Когда пойдёт дождь, часть первая⁠⁠

Такого жаркого лета давно никто не помнил. За два месяца не пролилось ни одного дождя. Зной раскалил асфальт до липкой тягучести и высушил на газонах траву. Деревья ощетинились неподвижными колкими листьями и тихо пергаментно потрескивали. И даже ночи не приносили вожделенной прохлады. Дома, словно раскалённые печи, сохраняли жар горячего, как пирог, города. А утром неутомимый диск вновь появлялся на небе, и всё начиналось сначала.

– Бабушка, мы пошли купаться! – заявили внучки, которых ждали во дворе подружки.

Светлана Ивановна в сотый раз наказала, чтоб не заходили далеко, не сидели в воде до синих пупырышек, чтобы старшая, Соня, присматривала за егозой Галкой; потом, скрепя сердце, отпустила девчонок и вышла на балкон. Внучки выскочили из подъезда, влились в щебечущую стайку дворовых ребят. "Вроде всех знаю. Пашка Егоров из второго подъезда. Вера и Люда постарше Сони. Примерные девочки и родители у них хорошие. Присмотрят", – успокаивала себя Светлана Ивановна. Она с удовольствием пошла бы на речку сама, у воды всегда прохладнее. Но накануне, собирая на даче малину, задела притаившийся в кустах борщевик. Через три дня руки от кистей до самых плеч покрылись водянистыми, как от ожогов, волдырями. Век живи – век учись! Если бы она сразу вымыла руки, смыла с них яд безобидного на вид борщевика, или хотя бы не находилась после контакта с ним на солнце, ушла в тенёк – ничего бы этого не было. Эти жуткие волдыри с выступающей из-под них сукровицей не испортили бы остаток лета. Едва сдерживая непреодолимое желание почесать, да что там – яростно разодрать зудящие места, Светлана Ивановна вновь смазала руки облепиховой пенкой и принялась ждать девчонок.

Через три часа они не появились. Светлана Ивановна прибрала в квартире, погладила бельё и приготовила обед. Поминутно выскакивала на балкон, вглядывалась вдаль. Прошёл ещё час. Светлана Ивановна уже сто раз мысленно представила себе весь путь до карьеров, где раньше добывали гальку, а теперь, за неимением пляжа, купались в жару жители района; и постепенно в её воображении открывались тысячи опасностей, которые подстерегали на пути её девочек.

Их высотный дом, который все называли "книжкой" из-за трёх расположенных веером корпусов, стоял неподалёку от входа в Сад Металлургов. Так назывался единственный в Заводском районе большой запущенный парк. Чтобы попасть к карьерам, нужно было сначала пройти по темноватым аллеям парка под старыми раскидистыми деревьями, минуя непролазные и оттого ставшие вдруг подозрительными заросли шиповника и акации. Потом по узкой, в ямах и колдобинах грунтовке пробраться через частокол сосновых стволов. Светлана Ивановна сама участвовала в посадке саженцев несколько десятков лет назад.  Некогда пушистые, не больше метра в высоту сосенки вытянулись до самого неба, загородили верхушками солнце, а здесь, внизу, теснились в полумраке их шершавые стволы с торчащими в стороны сухими обломками нижних веток. Лесополоса отгораживала парк от шума и пыли объездной дороги, пробегающей сразу за соснами. Пересечь эту самую дорогу – шоссе с несущимися на полной скорости автомобилями – то ещё испытание. Потом крутой спуск к долине Томи. Ребятня с хохотом и визгом сбегала вниз за несколько секунд, а сама Светлана Ивановна обычно спускалась бочком, приставными шажочками, хватаясь за чахлые кустики по краям глинистой тропинки, которая выводила на галечный берег. Но не в этот раз. Сейчас она сидела на диване и с ужасом представляла себе всё новые и новые опасности, которые могли возникнуть на пути её любимых внучек. На берегу, тут и там, под редкими кустами ивняка – разные компании отдыхающих. Нетрезвые мужчины и женщины. Кучи мусора. Ошалевшие от жары собаки, лениво рыскающие в поисках объедков. Бутылки из-под пива. Осколки стекла. И сами карьеры – вырытые экскаваторами глубокие ямы на берегу Томи.  Ямы, из которых выбрали грунт, а теперь в них хищно поблескивает мутноватая, пришедшая из реки вода. В этих импровизированных купальнях – резко обрывающийся берег, непредсказуемые глубины неровного дна. Бьющие снизу холодные струи родников.

Светлана Ивановна уже сто раз пожалела, что отпустила девочек. Подспудный, интуитивный страх рисовал в голове жуткие картины. На любом отрезке пути, который, не задумываясь, преодолевали они обычно минут за двадцать, могло произойти что-то ужасное. Пытаясь взять себя в руки, она находила какие-то доводы и объяснения, почему отпустила: ну как летом – без речки? И сама была маленькой – убегала купаться, и дочка Катя, мать девочек, тоже, бывало, задерживалась. Неужели до восемнадцати за ручку водить? Не первый раз. Вчера и позавчера тоже отпускала внучек. Всегда возвращались. С мокрыми волосами, загорелыми носами и плечиками, усталые, но счастливые. Сегодня собралась большая компания ребят – считай, всем двором ушли. Мало ли – заигрались. Вот-вот должны появиться. Должны…

Но все контраргументы казались неубедительными и жалкими против предчувствия.

Тревога разрослась до размеров паники и затопила мозг. Светлана Ивановна наскоро забинтовала руки, кляня на чём свет стоит жару, борщевики, карьеры, и себя, старую дуру, выбежала навстречу внучкам. Чугунные ворота Сада, растрескавшийся асфальт дорожек. Сердце выпрыгивало из груди, уже понимая...

Да нет, вот же они! – отхлынуло от сердца. Щебечущая, как ни в чём не бывало, стайка детей. Вера, Люда, Пашка. Глаза отыскивают шестилетнюю Галку. Девочка увидела Светлану Ивановну, бросилась навстречу.

– Так здорово искупались! Водичка – класс! – И тут же заглянула за спину бабушке:

– А где Соня?

– Как... где? – растерянно оглядываясь, прошептала побелевшими губами Светлана Ивановна.

***

– Докладывайте! – коротко бросил начальник отдела по особо тяжким преступлениям, и взгляд его карих, тёмного шоколада, глаз с печально опущенными уголками остановился на старшем следователе Уйманове.

Володарский знал, что люди, сидевшие сейчас в его кабинете, проделали колоссальную работу, отрабатывая различные версии. В Заводском районе города за короткий промежуток времени при загадочных обстоятельствах исчезло три ребёнка.

23 июня Максим Красильников, 6 лет, играл в песочнице, мать занималась домашними делами, периодически наблюдая за ним в окно. Выглянув в очередной раз, ребёнка не увидела. Поиски во дворе ничего не дали. Соседи ничего и никого не видели.

15 июля семимесячная Кириллова Саша пропала из коляски у дверей магазина, куда мать заскочила за молоком. Через пять минут мать вышла, но нашла лишь пустую коляску.

26 июля исчезла Соня Меркулова, 9 лет. Ушла с ребятами купаться на карьеры, по дороге вспомнила, что оставила дома купальник, побежала за ним домой, но ни дома, ни на берегу больше не появилась.

Все  исчезновения детей произошли в светлое время дня. И все – в одном районе – вблизи от Сада Металлургов. Свидетелей нет. Тщательно осмотрен каждый сантиметр парка. Вещей, принадлежащих исчезнувшим детям, не обнаружено. Опрошены жители трёх близлежащих пятиэтажек и девятиэтажного дома, именуемого "книжкой", а также продавцы магазина, расположенного на первом этаже одного из её корпусов. Никто ничего не видел. Ультиматумов с требованием денег либо выполнения каких-либо условий, цена которых равнялась бы жизни ребёнка, никто из родителей не получал. Отрабатываются версии похищения с целью вывоза детей для незаконного усыновления иностранцами и торговли внутренними органами. И тоже пока безрезультатно. Володарский понимал, что будь хоть одна зацепка, её бы не упустили. Но ведь прошёл месяц! Страшная неизвестность для родителей. Паника среди горожан. Недовольство вышестоящего начальства.

– Трупов пока не обнаружено, – докладывал старший следователь Уйманов, вытирая лысину большим клетчатым платком.

– И какие вы делаете из этого выводы, Александр Васильевич? – спросил Володарский раздражённо.

Почему из немолодого и вечно потеющего следователя приходится вытаскивать клещами каждое слово?

– Либо дети ещё живы, либо...

– Либо их съели, – нехорошо пошутил один из оперативников.

– Похоже, от жары не только асфальт, но ваши мозги полностью расплавились! – повысил голос начальник. – Прошло больше месяца с момента первого исчезновения, а вы: либо, либо!..

– Либо... в городе появился маньяк, – бесцветным голосом продолжил Уйманов и добавил, глядя прямо в глаза начальнику:

– Людоед.

– Что? – заорал начальник. – Да вы с ума посходили! Фильмов голливудских насмотрелись! Если вы не нашли улик или тел детей, это ещё не значит, что их нет! Это значит – плохо искали!

В кабинете повисла тишина. Уйманов снова достал платок и принялся вытирать крупные капли влаги, проступившие на розовой лысине.

В конце августа что-то начало проясняться. Найден наконец свидетель, который 26 июля гулял с собакой по Саду Металлургов.

– Эри – ещё щенок, ей семь месяцев. Ризеншнауцеры – очень активные собаки. Вот она и побежала за девчонкой, а та испугалась, – рассказывал собачник, – я звал её, кричал, но Эри ещё маленькая. Не слушается. Ещё быстрее за девчонкой рванула. Говорю же: поиграть она хотела...

– Вы сказали, что девочку увёл мужчина. Откуда он пришёл? – старший следователь Уйманов, смешной толстяк с розовой лысиной задавал совсем простые вопросы. "Зря боялся. Всё жена: молчи, а то тебя затаскают …" – Мелькнуло в голове свидетеля, и, осмелев, он продолжал более уверенно:

– Да, словно из-под земли откуда-то вырос. Обнял девочку и они пошли. Куда? Кажется, к выходу из парка. А мы с Эри учились выполнять команды...

– Вам показалось, что девочка знакома с мужчиной? Не испугалась его, спокойно пошла с ним?

– Да, именно так. Я даже подумал, что, может отец её. Она прижалась к нему как к родному. Только…

– Что только? – насторожился Уйманов.

– Не похожи они...

– Почему?

– Ну, девчонка-то, сами видите, – чёрненькая, – кивнул свидетель на фотографию Сони Меркуловой, – а этот, папаша-то – рыжий такой, все руки в конопушках оранжевых. Ну, может, в мать…

Через два часа работы со свидетелем был готов фоторобот предполагаемого преступника.

Когда один из оперативников пришёл к Меркуловым, вся семья была в сборе. Екатерина, мать исчезнувшей Сони, с почерневшим и опухшим от слёз лицом, взглянула на фоторобот и тут же сказала:

– Да это же Сонин преподаватель. Из Дома творчества. Саянкин Анатолий Семёнович. Соня к нему три года ходит. На класс фортепиано.

Бабушка, Светлана Ивановна, долго искала очки, потом, взяв листок с портретом дрожащими руками, на которых оперативник заметил крупные волдыри, тоже подтвердила:

– Да, похож. Только глаза... У Анатолия Семёныча добрые, а у этого… будто стеклянные.

– Да, о чём ты говоришь, мама! Как ты можешь...

Светлана Ивановна съёжилась как от удара, сгорбилась и зашаркала на кухню, из двери которой выглядывала испуганная девочка лет шести. Отец Сони никого в изображённом человеке не узнал.

– Кто это? Маньяк, что ли? – и, повернувшись к жене, заорал: – А ты куда смотрела? Ни хрена себе! Дочь три года на занятия к маньяку ходила! И что он там вытворял с ней всё это время? Семейка, б...ть! У семи нянек...

Оперативник попытался было сказать, что ещё ничего не доказано и не ясно. И фоторобот – это же приблизительный портрет, не фотография. Они делают всё возможное, что бы найти...

– Так ищите, мать вашу!.. – зарычал отец, еле сдерживаясь, чтобы не схватить оперативника за грудки.

Продолжение следует