Лисья тропа. Глава 4. Север. Часть 2⁠⁠

Это было лучше любой благодарности для меня. Если ей удалось узнать во мне девицу и не появилось желания сказать об этом кому-то еще – это лучшая награда из возможных. Пусть я не ожидала ничего взамен.

Путь к корчме показался мне дольше, чем к колодцу. И не мудрено. Теперь все мои попытки идти, глядя вперед, все время разбивались о желание найти хотя бы одного пожилого северянина или калеку, неспособного заработать на жизнь своим трудом.

Но таких не было на улице, ведущей к корчме. Как не было и тех, кто заслужил бы моего внимания. И пусть ведра не были тяжелей, чем в любой другой день, а все равно тащила я их с трудом, останавливаясь по дороге, чтобы разглядеть торговцев, принюхаться к ароматам мясной лавки или вслушаться в северные речи прохожих.

Они странно порыкивали, выговаривая отдельные слова. Будто собачились между собой. Но не было в их голосе ненависти или злости. Это были простые, дневные переговоры. Возможно, торг за лучшую цену, а то и просто уговор на новую покупку. Кто разберет этих спокойных и мерных жителей большого и холодного города.

- А ну стой, поганец! – послышалось где-то впереди.

Этот вскрик на знакомом наречии вырвал меня из размышлений и вернул всему телу напряжение, способное в любой момент бросить тело в атаку или на защиту. Глаза стали быстро выискивать того, кто кричит и на кого. Особенно важно было то, почему он кричал на языке, хорошо знакомом мне и тем, кто пришел с моих земель.

Неужели кто-то признал во мне середняка и теперь требует к себе внимания? Или этот крик есть только в моей голове. А может, вспомнился Урдан с его ненавистью к моему народу и краям, где я родилась?

Но судьба распоряжалась иначе, напомнив еще и о том, что на торговых улицах, какими бы мирными и мерными они ни были, всегда найдется воришка, желающий поживиться тем, что плохо лежит.

Так и тут юнец на пару зим моложе меня бежал прочь от прилавка с небольшими хлебными кругляшами. Его руки были приложены к груди, не давая хорошо разогнаться или стать хоть чуточку расторопней. И это говорило лишь об одном – он бежал не куда-то, а прочь. Он убегал, а не бежал. И это многое ставило на свои места.

Я ехидно улыбнулась, вспоминая свое первый день в Славгороде в качестве Ноуны. Мы можем менять имена, лица, наряды и города, но то, что происходит с нами – неизменно. И если однажды тебе удалось остановить воришку, то в следующий раз ты не сможешь устоять на месте, когда появится возможность это повторить.

Юнец удалялся прытко, хоть и не так споро, как сам того хотел. А торговец переходил то на северное наречие, то на срединное. Но на любом языке его слова звучали одинаково и кляли того, кто осмелился украсть у него самые свежие булки, едва выставленные на продажу.

Рука сама перехватила ручку ведра поудобней, резко замахнулась, разбрызгивая его содержимое и запустила его в полет, будто то и не ведро вовсе, а большой шар для игры на выбывание. Получив хорошее ускорение и направление, ведро полетело туда, куда мне было нужно. И на мою большую радость попало в цель, будто прочие застыли, позволяя ему лететь.

Впрочем, будь я на их месте, мне бы и в голову не пришло встать на его пути – в нем было достаточно воды и силы, чтобы хорошо приложить по спине или прилететь в голову, если Светлые боги не одарили тебя ростом. Оттого мой снаряд повалил юнца на землю, заставляя выпустить добычу и распластаться на дороге, у ног, обутых в крепкие кожаные сапоги.

Владельцы ног с интересом оглядели находку, булки, раскатившиеся в разные стороны и пекаря, семенившего к ним. Последний, к тому же, продолжал чихвостить мир и воришку на чем свет стоит, подсчитывая убытки и то, как теперь ему придется поднять цены на прочий хлеб, что окупить эти клятые кругляши, что теперь валялись на земле и не годились даже в пищу скотине.

И снова его речи перескакивали с северных на срединные и обратно, будто торговец еще сам не решился, на чем ему остановиться и как изъясняться с теми, кто сейчас не дает воришке убежать.

Я спокойно и довольно улыбнулась, радуясь тому, как удачно все сложилось и думая, что придется вернуться к колодцу, чтоб все же не идти к конюшне с единственным полным ведром. Но для начала стоит забрать его у мужчин, серьезно общавшихся сейчас с торговцем и державших воришку за ворот, будто нашкодившего котенка.

Тот не упирался и не пытался оправдаться, будто отлично знал, что ему это не поможет. Булки, рассыпанные по дороге, говорили сами за себя. Хоть и торговец не забывал напомнить о том, зачем все здесь собрались.

- Твое ведро, малый? – уточнил один из мужчин, обратив внимание на то, как я уверенно приближаюсь к этой разношерстной компании.

Мне оставалось лишь утвердительно кивнуть и протянуть руку, чтобы забрать то, что смогло остановить воришку прежде, чем тот скрылся среди редких прохожих.

Мужчина широко улыбнулся мне и одобрительно покачал головой:

- Хороший бросок. Молодец. Держи.

Я приняла ведро обратно, оглядела юнца, что-то буркнувшего то ли мне, то ли мужчинам, развернулась и отправилась обратно к колодцу. Видать, сегодня он не желал отпускать меня от себя.

- Эй, малец, погоди маленько. Не торопись так, - второй мужчина говорил на нашем наречии чисто, будто знал, откуда я родом и что иначе его не пойму.

За спиной послышались тяжелые шаги, у правого плеча стало тепло – он подошел вплотную. Но коснуться меня ему не удалось – мои ловкие ноги все сделали прежде, чем голова поспела за ними. Быстрый финт, небольшой наклон, чтобы не потерять равновесие, и мы уже стоим лицом к лицу, а между нами можно протянуть веревку в пару локтей.

- Ловок ты, однако, - довольно улыбнувшись и стараясь скрыть свое удивление, заметил северянин и довольно закивал головой. - Как это у тебя вышло?

Я лишь спокойно улыбнулась и мотнула головой. Какая разница как, это не имело отношения к тому, что он хотел сказать до того. И вопрос его был скорее пустой, чтоб заполнить паузу и спрятать удивление, чем чтоб услышать ответ.

- Верно, какое мне дело до того, чем живут твои ноги, - мужчина одобрительно кивнул, улыбнулся и продолжил, скрестив руки на груди. - Лучше скажи мне – откуда ты взялся? Прежде ты мне на глаза не попадался. А я тут всю молодь на перечет знаю.

Его спокойствие, уверенность в себе и любопытство порадовали, но настораживали меня. Зачем к кому-то приставать с пустыми расспросами? Явно ему хотелось узнать что-то еще, а не заняться праздной болтовней посреди улицы, где его товарищ разбирается с торговцем хлебом и мелким воришкой.

Вдруг меня снова спутали с помощником воришки? Вдруг и здесь все думают и ожидают от других худшего? Отчего приходится много и долго объяснять, как все есть на самом деле. Вот только на этот раз придется самой подбирать слова, чтоб доказать обратное.

Мужчина понимающе закивал, бросил беглый взгляд себе за спину, будто давая немой ответ товарищу, и обернулся ко мне:

- Не хочешь, не говори. Торопишься – иди по своим делам. Только скажи, где тебя искать, если у нас появятся вопросы или торговец захочет отблагодарить тебя за доброе дело.

- Какое доброе дело! – возмущенно возразил пекарь. - Из-за этого мальчишки мои лучшие и самые теплые булочки теперь раскатились по всей улице. Кому я их продам? Они в земле и пыли, притоптанной здесь за день. Кто мне за них заплатит? Благодарность? Да я с тебя денег должен взять, мальчишка, за твои дерзость и самоуверенность.

- Постой, пекарь, - второй мужчина оборвал тираду торговца и нахмурился. - Не ты ли просил о помощи, крича благим матом на вора? Не ты ли хотел, чтоб кто-нибудь поймал его или остановил?

- Я, - растерянно протянул пекарь.

- Ну, вот тебе вор, - мужчина протянул руку и малец, чей ворот был в ней, сделал пару шагов вперед, чтобы не оказаться задушенным. - А вот тебе герой, что его поймал. Что тебе еще нужно?

- Чтоб мне заплатили за хлеб, который украли, - пекарь упер руки в бока и сделал слабый наклон вперед, будто от этого стал внушительней и страшней.

- Думаю, что этот вопрос ты должен задать не ему, - первый мужчина, что все еще стоявший напротив меня, ухмыльнулся, еще раз внимательно оглядел меня и кивнул. - Иди, куда шел, малый. Мы и так задержали тебя больше, чем должны. А если, вдруг захотим тебя найти, то идти нам, - он сделал большую паузу и немного наклонил голову вперед, вскинув подбородок вверх.

Мужчина ждал ответа, где я остановилась. Но мне не были известны ни название корчмы, где разместилась наша дружина, ни имя ее хозяина. Отчего сейчас я лишь растеряно улыбалась мужчине, не зная, что ему ответить.

- Из тебя и раскаленными клещами слов не вытащить, - он улыбнулся, одобрительно или понимающе кивнул, огляделся и снова повернулся ко мне. - Приезжий?

Я лишь утвердительно кивнула ему в ответ.

- Со Срединных земель, судя по виду.

И снова ответом ему был утвердительный кивок.

- И пришел сюда только сегодня, - это уже было утверждение, а не вопрос, оттого мне не нужно было отвечать на это ни словами, ни жестами.

Мужчина же хмыкнул, улыбнулся и заключил:

- Мы сами тебя найдем. Если на то будет нужда. А пока иди, занимайся своими делами. Мы и так отняли у тебя много времени.

Я уважительно поклонилась ему, довольно улыбнулась и, перехватив ведра поудобней, отправилась по своим делам. Мне нужно еще много успеть. И эти перерывы, что давались мне Светлыми богами, только возвращали меня обратно, на исходную позицию. В конюшне все еще не было воды. А на лавке меня ждали потники. Да и рубаха моя требовала к себе особого внимания. В такой уже стыдно было выходить в народ – в ней можно сразить любого одним лишь ее запахом. Не потребовалось бы даже никакой силы прикладывать.

Потому стоило поторопиться, наполнить кадки водой, выстирать все вещи, найти себе кусок хлеба на завтра, крышу над головой на ночь и понять, что делать дальше, когда наступит новый день.

- Думал, что ты струсил и сбежал, - ехидно заметил местный конюх, завидев меня с ведрами. - Только все понять не мог, зачем же ты тогда оставил нам все свое добро. Пусть там и мало, сумка вон какая худая, да только конь у тебя уж больно знатный. Такого не оставишь. И расплатиться за еду таким рука не поднимется.

Я молча мотнула головой, стирая улыбку с лица, и внимательно оглядела конюха, прохлаждавшегося на лавке у крыльца.

Он и вправду был хорош. Оттого обласкан девичьим вниманием и знал себе цену, и как молодец, и как работник при корчме. Видать, это и давало ему, по его разумению, право так общаться с гостями – нагло, напористо, самоуверенно.

Вот только я не была гостем пока. Я была конюхом при славгородской дружине. И могла надавать по шее наглецу лишь за косой взгляд, а за такие слова, так и вовсе завязать язык ему узлом, чтоб больше не язвил. Но только если никто не увидит посторонний.

- Ладно, - конюх встал с лавки, прошелся до кадки, оценивая, сколько мне удалось заполнить, ухмыльнулся и направился в корчму. - Не мое это дело, как и какую работу ты выполняешь. Но если хочешь, что тебе хотя бы черствая краюха досталась – поторопись. Сегодня больно много гостей. А твои хозяева так и вовсе едят в три горла. Для тебя лично никто печь не будет.

Я проводила острого на язык молодца взглядом и приступила к своей работе. Мне не было дело до его язвительных замечаний. Есть дела и поважней. Оттого не стоило обращать внимание на тех, кто маялся праздностью и не знал, как бы еще поддеть тех, кто работает и не может приподнять головы, чтобы достойно ответить на нахальство.

Он был прав только в одном – здесь много работы. Его работы. Пустая кадка, пересохшие за вечер поилки. Кони, ждущие корма. Причем, не только мои. Вот только хозяин конюшни почему-то отсутствовал, будто ему и дела не было до того, как отдохнут его гости.

Что ж, после корчмы Сурона, это не казалось испытанием. В такой чистой и ухоженной конюшне любое дело заладится. Главное – начать.

И я начала. Начала с чистки лошадей, с корма, с поилок. С того, что нужно сделать первым. И только потом наполнила кадки водой, прибрала сено в стойлах и у входа, навела порядки среди своих братцев и сестриц и достала подсохший край хлеба, бережно завернутый в плотную тряпицу и врученный мне Исконной. Это была достойная награда за мой сегодняшний труд. И стоит съесть ее с должным уважением и наслаждением прежде, чем Солнце переступит Горизонт, погружая эти земли в ночную темноту.

- И отчего я не удивлен, что мы снова встретились с тобой, - уже знакомый мне мужчина широко улыбался, глядя на то, как я расположилась на лавке, разложив свою трапезу на коленях. - Хоть и думал, что найду тебя внутри, а не у крыльца, как бродягу.

Я убрала тряпицу с колен, встала и приветственно поклонилась мужчинам. Теперь на них были куртки, похожие на те, что носил Лихо и его люди. На этих тоже красовалась вышивка. Но она не была сделана прямо на рукаве, а скорее ее выполнили на лоскуте, который после пришили к груди, будто награду, а не отличительный знак. Оттого казалось, что они носили не куртку, а эмблему на ней.

Мужчина широко улыбнулся моему поклону и кивнул в ответ:

- Что ж ты, так и будешь топтаться у крыльца лучшей корчмы во всем Дорогосте, а внутрь так и не войдешь? Неужели совсем все плохо с деньгами? Так не стоило тогда выбирать такое дорогое место для ночлега, - он бросил растерянный взгляд на мои ноги, на потники, лежащие рядом и улыбнулся. - Или у тебя не было выбора? Тогда ясно, отчего ты такой неразговорчивый. Ну, думаю, что в благодарность за твои труды и помощь, - мужчина повернулся к своему товарищу, тот кивнул на его немой вопрос. - Мы можем себе позволить пригласить тебя и угостить чем-нибудь более вкусным и свежим, чем твой последний кусок хлеба и вода из ледяного колодца.

Он подошел поближе, от всей души хлопнул по левому плечу, широко улыбнулся, не дождавшись, что я подкошусь под его рукой, и мотнул головой:

- Пойдем, познакомлю тебя с лучшей и самой гостеприимной женщиной в этом холодном городе.

Не дожидаясь меня и своего товарища, он шагнул на крыльцо толкнул дверь и громко ознаменовал свой приход:

- Вечера этому дому и доброго пива на столах! – улыбаясь во весь рот и получив глубокое приветствие в ответ, мужчина вошел, махнув нам напоследок.

Внутри послышался гул. Кто-то заговорил громче, кто-то принялся что-то сдвигать, судя по деревянному звуку. Второй мужчина одобрительно закивал, окинул меня добродушным взглядом и последовал за товарищем, бросив мне:

- Не стой здесь пока другие пиршествуют. Лучше заходи и присоединяйся.

Я удивленно проводила его взглядом. То, как он широко улыбнулся, прежде, чем войти внутрь, изменившись в лице. То, каким широким оказался этот первый шаг. То, как заиграли огоньки в его глазах. Все говорило мне о том, что внутри каждого ждут и каждому рады.

Да и женщин-корчмарей я прежде не встречала. Были, конечно, хозяйки. Точнее жены хозяев, управлявшие всем сами, но из-за спины, как и полагается женщине. А так, чтобы кого-то напрямую назвали хозяйкой, кого-то из них не за глаза обозвали корчмаркой, такого мне прежде не встречалось.

Потому-то и любопытство во мне было сильным, хоть выказывать его торопливым ходом внутрь все же мне не хотелось. Отчего, спокойно убрав краюху обратно в тряпицу, повесив нетронутую флягу с водой на пояс, взвесив свой худой кошелек, я все же решилась последовать за теми, кто пригласил меня и сам пожелал угостить в награду за простой и неприметный труд.

- Иди-иди, - послышалось за спиной. - Там тебе, конечно, все так и будут рады, конюх же идет, хвала ему и честь, - ехидство в голосе местного хозяина конюшни мне показалось странным и обидным, хоть все же говорило о слабостях, что он так и не смог в себе перебороть.

Ему не нравились чужаки. Тем более те, что отбирали его работу и заработок, которого заслуживал сам. И если для меня это было данностью – уступить дорогу и труд тому, кто его больше достоин, а самой заняться другим, то этот молодец к такому не привык.

Внутри пахло хмелем, крепким пивом, горячим мясом на вертеле и мужскими шутками. Здесь не было женщин, кроме тех, что разносили еду по столам и услаждали взгляд гостей. Но все же было тепло и уютно, будто в маленькой корчме, где-то в глубине Срединных земель, где редко бывают чужаки, но всегда найдется место и кружка вкусного напитка для дорогого гостя, кем бы он ни был – что знатным охотником, что самым простым пастухом без своей коровы.

На меня оглянулась только молодуха, пробегавшая мимо с большим разносом в руках. Она бросила на меня внимательный взгляд и едва удержалась на ногах, запутавшись в своей юбке.

Руки сами взмыли вперед, стараясь не упасть, но теряя разнос, летящий дальше, чем она могла бы ухватиться. Видать, даже здесь бывает такое. И здесь девиц, сколь ладными они бы ни были, настигали самые неприятные поражения, которые приносили большой позор в глазах всего честного народа.

Я успела ухватить не только поднос, но и саму молодуху, упустившую последнюю возможность устоять на ногах самостоятельно. Она удивленно уставилась на меня, будто прежде и не видала молодца, из-за которого едва не упала на большое блюдо с густым маслом и ярко-желтым сыром перевела взгляд на разнос, покоящийся в моих руках, и резко отскочила, будто и не было этого неуклюжего падения.

- Вот это я понимаю, встреча дорогого гостя, - послышалось за столом у входа. - Девки прямо к ногам падают, да еще и с угощением. Чтоб всех так встречали, как его.

Зал наполнился задорным и гулким смехом не менее чем дюжины мужчин. И слышались в нем голоса «лихой» дружины, в которой тоже любили хорошие шутки, особенно под приятную беседу и бодрый хмель.

- Ну, чего застыли-то? - не унимался мужчина. - Анна, неси угощение и для своего спасителя. А ты, малец, иди, присаживайся, буду тебя угощать.

Я бросила вопросительный и беспокойный взгляд на стол, где сидел Лихо и его воины. Они тоже с интересом глядели на то, как необычно появилась я в проеме, подарив каждому особую забаву.

Воевода вскинул на меня вопросительный взгляд, но, выслушав всего пару тихих слов от Бородума, согласно кивнул, обернулся снова ко мне и одарил глубоким, размеренным и одобрительным кивком, будто давая мне отеческое благословение на следующий шаг.

Я не знала, о чем говорить с теми, кто меня позвал за свой стол, но отказаться от приглашения было нехорошо. Мне стоило быть благодарной хотя бы за то, что мужчины, не задавая вопросов прежде и не разбираясь, встали на мою сторону и защиту перед недовольным торговцем. Да и Лихо за спиной вселял большую уверенность, чем любое войско позади воеводы перед самым началом боя.

- Присаживайся, малец, угощайся, - мужчина придвинул мне кружку и налил в нее что-то из кувшина.

Над столом повеяло ароматом крепкого и густого хмеля. Причем такой явственный, такой плотный, что казалось, коснись меня он сейчас, так сшибет с ног лишь одним своим присутствием. Что уж тогда говорить о глотке. Единственном глотке для того, кто не употребляет хмель в привычной жизни.

Да и сейчас тем более не хотелось поступаться своими привычками, ради своей же безопасности – имея за спиной «лихую» дружину, а перед носом двух мужчин, что добродушно пригласили за свой стол, рисковать здравым умом мне не хотелось. Стоило держать себя в руках и быть осторожной в словах и действиях.

Я отрицательно мотнула головой и отодвинула кружку обратно в центр стола. Пусть это и было грубым отказом от добродушия мужчин, но потери положения, что я уже добилась у Лиха, не стоило.

- Что ж ты, малец, боишься захмелеть? – мужчина улыбнулся и добродушно кивнул. - Мудрое решение. Такому хлипкому молодцу рано еще потреблять такое крепкое пиво. Всякое может случиться, а нам потом последствия прибирать.

Его товарищ хмыкнул в бороду и отхлебнул из своей кружки, будто подтверждая тем самым каждое слово.

На столе появилось большое блюдо с ломтями теплого хлеба, вареной репы и кусков незнакомого мне мяса. Белоснежная и крепкая рука перехватила опустевший кувшин, а голос ее хозяйки уточнил:

- Еще выпить желаете?

Я подняла глаза и с улыбкой вгляделась в невероятные, зеленые глаза той самой Анны, что успела подхватить на входе прежде, чем ей посчастливилось повстречаться с полом. Девица оказалась не просто ладной. Она была не просто хороша собой и привлекала тем самым взгляды каждого гостя. В ней таилась та красота, что не встречалась мне по дороге сюда. Она была настоящей северной молодухой с тонкими, но крепкими костями, слегка приземистая, но изящная, ладно устроенная, в аккуратном, пошитом по фигуре платье и платке, прячущем самую большую девичью гордость – ее волос.

А во взгляде читалась ласка, немного смущения и уверенность, что шутить с ней будет не так-то безопасно. Ведь этот кувшин достаточно хрупок, но крепок, чтобы нанести им серьезный удар по голове обидчика.

- Да, неси еще пива мне и моему другу. А нашему знакомцу, - мужчина помедлил, всмотрелся в мое лицо, будто стараясь прочитать его, как книгу и широко улыбнулся. -А ему неси крынку молока. Он и с него хмельным будет при желании.

- Есть что будете? – уточнила девица, стараясь держаться строго и уверенно, не подавая виду, что ее смущало мое присутствие и то, как мы ознакомились.

- Неси знаменитое жаркое Беаты и каши какой-нибудь. Кто знает, что середняки больше любят. Вдруг у них кровь та же, что и у их лошадей, а те мясного не едят.

В зале воцарилась зыбкая тишина, которую легко нарушить разными способами. То могло быть и резкое словцо в ответ, и меткий бросок, и удар. Но, судя по всему, мужчина был готов к любым последствиям. И знал, как держать ответ за свои слова. Хоть и не учел, что я – не единственный середняк в этом зале.

- О, так вас тут целый отряд, - будто только сейчас заметив Лихо и его людей, спохватился северянин. - Ну, прими мои извинения, если обидел. Я не со зла. Так, шутки ради.

- За свои слова уважающий себя мужчина, носящий на груди знак самого города, держит ответ с достоинством, а не с оправданием, - спокойно заметил Милозар и отхлебнул из своей кружки, больше походящей на кувшин.

- А я и не оправдываюсь, - продолжая улыбаться, возразил мужчина. - Зато прошу простить за неудачную шутку, - он снова глянул на девицу и упер руки в бока, как заправская базарная бабка. - Анна, ну, чего же ты стоишь? Неси скорее пиво и на наш стол, и на стол добрых воинов. Пусть оно станет моим извинением за неудачную шутку.

Девица молча кивнула и скрылась среди прочих столов, заполненных гостями. Видать, у дальней стены была дверь, ведущая туда, где есть пиво и еда, которой она с радостью угостит каждого в этом зале.

Мужчина перевел взгляд обратно на меня и принялся внимательно изучать, уже больше не скрывая своего любопытства. И вправду, ему было, о чем задуматься и чем любопытствовать, раз уж удалось встретиться дважды за день и раз уж удалось усадить меня с собой за один стол.

Давно замечено, что северяне более насторожено относились к тем, кто выделялся из толпы. Они, в отличие от южан, не любили таких или просто не знали, как вести себя с теми, кто способен на что угодно.

И в этом сложно их винить. В суровых условиях Севера, где каждый отстаивал свое право жить изо дня в день, им не оставалось ничего другого, кроме как осторожно наблюдать за теми, кто вел себя иначе.

- А ты очень спокоен и неразговорчив для жителя южных земель, - заметил мужчина и странно улыбнулся, будто получив объяснение, неслышимое нам.

- Видать, плохо говорит по-нашему, - его товарищ пожал плечами и отхлебнул пива из кружки, с куда большим интересом уставившись на стол, за которым расположилась «лихая» дружина.

Верно, один нескладный конюх ничто в сравнении с целым отрядом ладных воинов, пришедших с тех же краев. Ведь в них опасности будет больше. К тому же те тоже неспокойно поглядывали в нашу сторону.

И если мне известна причина этих взглядов, то хозяева соседнего стола могли и имели право воспринимать их по-своему.

- Ну, он нас понимает, это хорошо по глазам видно. Да и говорим мы на срединном, а не родном нам языке, так что тут я бы поспорил. Все же больше похоже на натуру, чем осторожность.

Я улыбнулась на замечание городского стража и кивнула, подтверждая его догадку. Тут было все – и настороженность, и нежелание выдавать себя, и воспитание, привитое с молчаливыми вечерами в семье, и натура, перенятая у отца. У нас не принято говорить много и попусту. Оттого если можно обойтись без лишних слов, мы справлялись и без них.

На стол встал новый тяжелый кувшин, а рядом небольшая кринка с белым содержимым.

- Жаркое скоро будет готово, - заметила Анна и улыбнулась мне, будто именно я делала заказ и буду должна все оплатить. - А пока угощайтесь мясом и репой. У нас прошлой осенью она хорошая уродилась, мясистая и сладкая.

Я улыбнулась ей в ответ и благодарно кивнула, протянув руку к кринке.

Девица осторожно сделала шаг назад, будто ожидая от меня нападки или чего-то более коварного, одернула фартук, поняв свою ошибку, и тут же принялась за работу, как ни в чем ни бывало. Ее руки ловко подхватили пустую посуду за соседним столом, тело сделало изящный финт, и молодуха снова скрылась в толпе, будто никогда ее здесь и не было.

- Ну вот, другое дело, - мужчина довольно разлил пиво по кружкам, проверил есть ли у меня молоко и поднял свой хмель над столом. - Что ж, будем знакомы, малец. Меня зовут Исилдур, сын военного кузнеца, добрый ратник и воин при конунге Дорогоста и прилегающих земель.

Две пары глаз впились в меня в ожидании приветствия, будто сейчас должно последовать не менее длинное описание моих заслуг и имен.

Конечно, мне было что сказать. И как себя обозвать. И Лиса, от роду, прозванная матерью Алисой, дочь деревенского кузнеца и девка при корчме. И Ноуна, получившая имя от южного лекаря, ученица старого воина и названная сестра Арилы. И конюх при «лихой» славгородской дружине, прозванный мальцом, дохляком и нескладным юнцом. Но какое это имело значение в Северном городе?

- Лис, - буркнула я ему в ответ и подняла кружку с молоком на их уровне.

- И все? Просто Лис? Ни тебе воинского звания, ни прозвищ, ни имен? – мужчина добродушно улыбнулся и залпом выпил содержимое кружки. - Да, уж очень скромно для тех, кто живет на юге.

Я улыбнулась его замечанию и сделала большой глоток молока.

Корову доили сегодня днем. Отчего молоко уже остыло, но все еще оставалось свежим, не подернутым пенкой или пленкой, которая садится на него к вечеру, как при утреннем удое. Оно было достаточно жирным для того времени, что сейчас царило за окном, и хорошо утоляло не только жажду, но и первичный голод, обычно заставляющий хватать все, что есть на столе из съестного.

- Что ж, - пожав плечами, продолжил наше знакомство Исилдур. - Лис, так Лис. Нам даже проще будет. Запоминать меньше.

Его товарищ улыбнулся и спокойно представился, рассеивая свою загадочность и молчаливость, что прежде ему приносило немалую радость:

- Валдор, - последовав моему примеру, он не стал вдаваться в долгие представления и рассказывая о всем, что было сделано им и его отцами.

Этот спокойный страж, предпочитающий наблюдать, а не бежать сломя голову вперед, нравился мне с каждым мгновением все больше. Было в этом спокойствии и умеренности что-то привлекающее меня больше, чем его простодушный и разговорчивый товарищ.

Мы все кивнули в знак приветствия друг друга. На стол встал большой горшок с ароматным содержимым. И над нами во все стороны тут же разлетелся невероятный запах мяса, необычных приправ и тепла, которое может быть только у той еды, что готовится с большой любовью.

- Угощайтесь, дорогие гости, все только из печи, только достали и сразу вам принесла, - Анна внимательно оглядела каждого из нас, довольно улыбнулась и отправилась прочь, оставляя нас наедине с желанным ужином.

- Ну, раз вы так просите, - нарочито чинно протянул Исилдур и спокойно взял большую ложку, сложенную рядом с горшком, подавая тем самым пример и нам. - Не сидите и не ждите пока остынет. Это жаркое надо есть горячим, чтоб насладиться всеми вкусами, что только сможете найти. Давай, Лис, не стесняйся. За твою помощь сегодня ты можешь себе позволить угоститься такой едой.