О том, как Бажена жизнь выменяла⁠⁠

В одном царстве, в одном государстве жил царский советник Прохор.

Сызмальства ему повезло: младший из двоих сыновей, зажиточная семья, при добре, хозяйстве и на хорошем счету у правителя. Беда в их дом пришла лишь однажды: не вернулся с речки старший брат, не смог его Прохор вытащить вовремя. Горевал, убивался, слёзы лил. Родители тоже были в печали, всё же первенец, главный наследник, сильный да скорый, трудился, как вол, и плавал, как рыба. Оттого и непонятно было – как так-то вышло? Эх, беда бедовая.

Но Прохор не растерялся, простаивать делам не дал и всё быстро взял в свои руки, стал опыту набираться. Где надо – трудился, где надо – в сговор вступал, кому надо – слово доброе говорил. А кому – злое.

В общем, неглуп был Прохор, хваток. И положение, которое к почтенным годам имел, своим считал по праву и ни пяди уступать не собирался. Держался крепко, как тот пёс за мясную кость, и за место подле Царя, и за торговые лавки свои, и за пасеку, и за десятки десятин земли. И за то, чтоб всё добро, правдой и неправдой нажитое, при нём и осталось.

А потому строг был со своими дщерями.
Сколько ни старались они с женой – а только дщери у него и были, три по лавкам сидели. А сына боги не послали. Прохор с супругой и к жрецам многобожным ходили, и к святым отцам, что Триединого прославляли, и к бабкам-повитухам, и к злобной ведьме, что в Чёрном лесу живёт. И царского лекаря допытывали, подкармливали, коней, коров и самоцветы обещали.

А нет – одни девки уродились.

Оттого подход к ним был жёсткий. Глаз да глаз! Чтоб имя батюшки не срамили, с кем ни попадя дружбы не вели, рукодельничали, были милы глазу и на хорошом счету. А то как же, кто станет к нерадивым девкам сватов засылать да богатства предлагать? Никто. Кто из сыновей советничьих пожелает породниться? Тоже никто.

Так что – следили.

Особенно когда старшая в пору вошла. Уже не девочка – а девка. Кровь с молоком. Щёки, как яблоки, стан уж округлился где надо, волосы, точно пшеница под летним солнцем. И скромна, и умна, и кружево плетёт, и пироги печёт, и словом владеет – где наказ отдать или к порядку призвать, и счёт знает. Виданное ли дело для девки? А знает!

Одним словом – Бажена.

Прохор, конечно, зятя себе стал искать загодя.
И так смотрел, и эдак.

Тот вроде кривой и косой, да сын купца. Этот якобы собой неплох, и в руках сила есть (и земли родительские), да отец его не на лучшем счету у Царя. С таким лучше не связываться родством. Мало ли, попадёт в опалу сват.

Сложно, сложно выбирать.
Да выбор делать надобно.

– Матушка, а где Баженка? – спустился в рукодельную Прохор. – Поговорить надо.
– Дак с девицами ушла землянику в рощу собирать.
– А парни там есть?
– Да бог с тобой, девки одни!

– Матушка, а где Баженка? – вернулся из царского терема Прохор.
– Дак с подружками она на девичьем вечере, скоро Дарину замуж выдают.
– А парни там есть?
– Да бог с тобой, девки одни!

– Матушка, а где Баженка?
– Дак с подружками она пошла венки по реке пускать. Ивана Купала же! Ты что, старый, совсем забыл?
– Не пристало советниковой дочке на реку бегать, – буркнул Прохор. – А парни там есть?
– Да бог с тобой, девки одни! – отмахнулась матушка и отвернулась к вышивке. Покраснела.

Дочке своей она верила, а та слово давала, что никаких глупостей не будет. С подружками венки попускают, а потом к одной из них в гости пойдут, ленты цветные да нити жемчужные смотреть. Да и только.

Вот только сама Бажена другие мысли имела.

Да, с подружками, да, венки пускать и жемчуга смотреть. Да только не одни игры её мысли занимали. Был ещё кто-то. Чего вокруг да около ходить – о том все её подруги знали, подшучивали, локотками толкались и кивали вслед этому кому-то. Высокому да ладному парню, руками крепкому и словом доброму. Был он при доме подруги Бажены – вроде как отец на стороне нагулял, и вроде как не семья, да девать было некуда. Оставили лишние руки, будут по хозяйству помогать, но хозяйничать не станут. Пусть держат молот и за лошадьми ухаживают, но с прибыльными книгами дел не имеют. Пусть растёт себе и в жёны кого хочет берёт, но выкупа за ним – разве что коняга да кусок сада.

Незавидный жених.

Для всех кроме Бажены.

Та с Лесьяра глаз не сводила. Как и тот с девицы.
То он Маричке, сестре своей, и её подружкам ягодок из лесу принесёт, а Бажене незаметно отдельно и лещины отсыпет.
То во время забав, когда бегали в «горелки», чаще прочих дочку Прохора выбирал.
Таскался за ними везде. Вроде как Маричку защищал, чтоб дурного ничего красивой сестрице не сделали, а вроде нет-нет – да и Бажене руку подавал.

Дело было ясное для всей юной компании. Нравились молодые друг другу.

А как на Ивана Купала венки по реке запускали в поисках судьбы своей, так Баженин к Лесьяру и прибился. Взялись они за руки и ушли от праздных друзей, что жгли костры и пели песни, в лес.

И вернулись уже, как луна пошла на убыль и небо розовело.

Дома же Бажену ждал разгневанный отец.

– Ты что девка, такая-сякая, творишь? Ты что удумала? С безродным? С приблудным? Не бывать этому! Завтра же с Вяткиными родителями сговоримся о твоём замужестве, пока вконец не опозорились! Его отец давно об этом речь ведёт!
– Да как же – Вятко?! Он же рыжий, и косой, и злой!
– Зато ты ему уж больно нравишься! И отец его на службе царёвой состоит! Будет хорошим мужем. Дом – свой, хозяйство – своё, будешь в платьях из парчи и бархата ходить!
– Вот ты за него сам и иди! И в платьях ходи! А я не буду! Лесьяра люблю, есть у меня суженый, в самом сердце живёт!
– Это мы исправим! – злым псом цепным гавкнул Прохор и, заперев старшую дочь в горнице, был таков. А сам к советникам пошёл, сговариваться да дело мыслить.

Сами знаете, как оно. Дурное дело не сложное, а коль золото блестит – то ещё и быстрое.

И дня не прошло, как пришли сваты от Вятко и сговорились с Прохором.
Бажену только из горницы выпустили, будущим родственникам показали и обратно под замок отправили.

Мать грустно кивала и гладила свою старшую девоньку по плечу, приговаривая "стерпится – слюбится".

Да какое там!

– Коль сказала, что не пойду, так не пойду! Есть у меня жених, с ним и буду! – грохнула ложкой о стол девица.
Прохор и глазом не повёл, продолжая хлебать наваристые щи:
– И кто ж это у нас жених?
– Да как – кто?! Лесьяр! За него и пойду! Запамятовал, что ли?!
– Ну коль хочешь – ты иди, конечно. Я препятствий чинить не стану.

Бажена замерла. Взглянула с недоверием.
– Совсем не стану. Честное отеческое.
– А… я тогда...
– Да только не пойдёшь за него.
– Почему это?! Как есть – пойду! Женой буду.
– Женой мертвяка?

Как она голосила, как на отца кидалась, горшки била и выла волчицей израненной. Весь дом да слуги сбежались послушать эдакое представление, а после по углам забились и носа не казывали.

Кто-то говорил, что она грозилась и себя жизни лишить. Кто-то – что отца. Кто-то говорил, что проклясть обещала. Кто-то – что упала замертво прямо там.

Да только на следующий день не видал её никто – не вышла ни к трапезе, ни к подружкам, ни к вновь прибывшим сватам.

А как ночь наступила, прокралась Бажена из дома отчего – сёстры младшие ей в том помогли, отперли окошко с улицы. Знали они, что за беда в Баженином сердце приключилась. И нрав крутой отца тоже знали. А потому-таки решились ей помочь.

Накануне в пылу ссоры Бажена вызнала у отца, что да как случилось с Лесьяром, и знала, где его оставили. Как есть взяли и оставили, как татя ночного или дикого зверя – ни холма могильного, ни камня памятного. Просто бросили.
А для всех обставили так, что сбежал Лесьяр, в солдаты подался и ушёл.
Хитёр был Прохор и смекалист. И слову его все верили.

Бежала Бажена быстро – в чистое поле, аккурат за градом. Где заканчивались яблоневые сады. Нашла там она тело своего любимого: ручки-ножки да голова отдельно лежали, солью посыпаны, земля потемнела от крови и слетевшегося воронья.

Плакала и убивалась Бажена, слёзы горькие лила, руки себе царапала да наземь падала, чувств лишаясь.

А затем пошла в Чёрный лес. Пешком пошла, как есть. То ли час шла, то ли два, не боясь ни тьмы ночной, ни волков, ни птиц, ни ещё кого, кто по ночам в лесу водится.

Нашла она домик Ведьмы, что Чёрной зовётся, и просила у неё помощи, как есть всё рассказала и ничего не скрыла.

Ведьма её долго слушала.

Поначалу не хотела на порог пускать, а потом сжалилась. Чаю травяного налила, шаль на тонкие девичьи плечи набросила, в дом провела. Дом был ладный. Крепкий и светлый, а не покосившаяся хибарка. Удивительно, как одна женщина да в таком возрасте могла за ним следить. Правду сказать... назвать её возраст было сложно. Уж точно сильно старше Бажениной матушки, но бабкой никак не назвать. Не то чтобы красивая, но с яркими глазами, крупным носом, смуглой кожей и тёмной косой. Непохожа на местных, совсем не похожа. Одним словом – Чёрная.

Может, потому она знала многое и многое умела?

Выслушала Ведьма горести девичьи и совет дала:
– Ступай-ка ты к жрецу многобожному и святым отцам Триединого. Пусть первые тебе земли с мешок дадут – ты её сама унеси, уж будь добра расстараться. А вторые – вина своего, крестом осенённого. Только им не говори, зачем. Ответь, мол, хочешь плоти и крови божественной, дабы традицию почтить и в веру проникнуться. Тогда помогут. Как получишь всё – вырой яму под яблонями в саду за городом, где всё случилось. Сложи туда части своего любимого, священной землёй присыпь. Вот этим серпом круг могилки очерти. В кругу – поставь вино да хлеб, что сама испечёшь. И воротись ко мне. Делать всё нужно только ночью и молчать.
– Поняла тебя, тётушка. Как отблагодарить тебя смогу?
Ведьма грустно улыбнулась:
– За такое не благодарят. Я своей силы на это тратить не смогу, так что ты сама всё сделаешь, коль хочешь. Но смотри, за жизнь любимого ты должна будешь чужую отдать, тебе родную. Сможешь?

Бажена испуганно замолчала, представляя мёртвых сестриц, или матушку, или отца. Ох и зла она была на последнего! Но душегубствовать... она же не отец... пусть и злой человек, а всё же…

– Их всех надо?.. Я сама должна?..
– Нет, только одну жизнь в обмен на другую. Не бойся ты так, она сама уйдёт и сменится – жизнь мужчины на жизнь мужчины. Тебе ни на кого руку поднимать не надобно. Только согласие твоё.
– Тогда... ладно...

Утром Бажена сделала всё, как велели.

Пришла к жрецам и выменяла у них мешок земли освящённой с капища на яблоки из отцового сада. Яблоки воровать пришлось впотьмах перед рассветом, чтоб не попасть на глаза отцу или его слугам среди дня. Слуги, конечно, первую Прохорову дочку любили за добрый нрав и за то, что не боялась она работы, да всё ж хозяина они боялись сильнее. И непременно бы доложили, что старшая уже не взаперти сидит-грустит. Так что пришлось действовать в ночи. А днём одна из сестёр, что с Баженой в горнице вместе жила, делал вид, что вместе они сидят, спорят, печалятся о девичьей доле да песни поют на два голоса. Умелая была средняя дочка, пела и так, и эдак. В детстве часто под окнами дразнили то матушку, то отца, а то и подружек. Кто б знал, что такой дар и в таком деле пригодится?

Капище богов было страшным: пахло гарью, хмелем и железом, с высокими деревянными идолами-истуканами, вырубленными из потемневшего от времени дерева. Грозные лица богов смотрели на неё с высоты столбов и лет. Среди всех изваяний Бажена разглядела одно женское лицо и быстро ему поклонилась. Всё же дело она задумала такое... непростое. Возможно, женщина-богиня сможет её понять и дать поддержку.

Волоча за собой, пыхтя, краснея, борясь с подступающей тошнотой, надсаживая спину и утомляя руки, Бажена дотащила-таки мешок до сада за городом.

Пришла к святым отцам, голову платком покрыв, да выпросила у них вина. В обмен от неё ничего не требовали, но она сама им дорогих свечей отдала, что делали из воска с отцовой пасеки.

Так день и прошёл.

К ночи она вся измазалась в земле, растрепала косы, но вырыла небольшую ямку. Неглубокую. Уж какую смогла. Разложила в ней бескровные части Лесьяра, присыпала землёй, очертила круг, сжимая серп исцарапанными и уставшими пальцами. На белой скатерти оставила вино да хлеб и, словно на чужих ногах, ушла к Чёрной ведьме.

Та уже ждала ночную гостью.

– Ну что, горлица, что скажешь: готова ли отдать жизнь и любимого воротить?
Бажена лишь руками развела, помня о наказе молчать ночью. Отмахнулась, кивая.
– Что ж, так тому и быть. Жизнь за жизнь.

Ухнула сова за окном.

Резкая и одновременно тянущая тяжёлая боль пронзила её тело, скопилась внизу живота, рывком опустив Бажену на колени. Крупные слёзы брызнули из глаз. Она успела зажать себе рот ладонью, чтоб не издать и звука, впившись в ладонь зубами. Вся содрогнулась.

Подол грязного от могильной земли и садовой травы платья краснел, напитываясь льющейся по ногам кровью. Липко, тепло и гадко.

– Жизнь за жизнь, – повторила ведьма, и Бажена провалилась в беспамятство.

Утро выдалось на редкость ясным и приятным. Птицы пели, солнце светило, по избушке разносился запах свежей каши со сладким маслом.

– Вставай давай, девонька, завтракай – да гостей встречай. Уж сколько топчется на пороге. Негоже оно.
– Кто топчется? Какие гости? Что?.. Я жива?

Ведьма стряхнула крошки на пол, протянула Бажене ломоть хлеба и помогла той усесться за стол. Бажена была бледной, а пальцы покраснели от царапин и ссадин. Но на этом и всё. Растрёпанные косы, пуще прежнего алеющие щёки, синие, словно васильки в поле, глаза. И никакой тени ночной боли.

– Жива, краса, жива. Что с тобой станется. Ох, молодо-зелено, вам гулять велено, а вы всё туда же – в ведовство да колдовство, в обряды да обмены жизнь на жизнь...
– Так ведь я...
– Ну да. Одну жизнь поменяла на другую, – и ведьма выразительно уставилась на живот Бажены. Та сначала не поняла. А потом поняла и покраснела до самых ушей. А потом побледнела и лицо в ладони спрятала.
– Да как же это я... вот так взяла и... как же так… Я ведь и не знала что я, что мы…
– Так оно и бывает – редко кто знает. Оно ведь как – до поры до времени и не понять, что там уж кто-то есть. Ну не кори себя, милая, не кори. Каждому из нас в жизни приходится делать выбор. Иногда и похлеще твоего.
– Я же… сама, своими руками, выходит… А будут ли у меня ещё дети?
– Того не ведаю, милая, не ведаю. То уж как боги дадут. Как решат, как захотят и поймут ли твою беду и желание любимого спасти. Боги – они больше нашего понимают. Да сделанного не воротить. И сейчас не время об этом думать. Время настало долги стребовать.
– Долги?
– А то как же. Тебе отцом свадьба была обещана. И я хочу на ней погулять, коль позовёшь Чёрную ведьму.
– Свадьба? Обещана?
– Ну не зря же ты вчера могилу рыла и землю на себе носила. Иди, забирай жениха своего. С первых петухов на пороге сидит. В дом его пустить не могу, а всё же...

Но Бажена её уже не слышала, птицей сорвалась с лавки и бросилась на улицу.

– Лесьяр!

И тёплые, сильные, знакомые и совершенно точно живые руки обняли её.

Автор: Ника Серая
Оригинальная публикация ВК