Он предавал ее по частям⁠⁠

Он предавал ее по частям. Всё то, что оберегал и скапливал по микроскопическим частицам, отыскивая их в череде обычных будней, без ее ведома. Он просто делал это для себя. Не выпячивая и не пытаясь это продемонстрировать, просто замечал в их общем что-то едва промелькнувшее и тут же присваивал в свою жадно-собираемую коллекцию. Это был его вклад в их общую историю, в ту часть о которой она не догадывалась.
Некоторые из них поначалу не только ему не нравились, но откровенно раздражали и только после стали устойчиво ассоциироваться с домашним уютом и той частью без которой он чувствовал их общий дом пустым.

Она всегда чувствовала, когда всё становилось слишком ровно. Тогда словно неумелый настройщик, брала в руки инструмент. Она крутила колки виолончели, подчеркнуто небрежно, словно это был самый дешёвый, ничего не значащий для неё инструмент, глядя ему в глаза. Дергая после каждого оборота струну и слыша как звук повышаешься до тех вибраций, когда хрусталь в антресоли мог не выдержать и расплавиться (хотя у них никогда не было хрусталя , впрочем как и антресоли). Он ненавидел ее в этот момент, но с трепетом девственника, замирал и ждал очередного прикосновения. Глядя ему в глаза она своей рукой доводила натяжение до критичных( даже по меркам натяжения тросов вантовых мостов) и конечно же струны рвались, оглушая словно шумовая граната, оставляя звуковой вакуум. Она знала, что руины оставленные вокруг, придётся разгребать вдвоём это придавало ей сил до следующего раза.

Она не знала, что он сложил в свою коллекцию тот крайний оборот колка виолончели, запомнив небольшой порез ее пальца, перемотанный пластырем. Он чувствовал ее боль под пластырем и знал, что она сделает это крайний оборот. Сделает для них. Такой была их общая история .
Потом он незаметно для себя пытался повторить каждый из кусочков своей коллекции с другими. Осознавая со временем , что придаёт их общее, но разучившийся дышать без этих микроскопических молекул.
Он предавал ее по частям.