Лисья тропа. Глава 4. В северные земли. Часть 6⁠⁠

Все еще были свежи воспоминания, как молодухи толпились у входа в корчму, заглядывая в окна и обсуждая, кто ж красивей из гостей и ладней. Кому б они сердце свое отдали и кому возложили на голову венок. И несмотря на все пересуды, ни одна не входила в общий зал, чтоб не показаться легкой и несмышленой, а ждала на улице, пока кто-нибудь не обратит на нее внимание.

Оттого, видать, и не нравилась им я – всегда работающая при корчме, на глазах у всех гостей и путников девица, даже не улыбающаяся, но притягивающая взгляд каждого молодца. Оттого и побаивались, что уведу кого, оставив их в девках до седых волос. Оттого и недолюбливали, норовя обидеть словом или делом. Будто мне было дело до их интереса, вызванного моим норовом и силой.

Тут же молодухи слушали местных, позабыв о чужаках. А ведь то были даже не простые молодцы или вольные воины. То были ратники, несшие службу при самом князе Срединных земель. И я была уверена, что об этом тоже все знали. Потому-то и не понимала, чем же им так интересен рассказ о вчерашней драке, что они смогли позабыть о тех, перед кем можно покрасоваться?

Хоть это же позволило мне натаскать воды на кухню и в конюшню, оставшись незамеченной местной молодью. Работа спорилась, выгоняя из головы любые сомнения и тяжкие думы, заставляя тело расходиться и разминаться скорее, чтобы в дороге наслаждаться каждым шагом, сделанным рядом с дорогим коньком.

Вскоре закончились хлопоты по кухне. Исконна благодарно глядела на плоды моих трудов, смущенно улыбаясь и перебирая фартук в руках, будто пытаясь смять его весь, чтобы уместить в ладошку. Сурон довольно обошел конюшню, внимательно оглядел денники с замененными досками, принюхался, выискивая остатки ароматов перегнившего сена, и удивленно уставился на поле, где трава уже снова тянулась к Солнцу, позабыв, что еще вчера ее перекопали.

- Как? – только и раздавался громовой и удивленный голос корчмаря с разных углов, - Как такое возможно?

Лихо, уже посвежевший от хорошего угощения и позабывший о тяжелом пробуждении, довольно улыбался да, гордо выпятив грудь, поглядывал на хозяина корчмы, все еще выискивающего за что бы меня поругать. Но не находил, хоть и мог. Уж мне ли не знать, что убранная на скорую руку конюшня могла бы быть и почище.

Но будет мало просто сделать, если после не поддерживать все в чистоте. Да и как по мне, так той работы, что уже проделана достаточно, чтобы заслужить угощение в дорогу, а также отработать крышу над головой.

- Ну что, корчмарь, - оборвал череду удивленных вопросов Сурона Лихо сложил руки на груди и, кажется, даже стал выше. - Принимаешь работу? Не обманули мы тебя?

Мужчина внимательно оглядел воеводу, перевел взгляд на меня и постарался убрать с лица всякое удивление или восторг от того, что увидел. Все же каждый говорил о нем, как о неприветливом хозяине, пусть и справедливом. И ему не хотелось что-то менять.

- Сойдет, - подобрав, наконец, тон и слово, ответил корчмарь. - Так уж и быть, попрошу Исконну собрать вам еды в дорогу и зачту ночлег вашего конюха.

- И?

Он пожевал нижнюю губу, недовольно глянул на воеводу и махнул рукой:

- Цверг с тобой, берите овес или что там нужно для коней? За это я не буду брать денег.

Лихо довольно улыбнулся вслед удаляющему корчмарю и повернулся ко мне.

- Слышал его? Наполни сумки кормом, чтоб в дороге не пришлось его искать. И набери воды во фляги. Все, что найдешь. Дальше пойдем без остановок.

Я молча кивнула и отправилась выполнять распоряжения воеводы, радуясь тому, как легко в очередной раз он решил вопрос с провизией для всех и каждого.

- И Лис, - окликнул он меня, не дав скрыться в темном проеме конюшни. - Накинь рубаху, дальше будет холодней.

Я улыбнулась замечанию Лиха, как он, стараясь идти ровно и не оглядываться, как замедлял шаг, чтобы не потерять с трудом найденное равновесие. Ему все еще было тяжко после бурного вечера. Оттого все, что он смог выдавить из себя, чтобы более не смущаться и не думать о непотребном поведении в северной корчме – это попросить меня прикрыть руку.

Послышались смешки по ту сторону корчмы. Видать, у колодца молодь разогнали и те направились в более интересное место. А раз наш отряд пришел едва ли не на закате, то сейчас у девиц появилась возможность покрасоваться перед срединными ратниками и попробовать прихватить чье-нибудь сердце прежде, чем мы отправимся дальше на Север.

- Может, все же передумаешь? – повторил попытку Сурон, разглядывая мои последние приготовления и довольных коней, нетерпеливо переступающих с ноги на ногу в ожидании новой дороги. - Здесь тебе и тепло, и сытно, и спокойно. Со временем сможешь управлять корчмой, как я буду готов отойти от дел. Будешь корчмарем, уважаемым в деревне человеком. А с ними, - он кивнул в сторону дома. - Ты так и останешься нескладным конюхом, который управляется со своей работой, но на большее не способен. Но я-то видел, что это не так.

Я усмехнулась его словам и отрицательно мотнула головой. Здесь меня ничто не привлекало, давая лишь краткий приют для отдыха перед долгой дорогой. И никакие речи, сколь сладко бы они ни звучали, не заставят меня расседлать Перунчика, чтобы остаться навсегда.

- Мне казалось, что мы с тобой уже все выяснили, корчмарь, - Лихо пристегнул сумки по обе сторону седла и внимательно оглядел Сурона, расплывшегося в хитрой улыбке.

- Попробовать все же стоило. Не ты ведь решаешь за мальца. У него должно быть и свое мнение.

- И он его уже выразил, - воевода бросил на меня беглый взгляд, довольно кивнул, подметив, что на мои плечи все же легла рубашка и свистнул, взбудоражив тем самым коней.

Но лишь одного тихого щелчка языком оказалось достаточно, чтобы все вернули себе покой и продолжили гордо ждать своих хозяев, неторопливо вышедших из-за угла. На лице Лиха тут же заиграла ехидная улыбка, а глаза победоносно зыркнули на корчмаря, едва удержавшегося, чтобы не разинуть рот от увиденного.

- Хорошая работа, - заметил Бородум, оглядывая Гнецка, довольно вскидывающего морду, будто желая стать еще выше. - Как, впрочем, и обычно.

Воины кивнули на его замечание и принялись крепить оставшееся снаряжение, а после запрыгивать в седла, занимая свои места в строю. Снежок до последнего мгновения оставался свободным, гордо оглядывая всех своим излюбленным надменным взглядом, будто остальные в сравнении с ним – степные ишаки. И лишь он тут истинный конь, что никогда не позволит сесть ему на спину.

Перунчик простодушно фыркнул, почувствовав то же, что и я. Лихо же оглядел округу со спины Дажденки и обернулся к Вардану, сурово глядящему вдаль.

- И где носит вашего посла? Мне казалось, что он следовал за нами?

- Думаю, его что-то задержало, - уклончиво ответил северянин и облокотился на луку, сложив руки друг на друга.

- Или кто-то? – уточнил воевода и прислушался к шуму, не прекращавшемуся со стороны большого крыльца.

- Или кто-то, - пожав плечами, согласился Вардан и довольно улыбнулся, надеясь, что это скроет его густая борода.

Вот только никакая борода не смогла бы справиться с игривым блеском, что заиграл в его глазах. Какими бы суровыми ни казались северяне со стороны, они были чуть старше Милозара, пришедшего в отряд Лиха из более опытной и бывалой дружины. Оттого они, как и наши воины, любили внимание девиц, лихую битву и хороший хмель в кружке.

- Тогда выдвигаемся, - воевода выправил Дажденку и повел ее с заднего двора к дороге. - А там и его заберем, - но сделав лишь пару шагов, он остановил кобылку, повернулся к Сурону и уважительно кивнул. - Благодарю тебя, корчмарь, за гостеприимство, за угощение, за приют. Надеюсь, что на обратном пути ты позволишь нам остановиться у тебя на постой.

Корчмарь спокойно кивнул, поглядел на Исконну, добродушно улыбавшуюся нашему отряду, и махнул рукой:

- Знаешь, воевода, я середняков за всякое не люблю. В том числе и драчливость. Но твой отряд мне по душе стал, особенно конюх. Так что, если будешь проходить через нашу деревню, то буду рад увидеть вас снова.

Лихо лишь кивнул на его скупое, но радушное приглашение и направился к большому крыльцу. Солнце не будет стоять на одном месте, дожидаясь, пока мы доберемся до северного города. У него есть свои дела, у нас – свои.

А во дворе у большого крыльца и вправду собралась толпа молодух, обступивших хрупкого и изящного северянина, больше похожего на девицу. Он купался в их внимании, как солнечных лучах, и наслаждался этим, будто впервые стал центром всех и вся.

И было чему радоваться. Такие в северных деревнях не встречались, потому что не выживали. Тонкие запястья, малая кость, длинная шея, изящное лицо – он мало походил на привычных глазу мужиков, способных одной рукой перехватить и оглоблю, и коня. Потому и вызывал особый интерес повсюду, даже в Славгороде, где все привыкли к разношерстным гостям.

Что уж тогда говорить о деревне, через которую давно проходили, не останавливаясь на ночлег. Тут для них диковинными были все – от середняков, до изящных мужчин, выглядящих, лучше большинства молодух, отчаявшихся найти себе мужа.

Вот только толку от таких красавцев мало –вид хорош, а в руках даже топора не держал. Какой прок от подобного мужика в доме? Только глаз радовать? Но сытым-то не будешь с того.

- Как посмотрю, ты тут нашел себе отличную компанию, - заметил Лихо и оперся на луку. - Вона сколько красавиц хотят с тобой общаться.

- Верно, - довольно улыбнувшись, Элтур обернулся к воеводе и оглядел каждого из нас. - Всем приятно общество статного мужчины.

Кто-то подавил ехидный смешок в строю, кто-то лишь хмыкнул на нелестное замечание посла, адресованное каждому из нас.

- Лис, - не обращая внимание на слова северного красавца, Лихо обернулся ко мне. - Подай послу его коня. Нам нужно выдвигаться в дорогу, а не девицам косы распускать.

Лишь кивнув на приказ воеводы, я похлопала Снежка по его изящной шее и отправилась к Элтуру, зная, что его конь безоговорочно последует за мной.

Во дворе воцарилась зыбкая тишина, где было слышно дыхание каждой молодухи, заинтересовавшейся северянином. Они застыли от восторга, осознавая, что у него даже конь самый красивый в отряде. И оттого в их глазах он стал еще желанней или на худой конец интересней.

- Можешь ты сбить настрой, - разочарованно заметил посол и вскочил на Снежка, недовольно потоптавшегося оттого, что и ему на спину уселся человек. - Не мог позже собрать отряд для дороги?

- Нам идти не одну версту, - спокойно заметил Лихо и направил Дажденку на Север. - И выступать нужно было с Утренней Зарей, а не после плотного завтрака.

Каждый последовал за воеводой, сохраняя строй и заключая Элтура в кольцо для лучшей защиты.

- Это он, - заметил кто-то шепотом, начиная волну тихих словечек, накрывающих каждого. - Это тот самый.

- Глупости, - возразил другой голос. - Этот не смог бы. Посмотри на него.

- Нет, говорю же тебе, он. Точно он. Видишь, ноги у него босые. Так его и описали.

- А что, если я сапоги сброшу, тоже стану тем самым проворным мальцом?

- Ты тут дурачка-то из меня не делай. Я отлично слышал, как отец его описывал – мелкий, худосочный, босой, с конским хвостом и страшными глазами.

- Во-во, точно не он. Посмотри на его глаза – что в них страшного? Обычные глаза, тебе говорю. Странные, но человеческие.

- А я и не говорил, что они нечеловеческие.

- А что ж тогда в них должно быть страшного?

- Да откуда ж мне знать? Сказали – страшные глаза, когда улыбается. Я и передал, как услышал.

Наш ход через толпу казался бесконечным, а слова, что раздавались тихим шепотом, походили на шуршание усталой листвы. И было в нем что-то наивное, необычное, как по мне, заставлявшее рисовать улыбку на лице.

- Вон, видал, как улыбается. Точно тебе говорю, если ему сейчас в глаза глянуть, точно испугаешься.

Как легко людей запугать самой простой байкой. Даже не сказочкой про волчью стаю, обращающуюся в колядующий народ под зимние праздники, не страшными историями о нечисти, водящейся под полой. А обычным нескладным южанином, сбившим с ног одного из них.

- А ну стой, выродок! – раздался знакомый голос позади отряда, когда мы уже прошли через всю молодую толпу. - Ты куда собрался, пока все спят? Сбежать хочешь, как последний разбойник?

Мы с Лихом обернулись на возмущение почти одновременно.

Недовольный пересудами и сплетнями, облетевшими всю деревню меньше, чем за утро, Урдан яростно глядел на меня, желая прожечь дыры в голове, а то и вовсе испепелить полностью.

По толпе молоди, оставшейся позади всех нас, прошелся тихий ропоток. Они ждали, когда смогут своими глазами увидеть и убедиться, правда ли, что какой-то худосочный и нескладный малец сможет управиться с местным мордоворотом одним точным ударом.

- Думаешь, что если у тебя хватило смелости и хитрости встать против хмельного гостя корчмы и одержать над ним верх, то ты сразу стал героем для всех? Да, что ты о себе возомнил, середняк?! Решил, что все тебе дозволено в деревне, где ты только гость прохожий?

Тут уже развернулись все дружинники и принялись внимательно слушать возмущенную тираду северянина, неспособного держать себя в руках. Его гордыня, уязвленная поражением от руки недостойного противника, не давала ему покоя.

Уверена, что, лишь прослышав, что наш отряд собирается покинуть деревню, весь его хмель выветрился, а ноги сами понесли к корчме. Жить в деревне, в которой каждая собака знает, что его поверг какой-то конюх, да еще и пришедший со Срединных земель, не смог бы никто. Тем более такой знатный забияка и баламут, как Урдан.

- Выходи и докажи, что не трус! – продолжал он, надвигаясь на наш отряд, как туча на светлую поляну. - Докажи, что смело встанешь против настоящего мужчины лицом к лицу, а не ударишь исподтишка, как распоследний тать.

- Чего он хочет-то? – наклонившись ко мне, уточнил Мирослав.

- Драки? – я пожала плечами и продолжила спокойно ждать, пока наговорится местный здоровяк и приступит к действиям, какими бы они ни были.

- Что у вас тут вчера случилось? – присоединился к расспросам и Светик, покинув свое место в строю.

Я вновь пожала плечами. Если они по утру не слышали баек про вечернюю драку, то этого им и не надо знать.

- Все вы, середняки, горазды красоваться перед молодухами, да деревенскими, а как до дела доходит, так сразу собираетесь и быстрее уходите прочь, как ни в чем не бывало, - не унимался Урдан, сделав еще пару шагов нам навстречу. - Вот и сейчас, вчера самым смелым был, перед всей корчмой, как заправская блоха прыгал, вертелся, чтоб разглядели, да налюбовались. А по утру собрался, и бежать, пока весь честной народ спит?

Я бросила демонстративный взгляд на Солнце, поднявшееся над горизонтом уже на три пальца, и добродушно улыбнулась.

Если в это время честной народ продолжает спать, удивительно, что в деревне еще живет кто-то, а не помер с голоду. Весна – не время для отдыха и долгого сна. Весна – пора подготовки к севу и полевым работам. Когда удлиняющийся день – дар Светлых богов, в награду за пережитую зиму.

И если кто-то спал, когда Солнце продолжало свой путь от горизонта к Зениту, то это либо дитя малое, либо дряхлый старик. Урдан не был похож ни на того, ни на другого. Потому-то вызывал только интерес и непонимание – чего он хочет добиться своими речами, обвиняя нас в побеге.

Нам нужно было выходить в путь с Зарей, а не дожидаться, когда все нанежатся на перинах, предоставленных Суроном и заботливой Исконной. Нужно было строить отряд и отправляться на Север еще до того, как Солнце полностью выйдет из-за горизонта, освещая все самым ярким весенним светом, а не красоваться перед каждой молодухой, встреченной внутри или во дворе корчмы.

Сейчас же мы уходили, провожаемые едва ли не всей деревней, вышедшей глянуть на середняков, сумевших убедить корчмаря дать нам приют и успевшим за один вечер стать знаменитыми на все дома, что здесь стояли. И оттого слова Урдана еще больше вызывали интерес у каждого воина, служащего под началом Лиха.

- Выходи, мелкая паскуда. И покажи себя перед всем людом, - не унимался мужик. - Или прячься за спинами сильных. Докажи, что трус и проныра, а не достойный муж.

Я вздохнула и бросила вопросительный взгляд на Лихо. Мне не хотелось выходить на лобное место перед всем народом, чтобы утихомирить Урдана силой. Это бы только показало нашу «драчливость», а не умение решать вопросы миром. К тому же если воевода не помнил, что было вечером, напоминать ему об этом сейчас стать еще одной ошибкой, которую я допускать не собиралась. Мне слишком дороги наши дружеские отношения в отряде, доверие и возможность отправиться на Север с воинами, достойными куртки с вышитой эмблемой на рукаве.

И потерять все это из-за норовистого мужика, не умеющего держать себя в руках, а язык за зубами, мне не хотелось.

- Помнится, это он вчера распускал руки в корчме? – уточнил воевода, подойдя ко мне и продолжая разглядывать разъяренного Урдана, едва ли не выпускающего огненный пар из ноздрей. - Того и гляди бороду себе подпалит горячими речами.

Удержать улыбку от таких слов мне не удалось. Да и все дружинники подхватили настрой воеводы, стараясь спрятать смешки под грубым хмыканьем и кашлем.

Этот бедокур, обозленный на мелкого, пусть и проворного, конюха, не сделавшего ничего, за что его можно было бы судить, вызывал лишь жалость к себе. Ему не удалось заставить нас испугаться и развернуться, чтобы отправиться в путь поскорей, доказывая всем, что его боятся даже отряды. И никто не выталкивал меня из строя, требуя разбираться с ним самостоятельно, доказывая, что мы – большая семья. Хотя Урдан-то точно это расценил, как трусость.

- Ну что, трус? Не выйдешь на честный бой?

Вся деревня уже собралась у корчмы, чтобы поглядеть, кто возьмет верх – заносчивый, но все же родной деревенский мужик, распускающий руки во хмелю, или тихий и нескладный, а все же чужой, середняк? За его спиной раздавался шепоток, кто-то начал толкаться локтями, кто-то переглядываться.

Северяне не отличались от других в своем азарте и интересе. Оттого, памятуя, как это происходило в Саррунде, я могла с уверенностью сказать, что в толпе начали делать ставки. И их было не меньше трех – я выйду на лобное место и одержу победу, победу одержит Урдан или конюх струсит и попросит защиты у дружины. Любое могло случиться, если бы мы этого захотели. Но здесь и сейчас, в отличие от вечера, за нас многое решал Лихо. И только он мог дать дозволение вступить в бой, который все же лучше назвать простой деревенской дракой, а не защитой чьей-то чести и достоинства, или отправиться прочь, не удостоив баламута нашего внимания.

- Это тот, что вчера распускал руки в корчме? – уточнил Вардан, обернувшись к нам уже всем телом, а не глядя в пол-оборота.

- Ты застал его тогда? – удивленно уточнил Лихо.

- А кто его не застал? Он же, как пришел, так сразу и начал приставать к девчушке, будто она ему принадлежит, - пожал плечами Вардан и продолжил разглядывать бедокура. - А орет-то он чего так, будто его вчера молодуха за волосы оттаскала?

- Видать, оттаскала, раз орет, - улыбнулся воевода и пожал плечами.

- А нас тогда чего задерживает? Шел бы с ней и разбирался.

- А наш конюх, видать, заступился за нее, - Лихо опустил голову и поглядел на меня, не покидая седла. - Иначе, зачем ему сейчас тут так бесноваться.

Я широко улыбнулась и оглядела озлобленного Урдана, продолжающего требовать выдать ему конюха на растерзание. Толпа за ним молчала, сделав ставки и ожидая разрешения вопроса. Наш отряд с интересом переводил взгляд с меня на крикливого мужика и наоборот.

- Чего стоим-то? – нетерпеливо поинтересовался Элтур. - Если собирались тут держать совет у деревенских ворот, зачем было меня отвлекать от приятных бесед с девицами?

- Ну, посол, не ожидали мы как-то, что тут столько спроса будет по душу нашего конюха, - Лихо усмехнулся и пожал плечами, все еще раздумывая, как поступить с разъяренным и обиженным мужиком. - Есть предложения, куда его задевать? А то мы отсюда и до заката не выберемся.

- Конюх натворил, пусть сам и разбирается, - посол недовольно поглядел поверх всех голов куда-то вдаль и вернулся в строй, нетерпеливо постукивая пальцами по передней луке седла.

- У нас так не принято, - спокойно заметил Милозар. - Мы единый отряд. И если пришла беда, встретим ее все, а не порознь.

- Дело ваше, но не надо было тогда так меня торопить, если собирались тут дальше стоять и размусоливать.

- А у вас, как я посмотрю, семьей и не пахнет, - спокойно протянул Лихо, вздохнул и спрыгнул с Дажденки, бросая поводья мне. - Постой пока я разбираюсь.

Воевода одернул куртку вниз, чтоб казаться еще выше и стройней, чем есть, хлопнул меня по плечу и вышел вперед:

- На всей этой улице только один проныра – ты. Ни у кого больше ума не хватило затаить обиду на проворного мальца, а после выставить ее на вид всей деревне.

- А ты-то куда полез, середняк? – Урдан всплеснул руками и упер их в бока. - Что, хмель ушел и смелости стало побольше? Не припомню, чтоб ты вчера своего дружка остановил и сам принял удар, защищая честь своего паскудного рода.

- Ты б за словами-то следил, северянин, - голос воеводы стал ниже и шел, скорее от печенки, чем от легких, заставив всех вокруг выпрямиться по струнке. - Кто знает, сколько тобою еще не сказано, а нечем будет.

- Угрожаешь?

- О тебе же забочусь.

- Не нужны мне ваши заботы. Если решил выгородить своего дохлого конюха, выгораживай и бейся за него. Или отойди в сторону и дай мне проучить его самому. Чтоб все у вас там в ваших землях знали, что на Севере вас терпеть не будут!

Я вздохнула. И зачем в деревне мирились с этим задиристым мужиком? Спал до обеда, руки распускал в корчме, да и ненавидел всех вокруг, кто не прожил с ним бок о бок жизнь. Хотя уверена, что и здесь в спокойные дни без прихожих гостей в корчме находился тот, до кого приставал этот крупный мужик.

И даже сейчас, глядя глаза в глаза с воеводой славгородской дружины, он продолжал оскорблять наши родные земли и народ, живущий там, будто повидал каждого и любого имеет право обозвать пройдохой. Вот только смелости его хватало на то, чтобы кричать по утру, оскорбляя всех середняков скопом. Но признать свое поражение и предложить по-настоящему честный бой, а не на виду у всей деревни, мужества уже не было.

- Тебе кто не угодил-то? – спокойно, но с незаметной угрозой в голосе, поинтересовался Лихо, оглядывая растрепанного мужика. – Конюх? Я? Наш отряд? Мы тебе в пиво плюнули или в кашу нагадили, что ты сейчас пытаешься облить нас помоями и отправить в добрый путь?

- Не смеши, середняк! – потеряв последний шанс на шаг назад, продолжил кричать Урдан. - Все вы одним миром мазаны. Что ты, что твой конюх, что все твои ратники, что твой князь. Все пройдохи. И на Север идете только, чтоб поиметь наших баб и отобрать наши земли. Так что не делай тут из себя славного воина, а давай уже держи ответ за тех, кто под твоим началом ходит.

Что толкнуло меня сделать шаг вперед? За моей спиной стояли лишь Перунчик и Дажденка. Но ни кобылка, ни конек не стали бы подталкивать меня, чтобы успеть добраться до воеводы и положить ему на плечо свою руку прежде, чем его сознание помутится, и тело само решит наказать обидчика.

- Сам, - коротко пояснила я Лиху, дав самый полный ответ на его вопросительный взгляд.

- Тут уже дело всей земли моей, полукровка, - отрицательно мотнув головой, заметил ратник и попробовал вернуть себе чувство ярости, что я смахнула с него одним лишь хлопком по плечу. - Так что тобой одним тут не обойдешься. И теперь придется этому наглецу говорить со мной, а не с конюхом, пусть и живущим в Срединных землях, но им не принадлежащим.

Его слова вновь нарисовали растерянную и слегка мрачную улыбку на моем лице. Пусть с кожи за зиму и слезло золото Степного Солнца, пусть волос снова стал белей привычного глазу, да и суровые морозы не были для меня большим испытанием, Лихо все еще считал меня южанином, пришедшим в Славгород со своим наставником. Он верил, что была во мне примесь, что не была я такой же южной, как Арила или другие гости со стороны Степи, но все же середняком не считал, насмехаясь над тем, как я стараюсь вести себя подобающе.

Урдан дошел до тех слов, что заставляли даже самых спокойных и хладнокровных обретать ярость и ненависть, обычно сдерживаемую середняками в сердце и голове.

Мне ли не знать, как народ спокоен в обычные дни. Как терпелив и рассудителен. Как осторожен в действиях, решениях и словах. Мне ли не знать, что не в пример степнякам, середняки прячут свои чувства и эмоции, стараясь думать головой, а не сердцем. Но и их можно обмануть можно заставить позабыть о том, чему их учили с детства и позволить телу жить своей жизнью, затуманив рассудок бурей злобы и желания поставить обидчика на место.

- Это мой бой, - отрицательно мотнув головой, заметила я и, приложив не малые усилия, потянула на себя воеводу, заставив сделать шаг назад.

- Какой бой, мальчишка? – рассмеявшись на мои слова, поинтересовался Урдан. - Избиение только если. Ты, мелкий трус, и не собирался сходиться со мной в честной схватке, подослав другого середняка. А теперь хочешь заставить меня поверить, что вдруг обрел честь и достоинство, чтобы предстать передо мной и всей деревней?

Баламут окинул надменным взглядом Лихо, все еще желающего проучить наглеца, но не способного обойти меня, как бы ни старался, и усмехнулся:

- Да вы и вдвоем со мной не справитесь. И всем отрядом своим. И даже северяне, вставшие плечом к плечу с такими жалкими воинами, не помогут тут ничем. Я покажу вам, как здесь, в наших землях, встречают таких жалких засранцев, как вы…

Что он хотел сказать дальше, мне было уже не интересно. Да и сказать он бы все равно не смог. Во второй раз за эти дни воздух покинул его легкие, и не пожелал вернуться туда ни под каким предлогом. Глаза забияки округлились, ноздри вздыбились, как паруса на детском кораблике, пущенном по реке, а сквозь зубы послышался тихий, приглушенный свист – это мужик старался загнать в себя хоть немного воздуха, чтобы снова задышать, расправить легкие, сказать хотя бы слово.

Ноги больше не слушались его, тело стало жить по своим правилам, больше не желая следовать тому, что мелет поганый язык, не дающий покоя всему вокруг. Колени резко согнулись, но упрямец пытался все еще стоять, не желая приближать к себе землю, не падая ни ниц, ни лицом вперед.

В его глазах читались упорство, достойное уважения, и ненависть, недостойная честного мужа. Он искал того, кто дерзнул оборвать его речь, кто исподтишка нанес удар такой силы, что выбил слова и воздух из него одним лишь ударом.

Но перед ним стояли двое, и ни один из них не мог сделать этого. По его разумению, но не моему.

Я давно убрала калечную руку назад, выпрямляясь и принимая позу, в которой стояла до удара. А Урдан все еще хватал воздух сквозь зубы, не желая верить и принимать, что кто-то смог дважды одержать над ним верх.

Судя по всему, кто-то сегодня стал немного богаче, сделав ставку на неказистого мальчишку, вышедшего-таки против главного забияки деревни. А может, каждый остался при своем, не поверив, что такое может случиться.

- Опять? – все же сдавшись своим внезапно ослабевшим ногам и упав на колени, не давая все же нам возможности насладиться окончательным поражением, только и смог произнести Урдан. - Опять ты, мелкий поганец, смошенничал?

Я спокойно приподняла бровь, стараясь понять, в чем же здесь заключалась подлость или обман, ехидно и пугающе улыбнулась, обернулась к Лиху, так же оторопело глядевшему на меня, и направилась к отряду, походя, похлопав воеводу по плечу. Тело ратника слегка перекосило под весом калечной руки, но во взгляд вернулась ясность, а на губах заиграла улыбка. В сердце воеводы зарождалось новое, неизвестное ему прежде чувство, которое может стать моей погибелью или поможет мне найти ответы на давно позабытые вопросы.

- А ты не промах, малец, - одобрительно кивая, заметил Милозар и уважительно отошел, пропуская меня к своему коню. - Хороший удар, никто его даже заметить не успел.

- Если он вообще был, - ехидно уточнил Светик и, на мгновение, потеряв бдительность, едва не свалился с Крамца, резко вздыбившегося по неясной никому причине. - Вот тупая скотина! Стой смирно, болван, - он презрительно оглядел своего конька, перевел взгляд на моего мерина и добавил. - Хуже только твой скакун, конюх.

Я улыбнулась на его замечание, пожала плечами и, прицокнув, ловко сделала шаг в бок, пропуская Дажденку, направившуюся к Лиху, чтобы привести его в чувства. Тот же звук утихомирил Крамца, вернув ему спокойствие и равновесие. Он бросил на меня вопросительный взгляд, попробовал сделать шаг против желания наездника, но, получив мой отрицательный кивок, остался на месте, делая вид, что слушает хозяина.

- Хватит уже разглядывать местные красоты, - вернув себе самообладание и естественный покой, Лихо вернулся во главу отряда и направился к деревенским воротам. - Мы потеряли слишком много времени. Теперь придется долго нагонять.

Наш путь, наконец, продолжился. И пусть, сегодня мы не успеем добраться до ворот Северного города, где дом посла и его провожатых. Пусть мы остановимся где-то в дороге на ночь, желая дать отдых лошадям и себе. Но отсюда мы уходили довольными и гордыми за свой род, свою кровь и своих людей.

Очередной баламут и наглец поперхнулся словами, едва избежав полного рта земли и пыли.

Нам же предстоит дорога. И кому-то она покажется долгой и тягостной, а для кого-то станет самой желанной и дорогой. Там впереди, за воротами большого города, меня ждут ответы.

Я верила удивительному путнику и знала, что его слова не были простой присказкой или пустым обещанием. Там впереди было что-то большее, чем новая, неведанная мне прежде жизнь среди суровых, закаленных природой и боями северян…