Пассажир. финал⁠⁠

3

Стэнли наклоняется, поднимает меня за волосы и удивленно хмуриться, потому что видит на моем лице улыбку. Он чувствует подвох, но пока не понимает в чем дело.

Мой первый удар грязный. В кадык. Он сипит, выпучив глаза, падает на колени, прижимая руки к горлу. Подбираю упавший нож и швыряю в Сьюзан. Мое тело меняется. Бицепсы подрагивают, увеличиваясь в размерах, плечи расправляются с легким хрустом. От резких перемен немного кружится голова. Отчасти поэтому бросок получается неточный. Тесак торчит у нее из плеча. Она шипит от злости, целится из своего револьвера с маленькой плюшевой акулой. Я дергаю скулящего от боли Стэнли на себя, укрываясь от выстрелов. Один, второй. Он вздрагивает при каждом попадании. Только на третьем, взбешенная психопатка понимает, что натворила. Она кидается к истекающему кровью брату, забыв обо всем. Я перекатываюсь в сторону, вскакиваю на ноги. Одним прыжком оказываюсь возле ружья, по прежнему лежащего на столешнице. Сьюзен ревет белугой возле мертвого тела Стэнли. Поднимает перекошенное ненавистью лицо. Я нажимаю сразу оба спусковых крючка, и двустволка разносит ее голову в клочья.

Полупрозрачная фигура Тодда стоит возле печи. Закрывая уши руками, он завороженно смотрит, как заваливается обезглавленное женское тело.

Сьюзан падает на брата. Из карманов халата Стэнли выкатываются в разные стороны красные цилиндрики патронов. Как удачно. Переламываю ружье, быстро перезаряжаюсь и еще горсть запихиваю в карман. Все это время я напряженно вслушиваюсь, стараясь не выпускать из вида соседнюю гостиную и коридор. Наверху еще двое, и грохот выстрелов разбудил бы даже мертвого, но остальных каннибалов пока не видно. Значит, либо они затаились на втором этаже, либо уже подкарауливают где-то на первом. Я подбираю револьвер с брелоком, в нем три патрона – пригодится.

Тихо, по кошачьи, перехожу в гостиную. Молюсь про себя, чтобы не наступить на скрипящую половицу. Азарт охоты будоражит кровь. Я не Тодд, и убийства не приносят такого удовольствия, но вот сам процесс поиска жертвы... Наверное это во мне от него. Или наоборот. Тут как посмотреть.

В соседней комнате тоже пусто. Оттуда я вижу лестницу на второй этаж и часть коридора. Во всем доме стоит гробовая тишина. Тодд идет за мной, хочет что-то сказать, но я прикладываю палец к губам. Его болтовня будет только отвлекать. Мы доходим до лестницы, никого не встретив по пути. Значит братья остались наверху.

Прежде чем встать на первую ступеньку, пробую ее ногой. Доска прогибается подозрительно сильно, а лишний шум ни к чему. Ступень выше вроде нормальная, и я начинаю подъем с нее. Таким образом преодолеваю лестницу, пропустив еще пару ступенек по дороге. Передо мной еще один длинный коридор, заканчивающийся просторным холлом. По правой стороне двери комнат, одна из них чуть приоткрыта наружу. Из под щели у пола видна полоска света. Это почти наверняка ловушка. Я ухмыляюсь. Хорошо, давайте поиграем.

Однако игра заканчивается довольно быстро… На третьем шаге под ногой противно скрипит доска. Ближайшая дверь резко распахивается, выбивая из рук оружие. Оттуда вылетает громила, гораздо больше Стэнли. В каком инкубаторе их выращивали? На нем из одежды одни спортивные штаны. Через долю секунды он с ревом бросается в атаку. Противостоять несущемуся грузовику невозможно. Бугай сбивает меня с ног, наваливается всей тушей. Револьвер больно врезается в поясницу. Я чувствую, как его лапищи смыкаются на горле. От сильного удара все вокруг темнеет. Но драка не входит в мои планы. Почти на ощупь нахожу его лицо и со всей силы вдавливаю большие пальцы в глаза. Упругие круглые виноградинки лопаются, заливая руки кровью. Он визжит неожиданным фальцетом. Стальной капкан разжимается, удается сделать судорожный вздох. Отпихиваю вопящего от боли Стэнли, опираюсь о стену и поднимаюсь на ноги. Зрение приходит в норму. Нахожу ружье и ударом приклада в затылок обрываю крики ослепшего людоеда. В голове немного шумит, но в целом –  нормально.

Странно, почему напал только один? Где второй?

Мы заглядываем в комнату. Там стоит большая железная кровать. На ней сидит голый мальчик, лет десяти. Холодный озноб разбегается по моей спине. Я знаю этот пустой, мертвый взгляд.

Его худенькую щиколотку охватывает массивная скоба. В нее продета цепь, которая змеей поднимается к спинке кровати и заканчивается замком. Кровать слишком большая для него одного. Я вижу вторую подушку, со вмятиной от головы, одеяло откинуто в его сторону. Страшная догадка отравленным шипом вонзается в мозг.

"У Джейка температура поднялась, простыл наверное. Пит пошел его укладывать, так вместе и заснули."

Я подхожу, присаживаюсь рядом.

– Как тебя зовут?

– Джейк.

– Где твои родители, Джейк?

– Сьюзан заставила папу застрелить маму. Потом Стэнли перерезал папе горло. Потом мы жили у нас дома, и Пит готовил из мамы еду, и мы ее ели. Потом мы уехали. Я красивый, Пит решил забрать меня с собой.

Голос ровный, тихий, но безжизненный и холодный. Без малейшего намека на интонации. Мальчик, как робот, по запросу перечисляет жуткие события.

– Когда это случилось, Джейк?

– Сто тридцать девять дней назад.

Я сжимаю ружье, выхожу в коридор. Тодд стоит в дверях, напряженно сжав кулаки.  Пит стонет, приходя в себя. Переворачиваю его пинком на спину, он шарит руками в воздухе перед собой. На лице маска из кровавых слез. Два ствола упираются ему в промежность. Грохот выстрелов бьет по ушам. Я возвращаюсь к мальчику. Тодд не отрываясь смотрит на Джейка. Я знаю, что он видит.

Себя много лет назад. Прошлое вернулось и ударило в самое больное место. Это невыносимо, его жгучая боль заполняет меня целиком.

– Это длилось слишком долго, Тодд, – говорю я тихо, – мы не сможем ничего сделать.

Он мотает головой, закусив губу.

– Мы обязаны попытаться, ты же смог помочь мне! Выдернул из наступающего мрака! Поговори с ним, как со мной тогда…

– Тьма поглотила его целиком, ты сам это видишь.

– Хотя бы попробуй! Пожалуйста...

Я тяжело вздыхаю. По правде говоря, есть одна идея. Безумная, но...

Я вынимаю из-за спины револьвер. Кровать жалобно скрипит, когда я сажусь рядом с Джейком.

– Ты знаешь, что это, Джейк?

Он переводит безучастный взгляд на оружие и кивает.

– Если ты слышишь, Джейк, если правда слышишь, и в тебе еще осталась хотя-бы крупица света... Там,  – я указываю на коридор, – лежит Пит. Пока живой. Тот, кто причастен к смерти твоих родителей. Тот, кто накормил тебя мясом матери и надругался над тобой. Тот, кто сломал твою жизнь.

Лицо мальчика искажает болезненная судорога. Только злость и ярость способны ему сейчас помочь. Разжечь огонь угасающего разума.

Я вкладываю ему в ладонь рукоять револьвера.

– Я могу сдать его в полицию, но, скорее всего, его отпустят. Тебе никто не поверит. Он вернется и найдет тебя. Разберись с этим, Джейк. Или уходи во тьму сам. Тебе решать.

Я встаю, сбиваю прикладом ружья замок на спинке кровати, и не оборачиваясь покидаю комнату, прикрыв за собой дверь.

Долгие минуты ожидания превращаются в маленькую вечность. Тодд нервно вышагивает от стены к стене. Удивительно, но Пит действительно еще жив. Он что-то скулит и вяло шевелится в луже собственной крови. Наконец, мы слышим звяканье цепи, слабые шаги волокут ее за собой. Дверь открывается, и Джейк выходит к нам. Он все еще похож внешне на сломанную игрушку, но я вижу, что его взгляд изменился.

Мальчик приближается к лежащему Питу. Долго смотрит на него, резко вскидывает руку с револьвером и стреляет два раза в ему голову.

Затем поворачивается ко мне, я вижу, что он едва заметно улыбается. Помогло! Я внутренне ликую. Шансов на нормальную жизнь у Джейка конечно нет, но я постараюсь...

Его губы шепчут "Спасибо", он подносит дуло к виску и стреляет третий раз.

4

Мы похоронили Джейка за фермой.

Снова пошел дождь. Тяжелая мокрая земля постоянно скатывалась вниз, обратно в свежую могилу. Словно она отказывалась принимать в себя такой груз. Тодд за все время не проронил ни слова.

В их минивэне нашлась полная канистра бензина. Я прошелся с ней по всему дому, поливая трупы с особенным удовольствием. Прикурил, поджог спичечный коробок и, дождавшись пока он полыхнет, швырнул на крыльцо. Голубоватые дорожки огня деловито побежали внутрь, принимаясь за дело.

Вот и все.

Тойота завелась только со второго раза. Когда мы выехали обратно на трассу начало уже светать. Тодд съежился призрачным силуэтом на пассажирском сидении. Сзади, на полу, стояла жестяная коробка из дома, битком набитая смятыми купюрами. Хотя бы один плюс всего произошедшего – не придется искать банкомат.

Я бросил взгляд на своего друга, и внутри все сжалось от очевидной и болезненной правды. Пока все мои мысли были заняты похоронами Джейка и кремацией людоедов, его разум поглощала навалившаяся душная тьма из детства. Троекратно усиленная самоубийством ребенка на наших глазах.

– Тодд, мальчик мой.

Он повернул голову, уставившись на меня мертвым взглядом.

– Мы ничего не могли сделать, – продолжил я, – ты же это понимаешь. Тебе не в чем себя винить.

Тодд вяло кивнул, отвернулся, но продолжал кивать, как игрушечная собачка с головой на пружинке. В порыве бешенства я начал колотить по рулю, заставляя старенький седан нервно бибикать. На кого конкретно я злился? Не знаю. На его отца, на шлюх, за которыми охотился Тодд, пока мы жили в Нью-Йорке, на гребаную семейку каннибалов, на самого Тодда, решившего затормозить перед этой сумасшедшей сукой. На себя. На весь сраный мир вокруг.

Машина вильнула на пустой дороге, и пришлось резко дать по тормозам, чтобы не съехать в кювет. Немного придя в чувство, я полностью открыл окно, подставив разгоряченное лицо холодному утреннему воздуху.

В самом начале нашего знакомства, мне показалось, что удалось вытащить его на “свет”. Спасти мальчишку, оказавшегося на краю безумия. Да, он стал неуравновешенным психом, обожающим убивать. Иногда получалось его остановить, иногда нет. Я не собираюсь его оправдывать, но для нас это был единственный вариант жить дальше. Кто-то ужаснется и будет искренне сожалеть, что Тодда не превратили в кататоническую куклу, пускающую бесконечные слюни. Но вы не сидели тогда, в темной комнате, перед руинами детства. Не смотрели в распахнутые от ужаса глаза, едва отец заходил к нему в комнату, а мамочка делала телевизор погромче. Вы не знаете, на что способна боль, надежно запечатанная в детском разуме, каких демонов это может разбудить. Да, можно сказать - я сам был одним из них. Взял его стыд, взял его страдания и превратил в пылающую ненависть. Чтобы он не стал окончательно безвольной игрушкой взрослого, больного ублюдка. Как Джейк.

И когда тот карандаш вошел папаше прямо в мозг… держал его Тодд.

Только тьма не ушла, лишь затаилась, выжидая своего часа. Эта тварь умела быть незаметной. Сейчас она пировала на останках его сознания, и я почти физически ощущал, как он стремительно теряет связь с внешним миром.

Я обернулся к Тодду, пытаясь найти нужные слова, но ударился о злую, беспощадную пустоту. Тьма сожрала его целиком. А может быть он не выдержал и сдался сам, оставив этот проклятый мир только мне одному. В груди что-то взорвалось.  Схватив таблетки, я выскочил под дождь и принялся яростно топтать ни в чем не повинный пластиковый оранжевый пузырек.

- Сука! Сука! Сука! Сука!

Яростный крик рвал в клочья туманную утреннюю тишину.

Потому что рядом со мной больше никого не было…