О ПИСАТЕЛЬСКОМ ЛАВРУШИНСКОМ
В одной из давних песенок Юлия Кима товарищи из органов обращались к остальным гражданам: "Пишите нам, пишите, / А мы прочтём, прочтём!"
Граждане писали, товарищи из органов читали... Сказать, что многое изменилось с 1930-х, или 1960-х, или других каких-то лет? В чём-то изменилось, да, но в чём-то баланс остался незыблемым.
Газетная заметка прошлого немногим отличается от современной. Тема знакомая, пафос возмущённых авторов — тоже. Разве что номер года звучит, как выстрел.
Адрес, о котором идёт речь, известен многим. Москва, Лаврушинский переулок, 17 — знаменитый Дом писателей неподалёку от станций метро "Третьяковская" и "Новокузнецкая", в заповедном купеческом Замоскворечье.
Автор "Мастера и Маргариты" перенёс это здание на Арбат и назвал Драмлитом, но узнаваемость сохранил.
Точно так же был узнаваем современниками критик-подонок Литовский, выведенный под фамилией Латунский (иначе кто бы его сейчас помнил?). Мало того, что прототип испоганил немало крови Булгакову своими публикациями, так ещё и получил квартиру в Доме писателей, тогда как МихалАфанасьича из очереди на жильё вычеркнули.
Складывалась эта очередь постепенно. Сначала в 1932 году подошло время создавать условия для певцов самого передового общественного строя. По такому случаю писатель Максим Горький обсудил с Другом Писателей и Отцом Народов строительство в столице писательского городка — с гостиницей для иногородних авторов, библиотекой, столовой и прочими инфраструктурными прелестями.
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. В 1934 году был создан Союз писателей СССР из полутора тысяч отборных литераторов, которые в соответствии с уставом "участвовали своим творчеством в борьбе за построение коммунизма, за социальный прогресс, за мир и дружбу между народами". Тогда кремлёвский горец в продолжение исторического разговора с Горьким поручил архитектору Николаеву разработать проект оазиса для официальной литературной элиты страны.
В 1935-м начали строить новую архитектурную доминанту Замоскворечья в стиле раннего сталинского ампира. Девятиэтажному дому с четырьмя подъездами, в плане имевшему очертания буквы Г, предстояло дать крышу над головой и бытовой комфорт семьям счастливых советских писателей. Десятью годами позже Вождь Народов и Друг Писателей распорядился достроить ещё корпус для особо привилегированных соцреалистов — с лифтом для мэтров и чёрной лестницей для прислуги.
Барто и Олеша, Катаев и Кассиль (на снимке), Ильф и Петров, Паустовский и Каверин, Эренбург и Пастернак, написавший здесь "Доктора Живаго", — это лишь некоторые из именитых жильцов Дома. За прописку в Лаврушинском шла настоящая драка: 98 квартир на 1500 претендентов — совсем не густо...
...а начался скандал ещё на этапе строительства, которое встало намертво к 1937 году. Тогда и появилось письмо, опубликованное в газете за подписями маститых драматургов.
По материалам письма были сделаны оргвыводы — о, это волшебное советское слово! Нерадивых строителей покарали, Дом достроили и заселили. Правда, вскоре многие новосёлы попали под каток сталинских репрессий — раз, другой, третий... Некоторые сумели вернуться из тюрем и лагерей, некоторые сгинули навсегда. Но это уже совсем другая история.
Жилец Борис Пастернак в поисках вдохновения или просто глубокого вдоха бродил по крыше писательского Дома — из его квартиры на последнем этаже туда вёл специальный ход.
На этой крыше жильцы во время войны тушили лёгкие зажигательные бомбы. А тяжёлая бомба однажды пробила несколько этажей, повредив на своём последнем пути писательские квартиры.
В питейное заведение через дорогу, при Третьяковке, которое тоже открылось во время войны, частенько шмыгал жилец Юрий Олеша.
Жиличка Агния Барто здесь потеряла сына-подростка: он катался в Лаврушинском переулке на велосипеде и попал под грузовик.
Жильцы Семён Кирсанов ("Жил-был я...") и Лев Ошанин ("Солнечный круг", "Ехал я из Берлина...") писали в Доме стихи к песням, которые распевала потом вся страна.
Жилец Виктор Шкловский привечал у себя репрессированных соседей, которым повезло выжить и вернуться — как, например, Лидии Руслановой, хоть и не писательнице, но тоже жиличке и сиделице...
Мемориальная доска — что это за Дом — появилась на его стене всего несколько лет назад.
