Книги СССР: "Хоббит" Беломлинского
Давно-предавно, в 1996, случилась прогулка, октябрьская прогулка вдоль реки Большой Кинель, текущей у моего родного Отрадного. Осень стояла красивая, прозрачно-охряная и стало серой позже. И...
- Жил-был в норе под землёй хоббит (с) Дж. Р. Р. Толкиен («Хоббит или туда и обратно»)… Открывая в девять лет эту сказку, не знал, насколько сильно она отразится в моей жизни. А Средиземье подтолкнет писать сказки для взрослых фэнтези.
Финист Ясный Сокол и Картаус-Рыжий Ус, «После дождичка в четверг», «Раз, два – горе не беда». В детстве эти фильмы были почти непревзойденными, пока не заработали видеосалоны, показавшие мне Конана-варвара в виде Шварценеггера. «Волшебник Изумрудного города» и его продолжения долго не сдавался, несмотря на вполне хороший выбор литературы в позднем СССР и даже Алисе Селезневой не удалось.... Пока...
Такой же осенью, как в 1996-ом, но где-то 1989-го, в руки попалась она. Она была доброй и грустной, светлой и немного тёмной, а ещё прятала в себе осень.
Жанр фэнтези для меня - та самая осень, дорога. лежащая перед самыми неожиданными попутчиками, тени заброшенного замка некроманта, подковы Плотвы, гулко стучащие по лесным тропкам, ведун Анжей, ищущий Ужас, прячущийся где-то в старом-недобром королевстве и совершенно неуловимая магия самого осеннего времени увядания и такой красивой, но грустной зимней то ли спячки, то ли что похуже. А началось всë с не, с истории Бильбо.
И, да - и даже Алисе Селезневой не удалось сломить любовь к странным сказкам без колобков, Кощеев Бессмертных и Ильи Муромца с братцом Иванушкой.
Это смогли сделать, в восемьдесят девятом или девяностом, «Калевала» с иллюстрациями Кочергина и «Хоббит», где Беломлинский создал свой мир, ничуть не смахивающий на весь последующий пафос Джексона или даже работы Гильдебрандтов по миру Толкиена.
Она попалась мне на глаза в детской библиотеке. Стояла на стеллаже новинок, краснея жилетом Бильбо и темнея крайне паскудно смотрящимся драконом. Так и чуялось в змее злокозненность, коварство и неукротимая злоба. Ну, и как тут было пройти мимо?!
…Жил-был…
Первая запись за поведение, сделанная в дневнике нашей Ниной Георгиевной, появилась благодаря битве Пяти армий и переживаниями за судьбу гномов и хоббита. На странице 232 книги, изданной «Детской литературой», где сходились в битве люди, гномы и гоблины, где гномы Деина сплошь обулись в железные башмаки, лица их были суровы, а боевые мотыги заточены, я и попался. Вместо изучения минералов согласно учебника «Природоведения», меня интересовал лишь факт победы, а о Беорне и орлах тогда не подозревалось.
Нина Георгиевна прижала страницу пальцем и протянула руку за дневником. Дома ругалась мама, отец смотрел сурово, но как-то без азарта, и, что важнее, книгу не забрали. В конце, в приписке, упомянули «Властелин колец», но оно как-то выветрилось, ровно до 92-го года, когда «Хранители» оказались в школьной библиотеке.
«Хоббит» и Беломлинский оказались волшебным сочетанием, ставшим по-настоящему ощутимым, куда там большинству книг, прочитанных до и после. Средиземье, осеннее и серое, именно серое с редкими проблесками золотой осени, казалось настоящим. Даже полностью прочитанный к шестнадцати годам «Властелин колец» не казался настолько реальным.
Мы только-только пошли в одиннадцатый класс. На дворе стояла прозрачно-пронзительная осень девяносто шестого, мир пах листвой, созревшими и сладкими, как поздние яблоки, одноклассницами, надеждами на будущее и, немножко, сигаретами «Пётр Первый». Мама купила с рук, для меня, довольно смешную куртку, сразу на глаз определив нужный размер. Натуральная замша и вязаные, в клетку, рукава. Она мне не нравилась, но деваться было некуда. Денег в конце девяностых у нас не водилось, мама преподавала, росла сестренка, а я был дурак дураком. В куртке был главный плюс – в ней не было холодно, когда застегивался и не жарило, если нараспашку. Когда мы с Диманом поперлись на осеннюю речку, это оказалось весьма кстати.
Никогда и нигде больше такого чувства ощущения осени не было. В девяносто шестом, уйдя побродить по берегу нашего Кинеля, вдруг вспомнил Бильбо, гномов, Одинокую гору и остальное. Повернул голову, рассматривая уже совсем яркую алую рябину и зацепился взглядом за две вещи: паутинку, несомую ветром и какой-то огрызок сломавшегося карагача. И все.
Настоящая золотая осень вроде как в Канаде, в ее кленовых лесах, тянущихся на мили. Или в Карпатах, распускающихся всеми оттенками желтого и красного, золотого и рубинового, охры и сурика. На край, в Жигулях, у Каменной Чаши или Царева Кургана, да-да. С чего бы золотой осени случится вдоль берега небольшой речушки, бегущей из степи к Волге? А вот так…
Темнеющий пень, торчащий огрызками, стал орком. Паутина, замерев на мгновение, превратилась в хищные нити Зачарованного леса. Тропинка, убегающая вперед и прячущаяся под листьями, оказалась протоптанной не рыбаками, еще ходящими на рыбалку, а всей компанией, идущей на Смога.
Через пару лет, обув кирзовые сапоги, когда думать стоило о простых вещах с решениями, «Хоббит» догнал в самый, казалось, неподходящий момент: на марш-броске со станции «Ахтырская» и до учебного центра нашего оперативного полка.
Мы шли совершенно серой весной девяносто девятого, только-только вернувшись с Дагестана, мокрые от пота с моросью, а слева от дороги, начинаясь сразу за станицей, поднимались сопки. Самые настоящие, пока еще совсем не зеленые, сопки, своей серой весной похожие, один-в-один, на холодную осень Средиземья и дорогу к Одинокой горе. Самое смешное, что рисунки Беломлинского, где гномы на пони едут по лесу, вспомнились сразу.
Много лет спустя мы купили именно это самое издание, за какие-то смешные деньги, вдруг обнаружив на рынке контейнер букиниста. И, глядя на Бильбо-Леонова и на страх какого коварного подонка Смауга, стало ясно – эта сказка никуда не ушла. Как и любая, по-настоящему, хорошо рассказанная история.
П.С-бонус и совершенно ошеломительные работы Романа Писарева, сделанные как раз к "Хоббиту". И, да: вот это и есть работы художника, а не артера, прости Господи.
