Королевич. Часть 1. Детство. Констанция и Д Артаньян

Когда моя младшая сестра, очередной раз потеряла ключи от квартиры, мне пришлось красными, онемевшими от холода руками, просеять все русло сточной канавы.

Вдоль дороги.

На коленках. В грязи.

Колотый, обмыленный весною лёд, камни, кирпич, стекло, бутылки, ветки, собачьи фекалии…

Она стояла рядом, руки в карманах.

Ныла, что ей холодно, что она домой хочет.

«…что она не виновата, она просто шла, а ключ сам упал, где-то здесь, она точно не помнит где, то ли здесь, то ли там...»

Как же мы попадём домой, без потерянного ею ключа, у неё решения не было.

Но именно ей мерзнуть и не хотелось.

А мне не хотелось родительского наказания.

Я же старшая. Значит недоглядела. Значит виновата…

Только я…

Ключ я нашла.

Значительно дальше, от указанного этой «овцой белолобой», места.

Приволокла её домой. В ярости. За воротник шубы тащила.

«За шкварник».

Из черного шнурка, толстого и плоского, от лыжных ботинок отца, соорудила ей петлю на шею.

С ключом. Велела даже спать с ним.

Иначе, берегись.

Так она и ходила с этим шнурком.

Анна Австрийская. С алмазными подвесками.

Бегала за мной. Как на привязи.

Мне без неё и ключа, соответственно, домой не попасть.

Мы их уже столько, на пару, потеряли…

Не счесть…

Не просто дверь, дверной косяк пришлось менять, со временем. Места живого не было от заплат.

А ещё она могла запросто пойти «по домам».

Так наша мама называла хождения в гости.

Засидеться.

У подружек и одноклассниц.

Как её искать? Где?

Куда бежать?

Мне опять выволочка грозила.

Родители осваивали Крайний Север.

Учились. Работали.

Командировки. Вахты. Разъезды.

Нелётная погода.

Мы были предоставлены сами себе.

Крайне самостоятельны и деятельны.

Могли приготовить себе поесть и простирнуть мелкие вещи.

Воротнички-манжеты пришить.

Галстук пионерский и фартуки наглаживали самостоятельно.

Но весь спрос был с меня.

За всё. Всегда.

Приходилось её с собой таскать.

В компании ровесников.

На все дворовые и школьные мероприятия.

Без дела не сидели.

У нас было масса интересных занятий, как я теперь понимаю.

Начиная от безобидных: собрать и пожевать сосновую сосну и гудрон, развести костер и запечь картошку.

Сходить на соседнее болото и собрать морошку, бруснику, чернику, голубику, клюкву.

Наловить целую банку головастиков в сточной канаве.

Активных игр, типа Казаки-разбойники и «Двенадцать палочек».

Кто дальше плюнет, "ножички" на речном песке.

Кидали гальку в воду, особым броском, считали "блинчики".

До реально опасных: подбрасывать в костёр шифер, охотничьи патроны, камешки сварочного карбида кинуть в лужу, а потом поджечь, плеснуть бензин.

Пробежаться наперегонки по стене строящегося дома.

Балансируя. Удерживая равновесие.

На высоте пятого, крайнего этажа.

Желательно вечером. Так интереснее. Рискованней.

Попрыгать со льдины на льдину.

Соорудить своими силами дощатый плот из-под кирпичных поддонов и плавать на нём по глубокому строительному котловану, до краёв наполненному мутной водой.

Грести длинной жердью, как веслом, отталкиваться от дна.

Придавать плотику ускорение.

Прорубить полынью в тонком льду реки. Прыгать через неё.

Сколько вещей: курток, штанов и сапог было утоплено, разорвано, сожжено, подпалено, расплавилось.

Валенок, шарфов, варежек и перчаток, потеряно.

Думаю, наши родители, счёт потеряли...

Школа была одна. Жили мы все рядом.

Мальчишки имели рогатки всех видов.

Мастерили лук и стрелы. Каждый сам себе.

Шпаги и сабли. Мечи и нунчаки.

Вытесывали из деревяшки пистолет, приспосабливали бельевую резинку, от отцовских семейных трусов, и вот вам, пожалуйста - готовое к дальнему бою стрелковое оружие.

Стреляли сухим горохом.

Болезненные, к слову сказать, удары получались. Хлесткие.

Кроме нас с сестрой, больше девчонок в нашем дворе не было.

Не помню даже, чтобы мы играли-прыгали в "резиночки" или "классики".

Читали мы одни книги. Смотрели одни и те же фильмы.

Времена СССР. Всего два канала.

Увлекались одними героями. Грезили похожими подвигами.

Стасик Королёв, Максим Бурганов, Аркашка Ермаков и Сашка Разливанов.

Вот герои моего детства.

Соседи и одноклассники.

Лихие соучастники всех дворовых проказ.

Сообщники и подельники.

Защитники и подстрекатели.

На экраны вышел фильм «Д Артаньян и три мушкетера».

В несколько серий впихнули содержание вполне себе увесистой книги Александра Дюма.

Авторы фильма уплотнили события.

Максимально.

Оставили основную интригу.

Плюс эффектные песни и танцевальные номера.

Красивые актеры. Восхитительные костюмы.

Кружева, жабо, подвески.

Панталоны. Нежный бархат и струящийся шёлк.

Мы жили страданиями этих героев.

Отважных, дружных, верных мушкетеров, и кокетливой Констанции.

Коварной миледи и интриганистого кардинала.

Беспечной королевы и любвеобильного герцога.

Глуповатого короля.

Смазливый Стасик решил быть только Д Артаньяном.

Конечно же, кем ещё.

Провозгласил. Самовыдвинулся.

Никто не спорил.

Когда все мальчишки вокруг были банальными Сашками и Серёгами, Андрюхами и Вовками, Стасик отличался западным звучанием имени Стас.

Это давало ему некое право. Выбирать первым.

Ну, а я, соответственно - Констанцией.

Младшая сестра моя, получается, блудливая королева с подвесками.

С ключом на шнурке от папиных лыжных ботинок.

Все остальные выбирали себе героев по остаточному принципу.

Всё, как в кино.

Бились на "шпагах" - зачищенных от коры палках и прутьях.

Где-то шляпы находили. Фетровые. Отцовские.

Перья делали из столовских салфеток.

Из занавесок сооружали кринолины.

Самодельными бумажными веерами обмахивались томно.

Украшения многоярусные.

Бижутерию. Бисерные бусики.

Цепочки. Клипсы. Запонки. Медальоны.

На шею, на руки, на голову.

Всё шло в ход. Для антуража. Для достоверности.

Как во Франции. Как у королей. Как в кино.

Из подъезда в подъезд бегали.

Вроде переход, через полчища врагов, из Франции, в Англию.

Бились на ступеньках.

«Защищайтесь, сударь!», «Три тысячи чертей!»

"Один - за всех! И все - за одного!"

Стасик был самым яростным изо всех самоназвавшихся мушкетёров.

Самым дерзким. Упёртым.

Гасконец, одно слово...

Фамилия у него была королевская – Ко-ро-лёв!

Сестра была влюблена. Очарована!

Млела перед ним.

Королевич!

Немного смущала вечная сопля под носом…

Он гонял её туда-сюда. Подтягивал в носу, как в лифте.

А так… вполне себе Д Артаньян!

Родители, чтобы закончить весь этот гвалт и беспредел, беготню и гомон, отправили меня - в художественную школу, а сестру – в музыкальную.

В надежде плотно нас занять. Организовать. Развить.

Оградить от улицы.

"Чтоб не бегали собакам хвосты крутить".

Это сработало. Подействовало положительно.

Было, чем заняться. Педагоги строгие.

А мальчишки так и бегали. Бились. Сражались. Стреляли.

Носились по улице и подъездам.

Но в школе мы с ними встречались.

Стасик, почему- то, именно мне, объявил войну.

Жесткую. По всем направлениям.

Бескомпромиссную.

За что, конкретно, - непонятно...

Наверное, за то, что подлая Констанция предала верного Д Артаньяна...

Оставила интриги, стрельбу и погони.

Пошла учиться скульптуре, живописи и графике.

А на войне, как известно, все средства хороши.

Зимой он с меня срывал теплую шапку.

Бегала за ним по улице, по сибирскому морозу.

Плакала. Умоляла отдать.

Закидывал высоко на дерево. И убегал.

Приходилось поднимать воротник, заматываться шарфом.

Плестись домой. Без шапки.

Оторвал помпон от цигейковой шапочки. Выдрал. "С мясом".

Спрятал мои зимние сапожки.

Оборвал в раздевалке вешалку от пальто.

Кирпич подложил в портфель.

Разрисовал дневник.

Разбил перед мои носом лампу дневного света.

На уровне глаз, об стену кирпичную.

Я приходила домой в стеклянной матовой пыли.

Потом он громко сообщил, что я вшивая.

В классе. При всех.

Что было неправдой.

Дикой ложью.

Я бегала за ним по школе, в надежде убить его.

Портфелем. По башке. На глушняк.

Или придушить. Голыми руками.

Из-за угла стрелял по ногам из рогатки. Горохом.

Прицельно.

С балкона кидал в меня яйца.

Прямо на новенькую курточку.

Разрисовал окрашенные панели в подъезде.

Всякими гнусностями.

Именно на нашем этаже.

Конечно, наша строгая мама, не стала разбираться, кто, и что, и почему, а отправила нас, с сестрой, отмывать-оттирать эти художества.

На следующий день весь белёный потолок в подъезде был испорчен-закопчён спичками.

Плевал, смешивал с извёсткой, лепил к потолку, поджигал.

Вот не лень ему было... Охламону.

Когда он всё это проделывал..? Ночью что-ли...?

Мы молча брали ведро и тряпки. Шли ликвидировать последствия.

Чего только не вытворял.

Я жаловалась родителям.

Ведомственный дом. Все работают в одной конторе.

Мой отец - начальник. Мама Стасика – учётчица.

Они все молодые. Ровесники.

Наш отец говорил ей шутя, при встрече: «Нин, ну ты уйми своего героя, опять избил девчонку! В слезах пришла!»

Тетя Нина прибегала в обед домой, широким, солдатским ремнём лупцевала Стасика.

Уходила, спешила на службу.

Стасик спускался с четвертого этажа на третий.

Стучался требовательно.

Метелил меня. Буцкал, как тряпичную куклу.

Вечером история повторялась.

И так, практически каждый день.

Подкарауливал в подъезде, налетал как коршун.

Когтил. То карман оторвет, то воротник.

То шарфом придушит.

Проходу не давал.

Боялась лишний раз во двор спуститься.

Прежде, чем выйти, сестру засылала проверить, нет ли где Стасика, поблизости.

Когда Стасик, после 8-го класса, уехал поступать в речной техникум.

Мы все облегчённо вздохнули.

Наконец!

Перекрестились.

Сестра, правда, опечалилась.

Королевич уезжает.

В далёкие края.

См. Продолжение. Королевич. Часть 2. Д Артаньян. 40 лет спустя.

Любите друг друга. Берегите!

Всем спасибо за лайки! За комментарии! За поддержку!

Давайте вместе обсуждать волнующие нас проблемы!