Мансур (из рассказов о плотогоне Прохоре Картузове)⁠⁠

Прохор перебрался с плота на дощатый настил пристани и на мгновение замер, с удовольствием ощущая его надёжную устойчивость. Щурясь от полуденного солнца, глянул вверх на золотые купола нижегородских соборов, перекрестился и зашагал ко входу в бесконечный лабиринт складов.

— Слышь-ка, Картузов! – окликнули его.

Прохор повернул голову и увидел трёх бурлаков. Опухшие, с давно нечёсаными бородами они больше походили на бродяг, чем на работных людей. Босоногие портовые грузчики в развевающихся лохмотьях и те выглядели пристойнее. Всё в них отталкивало: необъяснимая злоба, таящаяся за глуповато-покорным видом; запах; сквернословие и безнадёжно унылые песни.

— Стой, чего скажем!

Прохор остановился, насмешливо поглядывая на приближающихся бурлаков. Эти выглядели не просто оборванцами, а, смахивали скорее на погорельцев. Даже гарью от них попахивало.

— Ты Мансура знаешь?

— Знаю.

— Отведи к нему.

Прохор вздохнул, будто сожалея, что вступил в беседу с умалишёнными, и тронулся дальше. Бурлаки изругались по-чёрному, но следом идти не решились.

— Поди, Мансур, — решил Прохор, — опять загулял и, под горячую руку, вздул кого-нибудь. Вот, ведь, неугомонный мужик…

Миновав ворота плотогонских рядов, он привычно поклонился старому китайцу, торговавшему бамбуковыми шестами.

— Ни хао, дедушка Фанг.

— Ни хао, ни хао — закивал китаец в ответ и поманил пальцем.

— Что стряслось, дедушка Фанг? – удивился Прохор. – Опять с Ермолаем рассорился?

— Нисего, нисего, — затряс головой старик.

Оглядевшись, не следит ли кто, отодвинул полог палатки и впустил гостя внутрь. Там на полу, устланном циновками, скрестив ноги, сидел Мансур и прихлёбывал чай из пиалы.

— Прошенька, — обрадовался тот, вскакивая. – Заждался я тебя, родной.

— Здоров, дядька Мансур! Ты чего здесь?

— Да, тут такая история приключилась, — татарин замялся. – Решил погостить у вас в деревне. Папашу твоего повидать, деда. Соскучился, мочи нет!

— Так и ехал бы. За чем дело-то стало?

— Тебя ждал! Боюсь, один дороги не найду, — отвёл глаза Мансур. – Совсем старый стал.

— Темнишь! Ох, темнишь, дядька, — рассмеялся Прохор. – Ну, да ладно. Завтра днём обоз с пенькой в наши края идёт. С ним и тронемся.

— Не надо обоза, родной! Лошадки нас на окраине ждут-дожидаются. Нынче ночью и поедем. Всю дорогу гулять-веселиться будем. Денег, Прошенька, — извлёк из-за пазухи пачку ассигнаций Мансур, — на год хватит.

— Вижу, разбогател ты.

— Аллах милостив. Мулла говорит, живите праведно и будут вам райские сады.

— Верно говорит мулла, — усмехнулся Прохор. – Только, уж не обижайся, дядька Мансур, не совсем про тебя слова. Поведай-ка лучше, что за бурлаки по пристани рыщут? Не от них ли у дедушки Фага прячешься и почему спешишь тайком отсюда убраться?

— Ах, родной! – всплеснул руками татарин. – Ничто от тебя не скроется, всё видишь, всё понимаешь. Но, поверь, ни в чём не виноват старый Мансур, всё само, по воле Аллаха произошло.

И он поведал, что несколько дней назад отправился вверх по реке навестить родственника.

— Запряг конька в телегу и качу себе не спеша.

— Погоди, — перебил его Прохор. – С каких пор ты верхом перестал ездить? Ни разу тебя на телеге не видел.

— Так, телегу я в подарок вёз, — быстро нашёлся тот. — По случаю купил.

Ближе к вечеру Мансур притомился, и решил остановиться перекусить. Развёл на берегу огонь, согрел чай, достал лепёшку и приступил к трапезе.

— Сижу, пью чай, рекой любуюсь и тут, откуда ни возьмись, бурлаки баржу с табаком тянут. Идут мимо и рожи у всех злые-презлые. А, главное, смотрят на меня, как на собаку! Веришь, Прошенька? Показалось даже, что камнем бросить могут. Будто их место занял, или чай здесь пить нельзя. Некоторые же, вообще носы воротят, словно я шайтан какой. И, нет бы я им слово какое обидное сказал, или насмехаться стал. Нет! Сижу себе смирно, лепёшку ем.

— Выходит, обидели тебя бурлаки.

— Конечно! – Мансур засопел. – Нет, думаю, такое прощать никак нельзя. Дождался пока они подальше с баржей уйдут, выпряг коня и тихонечко леском их обошёл. Потом выехал на берег и погнал скакуна навстречу. Обида меня жжёт, такая обида, хоть плачь. Вмиг долетел, выхватил кинжал и со всей силой по бечеве рубанул! Бурлаки всей артелью - кувырком в песок, а баржу назад течением понесло. Пока они лаялись и мне грозились, налетела их баржа на отмель, да там и застряла.

— Ах, дядька Мансур, — рассмеялся Прохор, — вижу, долго ещё не будет на тебя укорота.

— Ты, Прошенька, слушай дальше.

Что бы снять баржу с мели, бурлаки принялись таскать табак на берег, а Мансур вернулся к своей стоянке. Допил чай, полежал на песочке. А, с наступлением сумерек, запряг коня в телегу и двинулся в путь.

— Еду себе и, вдруг, опять вижу этих бурлаков. Баржу они на глубокую воду вывели, но, вместо того, что бы её загрузить и дальше идти, на тюках с табаком спать устраиваются. Тут меня снова зло разобрало. Получается, что невесть сколько придётся следом тащиться. Никой возможности нет их обойти. Подвёл я телегу поближе к бурлацкому лагерю, спрятал в ивняке, а сам разделся и тихохонько до баржи по воде добрался. Запалил костерок на корме, тряпьём его завалил и на берег вернулся. Как только огонь полыхнул, проснулись бурлачки. Кто в чём был, бросились баржу тушить. Я же, что бы домой порожняком не ехать, кинул в свою телегу несколько тюков с табаком, да и был таков.

— Несколько, говоришь?

— Клянусь, — сделал честные глаза Мансур. – Пока я в бурлацком тряпье рылся, и артельные деньги искал, много времени потерял.

— Так ты и деньги у них забрал?

— Прошенька, да, зачем они бурлакам?

Прохор ухмыльнулся.

— Давай, дядька Мансур, попробую эту историю по-иному пересказать. Прознал ты, что из Нижнего баржа с табаком пойдёт. Раздобыл телегу, выбрал на реке такое место с отмелью, что бы бурлаки там к вечеру оказались. Перерезал бечеву и баржу на мель посадил. Ночью, когда весь товар на берегу оказался, ты баржу подпалил. И пока пожар тушили, не только табак унёс, но и бурлацкие деньги прибрал. Табак же, как я понимаю, уже Фридриху продал.

— Тебя послушать, старый дядька Мансур шайтан, а не человек.

— Отец так и говорит, — подмигнул Прохор. – Ладно. Отдыхай перед дорогой, а как стемнеет, в путь тронемся.

— Эх, дедушка Фанг, — вздохнул Мансур, когда плотогон ушёл. – Если бы не друзья, совсем бы хорошим людям житья от бурлаков не было.