Нарисуй меня и выживи⁠⁠

Девушка сидит на самом краю набережной и смотрит на бескрайнее море, что от лёгких волн выплёскивается уже на бетонное покрытие, будто бы пытаясь ласково коснуться её, огладить, успокоить. Когда-то она была его частицей, его элементом… его дочерью. Она всё так же любит его и знает, что любима. Знает, что может вернуться, оно её ждёт. Море всегда радо своим детям.

— Благодарна тебе, но не вернусь, не могу. Отдала всё и ни капли не жалею. Каждую ночь я вспоминаю, ради чего обменяла дом на право любить. Правда никто не сказал, что будет больно. Невыносимо больно…

***

Это в самом деле произошло давно, сменилось уже не одно поколение с тех пор. Моряна полюбила человека, простого художника, который каждый день в золотой час приходил к берегу океана. И неустанно писал на холсте изгибы волн, зеркало штиля, резко выводил грифелем рубленые линии скал, чтобы изобразить их уже дома, погрузив в бирюзовые разводы акварели. Он видел магию в том, что по сути безликая и прозрачная вода была способна принять любой мыслимый цвет или оттенок. Только пожелай, присмотрись и заметишь, как день ото дня синий сменяется индиговым, бирюзовым, почти чёрным предштормовым, блеклым, серо-голубым в вечерний покой, как уходит в зелень или отливает серебром перед грозой, а если прийти на рассвете, увидишь алые разводы с золотом, будто сердце океана пронзили копьём.

Он любил море всей душой, посвящал ему талант и жизнь. Жители города всегда удивлялись, насколько его картины были пронзительны и живы. Их покупали и ценили, ведь только его полотна могли внести в дом неуловимый аромат моря, поселить свежесть и умиротворение.

Море умело платить ценными дарами открытым сердцам. Но нежданно дар обернулся проклятьем.

Полюбив, девушка уже не могла жить как раньше. Неизвестное чувство жгло и тянуло, будто за цепочку, на берег к художнику. Каждое движение кисти как манящий жест. Закушенная губа в процессе работы как искушение. Каждый взгляд на море как невысказанная мольба, будто он и сам что-то ищет и не находит.

В один из дней не выдержала она натяжения цепочки, что плотно впилась в сердце, вышла на берег из пены морской. Но и шага ближе сделать не смогла, сковал страх, душил все чувства.

Может, и ушла бы незамеченной, неузнанной, но всплеск моря о ступни привлёк художника. Впервые взглянула она ему прямо в глаза, ища там тень… Чего-то, чего угодно, лишь бы не страха или отвращения. Лишь капли принятия ждала девушка, а в голове набатом билась мысль: «Другая, не такая живая, испугается, оттолкнёт, больно».

Юный творец же видел больше, чем мог описать. Понимал, не человек перед ним, нечто иное. Нет, она не была совершенной: несимметричное лицо с резкими чертами, тонкие губы крепко сжаты, вся тонкая, полупрозрачная, в глазах лишь страх и надежда. Но совершенное не интересно тому, кто пишет по холсту, оно застывшее и не способно вдохновить. Изъяны же завораживают.

Он видел в ней душу моря, она видела в нём сердце мира.

Первые шаги были самыми сложными. Она училась понимать и чувствовать, он учился различать в её спокойствии оттенки эмоций. Они познавали миры друг друга. Срастались прикосновениями, разговорами, её редким смехом, его частыми движениями.

Но невозможно изменить своей сущности, не для суши была рождена моряна, не её это участь. Тяжело дышать на суше с ним, тяжелее быть одной в воде.

Решила она всё за двоих, не дала выбора. Смогла разыскать колдунью. Готова была любые богатства отдать, сделку заключить. Но ничего ведьма не потребовала, лишь предупредила, что непросто будет и что условие свершения договора магия выберет сама. А как оно будет выполнено, смогут моряна и художник вместе прожить жизнь людскую да счастливую, а до того может девушка быть на суше хоть века, но нет дороги домой, возвращение к морю — разрыв договора.

Туманно всё было да неясно в словах колдуньи, но не хотела дева морская упускать хоть и призрачный, но шанс на счастье. Согласилась.

Было то ошибкой или верным решением — не нам судить. Да только магия решила, видно, поиграть с судьбами влюблённых, выдвинув простое условие, но всячески мешая его исполнению. Всего-то и нужно было художнику нарисовать моряну. Казалось бы, что может быть проще?

Радостна была девушка, как никогда, стремглав прибежала к юноше, закружила его, засмеялась. Да так счастлива была, что и не сразу объяснить причину смогла. А как рассказала, так сразу была усажена на камень близ берега. Он уверял бойко, что за день управится, напишет её такой радостной.

Но лишь несколько мазков успел сделать художник, как будто ножом пронзили его сердце. Не вдохнуть, лишь боль медленно разливалась по телу. Подарив надежду, магия сама же её и забрала. Должен он нарисовать, да не сможет, как начнёт, так смерть его и заберёт в свои объятия.

Безутешна была моряна, прижимала тело любимого к груди и впервые в жизни плакала. Слёзы как осколки ранили, оставляли жгучие следы на коже. В голове раздавался голос бездушного потока колдовства: «Должен он тебя нарисовать, но не видя, не помня, не зная. Коль любовь была ваша не игрой, так найдётся способ».

Никогда не видели люди такого шторма, как в ту ночь. Ломало море себя о скалы, ранило о берег. Разносили крик моряны чайки.

***

Воспоминания, накатившие внезапно, теперь не терзали так сильно душу. Уже и сама она не верила, что всё было не игрой, ведь способа так и не нашлось. Она была бессмертна, устала от суши, не хотела возвращаться к морю. Он появлялся в разных обликах, но неизменно в ипостаси художника, не помня и не зная, проживая новые жизни, каждую, как единственную.

Всё испробовала моряна, но исход один — художник мёртв телесно, она мертва в душе.

Так и сидела она на краю, смотря вдаль, слушая шёпот волн. Пока не услышала голос позади:

— Ты прекрасна, как прежде. Не оборачивайся, замри. И ответь лишь на один вопрос, ты готова разделить одну жизнь?

Полушёпотом родилось тихое «да», само не верящее в себя.

— Тогда я нарисую тебя, но так, как дано мне в этой жизни. Нарисую словами твои сейчас серый очи, потому что полна душа боли и загнана синь их далеко вглубь. Твои бескровные губы, что поцелованы бризом, одинокую россыпь родинок на скуле, тонкие руки, резкие линии, сгорбленные плечи от непосильной ноши, что взвалила на себя сама. Описал бы твою боль, но вижу надежду. В несовершенстве я вижу правду и красоту. В тебе вижу свою жизнь.

В тот же час спало заклятье, разбившись об объятия влюблённых. А правда в том, что, потеряв возможность видеть целый мир, он вспомнил единственно важный образ, лик прекрасный. И, смешав в душе все страхи, чувства и риски, он написал её портрет с нуля, как художник картину.