В несколько дней погибло их более 30 тысяч. Вся конница осталась пешею, артиллерия и обозы без лошадей. Мы принуждены были большую часть своих пушек, также военных и съестных припасов оставить на дороге или истребить».


5 декабря Наполеон на военном совещании в городке Сморгонь объявил генералитету о том, что он срочно выезжает в Париж, для формирования новой армии. 14 декабря жалкая тень французской армии переправились через Неман.


Кутузов призвал императора вложить меч в ножны, но Александр распорядился перейти границу и «добить тяжелораненого зверя».


25 декабря 1812г. в Светлый праздник Рождества Христова, в российских церквях прошли торжественные службы в честь освобождения Родного Отчества от нашествия «наполеоновской Европы». Высочайший манифест возвестил России и миру о Великой победе русского оружия:

«ВЫСОЧАЙШИЙ МАНИФЕСТ, О ПРИНЕСЕНИИ ГОСПОДУ БОГУ БЛАГОДАРЕНИЯ ЗА ОСВОБОЖДЕНИЕ РОССИИ

ОТ НАШЕСТВИЯ НЕПРИЯТЕЛЬСКОГО,
25 ДЕКАБРЯ 1812 ГОДА

……….Ныне с сердечною радостию и горячею к Богу благодарностию объявляем Мы любезным Нашим верноподданным, что событие превзошло даже и самую надежду Нашу, и что объявленное Нами, при открытии войны сей, выше меры исполнилось: уже нет ни единого врага на лице земли Нашей; или лучше сказать, все они здесь остались, но как мертвые, раненые и пленные. Сам гордый повелитель и предводитель их едва с главнейшими чиновниками своими отселе ускакать мог, растеряв все свое воинство и все привезенные с собою пушки, которые более тысячи, не считая зарытых и потопленных им, отбиты у него и находятся в руках Наших.


Зрелище погибели войск его невероятно! Едва можно собственным глазам своим поверить! Кто мог сие сделать? Не отнимая достойной славы ни у Главноначальствующего над войсками нашими знаменитого Полководца, принесшего бессмертные Отечеству заслуги, ни у других искусных и мужественных вождей и военачальников, ознаменовавших себя рвением и усердием; ни вообще у всего храброго Нашего воинства, можем сказать, что содеянное ими есть превыше сил человеческих. И так, да познаем в великом деле сем промысл Божий.


Повергнемся пред Святым Его Престолом, и видя ясно руку Его, покаравшую гордость и злочестие, вместо тщеславия и кичения о победах Наших, научимся из сего великого и страшного примера быть кроткими и смиренными законов и воли Его исполнителями, не похожими на сих отпадших от веры осквернителей храмов Божиих, врагов Наших, которых тела в несметном количестве валяются пищею псам и вранам!


Велик Господь Наш Бог в милостях и во гневе Своем! Пойдем благостию дел и чистотою чувств и помышлений Наших, единственным ведущим к Нему путем, в храм святости Его, и тамо, увенчанные от руки Его славою, возблагодарим за излиянные на нас щедроты, и припадем к Нему с теплыми молитвами, да продлит милость Свою над Нами, и прекратя брани и битвы, ниспошлет к Нам побед победу; желанный мир и тишину.

«АЛЕКСАНДР»
25 декабря 1812 года».