О гуру и падаванах⁠⁠

В Древней Греции педагогом (буквально это слово переводится как «ведущий ребенка») называли раба, что водил малышей в школу. Учить детей сами они стали позже. Для обучения же и воспитания нанимали уважаемых людей, которые просто проводили время с детьми, чтобы своим примером и разумными беседами преподать им основы достойного поведения. Это было вполне эффективно: багаж знаний человечества в те времена был не настолько велик, чтобы для преподавания быть специалистом, а то, что пример – лучшая форма обучения, известно и по сей день. Другое популярное слово – «гуру» пришло из Индии, где важность примера учителя и эффективность подражания как учебного процесса тоже были общеизвестны. Если вы посмотрите какие-нибудь китайские фильмы о боевых искусствах, особенно старые, то увидите, насколько сходны во всех фильмах отношения ученик-учитель. Учитель всегда мудр и безупречен, ученик всегда почтителен и старается походить на учителя даже в мелочах. До смешного, особенно для наших современных реалий.

В таком отношении ученика к учителю есть глубокий смысл. Даже два. Во-первых, подражание – это естественный, природный способ обучения. Если кто из читателей имел удовольствие наблюдать кошку с котятами, то наверняка мог увидеть, как котята подражают маме. У маленьких детей подражательство тоже заметно до такой степени, что в их присутствии приходится избегать определенных поступков, а то ведь увидят и повторят!

- Сынок, видел, как я сделал?

- Да, папа.

- Вот. Не делай так никогда.

Довольно часто один раз показать – гораздо проще и полезнее, чем десять раз объяснить, просто потому, что подражание заложено в саму природу млекопитающих, а понимание – относительно свежий механизм, частенько сбоящий и вызывающий затруднения. Во-вторых, далеко не все можно легко объяснить. Постоянно люди сами не понимают, почему они поступают так, а не иначе, но при этом ухитряются действовать правильно. И, случается, выгоднее и разумнее сначала научиться делать правильно, а уж потом выяснять, почему правильно именно так. Собственно, нейролингвистическое программирование (НЛП) о котором все, наверное, хотя бы слышали, начиналось именно с формирования подражательного обучения как простроенной системы.

При этом, поскольку мы не знаем априори, какие именно детали эффективного поведения существенны для успеха, на начальном этапе имеет смысл подражать вообще во всем. Лишние, случайные элементы потом затрутся, забудутся, а важные, повторяющиеся – закрепятся.

Для того, чтобы начать обучение таким образом, не требуется даже решения. Да что там, даже осознания того, что, собственно, происходит. Достаточно, чтобы какой-то человек нам приглянулся, чтобы мы оценили его превосходство в важной для нас области, ощутили уважение (в тяжелых формах - преклонение) и испытали инстинктивную потребность выглядеть похоже. Многие элементы массовой моды имеют происхождение именно от подражания проявлениям известных людей, авторитетам и идолам разного масштаба.

Именно поэтому демонстративно почтительное отношение к учителю в восточных культурах – не блажь, не ритуальная традиция, а дидактический инструмент, повышающий подражательную активность и, как следствие, эффективность обучения. Критика при этом может закономерно подавляться, потому что какой прок от критики необразованного сопляка? Это пустая трата времени.

Субъективная надобность в учителе может образовываться на фоне ощущения неадаптированности, наличия адаптационных и профессиональных перспектив, потребности в источнике надежных сведений. Относительно последнего чуть подробнее: информационное поле всегда полно всевозможными предложениями по всяким поводам, от советов самонадеянных вездесущих дилетантов до подробных описаний превосходного качества рекламируемого товара торговцами. Достоверность этой информации… Сами знаете. А вот если мы видим, что некто обладает притягательными для нас качествами, которых нам не хватает, и при этом уверен, что этими качествами он обязан определенным факторам, то существует хорошая вероятность, что он не ошибается. Критерий правильности теории – практика. И, если по какому-то человеку мы можем судить, что он добился успеха в значимой для нас области, то резонно будет идти его путем. Поэтому мы постоянно видим в рекламных роликах чью-нибудь довольную физиономию и слышим сообщения: «Я такой счастливый и сильный, потому что ем йогурт фирмы …» или «Я такая счастливая и красивая, потому что мою голову шампунем …» И, видимо, работает! Иначе за такую рекламу никто бы не платил.

Еще лучше работает, если мы можем наблюдать целую толпу счастливых, сильных и красивых людей. Или умных и богатых. Или спокойных и знающих. Или еще каких-нибудь, но непременно занимающихся одним общим занятием. Тогда мы совсем самостоятельно делаем подсознательный вывод о причинной связи их занятий и приятных нам свойств, о пользе этих занятий, и, как следствие, возникает желание к этим людям и к их занятиям присоединиться. Научиться быть таким же. В простейшем случае это возможно, как я уже сказал, через подражание. Подражать же имеет смысл человеку, находящемуся на вершине иерархической пирамиды этого общества, или, хотя бы, где-то рядом (потому что какой смысл учиться у ученика? Он и сам толком ничего не умеет). Самый главный обычно – кто-то с наиболее важным видом. Об этом я несколько подробнее писал в статье «Темная сторона силы - Шарлатанство».

Как следует из этой статьи, достаточно легко нарваться на лжеучителя, имеющего важный вид незаслуженно. Мы, быть может, лучше распознали бы мошенника в другой области, более отвлеченной или более конкретной, но в отношении к наставнику, как я написал выше, критика снижается. Иногда до полного отключения.

Есть и другая неприятность. Не все люди хорошо умеют понимать. Подражать же умеет гораздо большее их число. Поэтому случается, что стихийный ученик, наподражавшись, воображает себя гуру, делает важный вид и идет учить сам, не понимая, что у него есть только умение быть похожим, а понимания сути нет. В силу профессии я это частенько наблюдал в сфере тренингов разного вида. Скажем, есть специалист в области женской психологии, тонкий, мудрый и знающий, мастер своего дела, не побоюсь назвать имя – Владимир Раковский. Но, поскольку он не ощущает себя гуру, не надувает щеки, то он и манкирует написанием методичек и подготовкой последователей. Поэтому последователи, бывает, ходят к нему на занятия, копируют внешнюю сторону, и, ничтоже сумнящеся, идут к народу нести свет.

Я на эту тему даже сочинил анекдот. Нет, давайте лучше считать это притчей. Имена опущу.

Эволюция психологических техник в духовные практики.

Раковский (давно разрабатывает и ведет тренинги): «Чтобы зажечь плиту (согреться, например, или яичницу пожарить), берете зажигалку в ведущую руку (обычно правую), поворачиваете другой рукой вентиль плиты, поджигаете конфорку. Молодцы! Можете теперь верить в себя, в свои навыки».

В. (ходила на тренинги к Раковскому, теперь ведет сама): «Если вам надо согреться, берем в правую руку зажигалку, говорим: "Я молодец!", и с верой в себя поджигаем что-нибудь».

Н. (ходила на тренинги к В., теперь ведет сама): «Чтобы согреться, берем зажигалку, непременно в правую руку, и три раза повторяем: "Я молодец!". Главное - верить в себя».

Что с этим делать – не знаю.

Мы плавно переходим к позиции учителя. Нет, даже так: Учителя. Надо разделить две стороны этого предмета: функцию и роль. Функция проста: доставка ученикам навыков и (в хорошем случае) знаний. В этом смысле учитель может даже и не подозревать, что он – учитель. Точнее, что его кто-то так воспринимает. Поскольку ученик может не ходить за ним по пятам и не требовать потока мудростей, а скромно, издалека подражать, то учитель, случается, так и не узнаёт, что он кого-то чему-то научил. Более того, для ученика таким учителем может быть кто угодно (даже изредка животные и предметы), в разной степени: от мимолетного понимания, что вот мужик правильно сделал, надо запомнить, до тщательного и скрупулезного изучения всех сторон жизни своего кумира. Особенно часто последний подход используется, когда гуру уже успел умереть. Остается только читать, смотреть фильмы о, изучать, беседовать с другими последователями и посещать памятные места. Функция, таким образом, вполне может быть отделена от роли. Для того, чтобы быть учителем в этом роде, достаточно лишь что-то хорошо уметь и не скрывать этого. Оно же и необходимо.

Роль же учителя… О, это совсем другая материя!

Быть Учителем (на определенном этапе, позже объясню) лестно и почетно. Ученики толпами ходят следом, смотрят в рот, следят за каждым движением влюбленными глазами, и сразу чувствуешь свою важность и значительность, понимаешь, что достиг высот мудрости и мастерства, и инстинкт иерархической борьбы удовлетворен полностью. Идеализированное представление учеников кажется адекватным и единственно верным, собственные глупости под влиянием оценки извне начинают видеться исполненными глубокого смысла, «легкость в мыслях необыкновенная» превращается в канал передачи мудрости, а подозрения в неточностях воспринимаются как оскорбление. Греет, греет, что уж говорить.

Впрочем, это еще не роль, это бонусы, причем в гипертрофированной, патологической форме. Однако даже и простому, не спесивому человеку уважение все равно приятно. Сложность в том, что отказываться от почтения – неэффективно. Заигрывание с учениками, общение с ними на равных, понижают ученический пиетет, подражательную активность и, в конечном счете, эффективность обучения. Для наставника простого в общении, не склонного к дистанцированию, в этом может быть сложность.

Да что там, для любого человека, не обладающего 100% ассертивностью, статус гуру – определенное испытание. С одной стороны, ученическое почтение – инструмент. С другой – удовольствие. Способность спокойно принимать почет, не требуя его и не фиксируясь на нем – достижение, требующее зачастую серьезных усилий, особенно если человеку свойственно честолюбие (которое в других ситуациях не столь фатально) или если, напротив, он склонен к сокращению дистанции, панибратству.

Отличная демонстрация хорошо построенной оси «учитель-ученик» показана в фильме «Собачье сердце» на примере профессора Преображенского и доктора Борменталя. Здесь мы видим и достойное доминирование профессора, и восхищение Борменталя, и заботу их друг о друге, и слаженное взаимодействие…

Осознанное учительство требует педагогического потенциала (есть такой термин). В этом случае наличие конкретных умений и открытость все еще остаются необходимыми факторами учительства, но уже не достаточными. Требуется еще и умение обучать, то есть донести до ученика больше, чем он мог бы получить самостоятельно. О педагогическом потенциале пишут статьи и диссертации, педагогике обучают в университетах, поэтому не стану даже начинать эту тему. Просто прошу понять, что умение учить - чисто технически нетривиальный и довольно сложный по структуре талант.

Осознанное учительство обременено ответственностью. Если в варианте, описанном в начале статьи, когда ученик издалека подражает учителю, от учителя мало что зависит, и ученик сам решает, что и как он переймет от учителя, то, если учитель осознает себя таковым, на него сразу наваливается ответственность за то, что он дает. И даже не только за это. Если он не хочет дискредитировать любимое им занятие, предмет, которому он обучает, и преподаваемые умения, то ему придется вести себя достойно (в чем бы это достоинство ни заключалось) во всех областях жизни, даже не связанных с тематикой обучения. Ему придется поддерживать идеализацию учителя учениками, что бывает неудобно.

Во II-III эпизодах «Звездных войн» можно наблюдать конфликт роли и аутоидентификации у Оби-Вана Киноби. Он только-только был почтительным падаваном у безупречного Квайгона, и вдруг сам становится учителем, совершенно не будучи готовым к этому. С одной стороны он ответственно пытается внешне соответствовать роли, с другой стороны – она ему внутренне не близка, а с третьей – ученик-то талантливый, во многом превосходящий учителя, и приходится из последних сил поддерживать свой авторитет. Некомфортная ситуация. И отлично сыграно.

Или, скажем, некто обучает йоге. При этом сам он занимается йогой давно, на себе проверил все правила и предписания, хорошо знает, что лично ему вредно, что полезно, что он может себе позволить, а что не стоит, и в курсе, что бутылочка пива под детектив раз в полгода не сломает ему жизнь. Но ученики-то этого не поймут! Им еще очень далеко до чувствования своего тела так, чтобы критически обработать запреты как советы и продуманно позволить себе что-то из нерекомендованного.

Более того, даже и расслабиться и позволить себе сделать ошибку – нежелательно, несмотря на понимание, что все мы ошибаемся, и не стоит тратить слишком много сил на предотвращение ошибок. Ученики должны считать учителя безупречным идеалом, и не надо им в этом мешать.

Когда я учительствовал, я временами вывозил группу на природу, к себе на дачу. Мы выполняли полевые упражнения, отдыхали, веселились, в общем, было хорошо. После похода в лес я обнаружил, что посеял там хорошие темные очки. Решил сходить на всякий случай, поискать – вдруг найдутся. И надо же – двое учеников увязались за мной. А надо сказать, что существенный кусок моего курса имел дело с развитием интуиции и везучести. И вот, под внимательным взглядом учеников я прошествовал по лесу минут десять прямо и точно к утерянным очкам и поднял их с травы. Потому что никак, ну никак нельзя было облажаться.

Что-то длинная статья получается. Да и тема-то, в общем, довольно обширная.
Попробую элегантно закруглить.

Особый этап в отношениях учителя и ученика – когда ученик получил, что хотел. Или что мог. Или что мог ему дать учитель. В этот период наставник может еще требовать от ученика прилежания, особенно, если представления учителя и ученика о том, хватит ли уже, или надо еще, расходятся. А ученик-то уже обучился всему интересному. Быть может, он потом поймет, что надо поучиться еще, но пока что (точнее, уже) желание применить полученные знания и умения на практике у него превалирует над актуальностью учебного процесса. Он теряет стимул к обучению, соответственно снижается идеалистическое отношение к учителю, он начинает замечать недостатки учителя, его несовершенство, появляется собственная точка зрения на многие вещи, часто не совпадающая с учительской, начинаются споры, конфликты… В общем, хороший учитель в этот момент приходит к мысли, что ученика пора выставлять. Менее хороший сетует, что еще столькому надо его обучить, что не время капризничать… Плохой учитель просто втягивается в конфликт.

Между учеником и учителем за проведенное вместе время устанавливается эмоциональная связь, подобная дружеской. Но, если друзьями можно быть безотносительно того, кто что кому почему сделал, то отношения учителя и ученика – результат целенаправленного процесса, и с завершением процесса завершаются и отношения. Это надо понимать, и не стоит делать из этого трагедию. Как говорят немцы, все имеет свой конец, а сосиска даже два. Разумные учитель и ученик завершают свою связь дружбой. Вовсе не обязательно жаркой и самоотверженной, скорее напротив, сдержанной и спокойной, и это гораздо лучше любого конфликта.

Учитель и ученик могут чувствовать связь всю жизнь, даже когда уже неважно, с чего начиналась их дружба. И действительно, очень приятно гордиться учениками, сумевшими сделать то, с чем не справился сам, сознавать, что твои усилия послужили доброму делу, и на живом примере видеть, что то, что ты сделал – ты сделал хорошо.

Желаю вам всем быть достойными учителями и учениками.

Я, возможно, еще вернусь к этой теме.