Химеры. Цикл в шести частях (пост 1/2)⁠⁠

Часть первая. Явление

«… век тотальной виртуальной интеграции – столь полюбившейся нам, проницательный индивид не может не чувствовать их тени. По этой же понятной причине я не могу позволить себе столь полюбившиеся нам комфортабельные персонифицированные под индивидуальные нужды компьютеризированные средства записи.

Свои наблюдения и доводы я записываю лишь в этой тетради, в единственном экземпляре. Большего риска я себе позволить не могу, хотя и не обманываюсь насчет того, что и это не станет для меня панацеей, ибо задержался я в своей роли наблюдателя.

Нет, моя последняя рукопись не о восстании машин или некоем зловещем виртуальном разуме, поработившем род человеческий. Скорее, речь будет идти о самом человеке и его исторической перспективе, записанных самим же человеком – одним из таких же, как он, наблюдателей, одиночек, кому нечего терять, искателей истины, не убоявшихся ради нее взойти на костры инквизиции.

Я не считаю себя равным Галилею, Бруно и академику Вавилову, и не ищу уже среди современников подобных им, - лишь продолжаю дело свое во имя того, что однажды плоды трудов моих все же подхватит некто подобный им.

Стоит ли говорить о том, что наиболее подверженными оказываются лица с неустойчивой и несформированной психикой. И, как показали мне мои изыскания, - люди суеверные. Охотно готовые к подстраиванию своего уникальный личностного кода веянию существ, желающими закусить ими, выражая почтения не больше, чем люди выражают обычно булке с маком.

Я собрал воедино все найденные мною немногочисленные достоверные письменные свидетельства из разрозненных источников. В том числе, сохранившиеся в местном фольклоре предания, от не интегрированных социокультурно и этнически общностей. Их фактическую идентичность я брал за основу достоверности сведений.

Упорядочив, и, по мере возможности, систематизировав, я прилагаю их к своей работе (см. приложение). Часть из них описаны в этой тетради.

С глубин древнейших веков говорили люди о доппельгангерах, буках, равно как и различных проявлениях злонамеренности этих существ, хотя и не в навязывании ярлыков сейчас дело. Можете называть их Буками. Или, приходящими во снах, приходящими в грезах, если угодно, сиренами – в зависимости, от того, каким образом они обнаруживают вашу внутреннюю решимость.

Раскрыть же то, о чем идет речь, в более широком смысле слова, я призываю (или, уже призвал) тебя, читающего эту рукопись. Надеюсь лишь, что она попадет в достойные руки. Излагать предмет моих исследований и наблюдений, я, человек, посвятивший этого долгие годы, могу излагать слишком долго, ибо принимать может и принимает оно разные обличия, ухмыляясь затем на руинах.

Но и для меня, многое – увы, остается подернутым завесой тайны, либо, что еще хуже – мистификации.

В частности, - способ, с помощью которого происходит замещение. Я не говорю о традиционных, испытанных способах замещения под воздействием алкогольной, наркотической и иной зависимости. Равно как и об иных способах дезинтеграции или «клиринга» личности, которым иные с таким энтузиазмом предаются на курсах Дианетики и прочих подобных курсах «личностного роста», обсуждению которых можно посвятить монографию.

Нет, я говорю о Замещении Истинном, во время которого происходит полная замена тела физического с его изначальными видовыми свойствами.

Разумеется, не все знания, сокрытые под толщей земли и вод, истлевшие, открывались мне. Ибо рассыпались прахом уже утраченные рукописи, и позабыты могилы свидетельствующих.

Думается мне, что явление в наш мир пресловутых злонамеренных доппельгангеров происходит, в свою очередь, посредством эпизодически проявляющихся в нашей природе неких местечек - доппельгангеров. Буду называть их далее «местечками». Их происхождению я пока не нашел подходящего объяснения.

Тем не менее, я, забегая вперед, скажу, что мне удалось выявить некий алгоритм действия – определенный интервал, с помощью которого они (или оно) наиболее характерно и эффективно воздействуют. Разумеется, судить о последнем приходиться уже после прохождения той самой точки невозврата, когда и происходит вышеописанный процесс замещения. Что можно назвать также и инициацией. Либо, в противном случае, происходит жестокое, не оставляющее шансов, уничтожение. Надо ли объяснять, что событие на «Перевале Дятлова» - наиболее типичный и вопиющий из таких случаев. Буки не из тех, кто выпускает добычу из своих акульих челюстей. По крайней мере, мне так и не удалось найти свидетельств удачного избавления в таких ситуациях.

Однако, если мои расчеты окажутся верны, а я полагаю, что они верны, то скоро они вновь явят свою активность. И вновь, люди, охочие находить вещам самые причудливые объяснения, кроме правды, окажутся не готовы к явлению.

И поэтому, я сам сделаю этот открытый шаг. Я слишком задержался в своей роли наблюдателя.

Часть вторая. История объявления

«Люди добрые! Помогите найти дедушку…

… Ушел из дома …… и не вернулся…

Может страдать провалами памяти»

Студентка третьего курса медицинского факультета Ирина Романова невольно остановилась, «зацепив» взглядом лист уличного объявления. Затаенная боль безмолвным криком бросилась в глаза сквозь крупный частокол печатных букв. Выше текста было размещено фото незнакомого ей пожилого человека лет шестидесяти. Поежившись, девушка непроизвольно окинула взглядом улицу. Увидела тот же скорбный текст и на других придорожных столбах электропередач. Словно порыв ветров времени внезапно пронесся по засвеченной огнями ночных фонарей просторной улице-проспекту российского мегаполиса, нанеся на редких вечерних прохожих налет обреченности. Бросив, еще раз, взгляд на объявление, запоминая, на всякий случай, лицо с фотографии, студентка пошла дальше по улице.

Поздний вечер пятницы 15 октября 2016 года мягко уступал свои права наступающей ночи, и полуночный холод уже настойчиво напоминал о себе. Ирина вытащила из сумочки предусмотрительно заботливо навязанный мамой легкий шарфик и повязала его вокруг шеи. Хорошо еще, что плотные джинсы на ногах защищали от промозглого ветра. Впереди были выходные (прочь ранние лекции!) и студентка Романова лишь минутами ранее попрощалась с подругами в близлежащем сквере. Вспомнив, впрочем, об описанных на лекциях женских недугах, случающихся по причине простудных заболеваний, девушка заспешила домой. Решив «срезать» дорогу домой через район знакомых дворов, она перешла на легкую трусцу.

Близилась полночь, и Романова еще сильнее прибавила шагу. Благо, джинсы и спортивные ботинки «унисекс», равно, как и занятия спортивной гимнастикой не создавали с проблем с таким, разогревающем кровь, активным способом передвижения. Легко и почти бесшумно скользя в мягкой обуви по полуночным проулкам знакомых дворов, третьекурсница не особенно боялась встретить маньяка или какого другого насильника. Во-первых, сама она была не робкого десятка.

Во-вторых, пик криминогенной ситуации в их районе закончился еще в начале «нулевых», вместе со сносом гаражного комплекса, после нескольких случаев пропажи, предположительно, там, - лиц самой разной социальной прослойки. Тогда переполнившаяся чаша народного терпения, излилась-таки в едва не ставшем смертоубийством, «разоблачении» троицы прыщавеньких юнцов, организовавших там, на свои головы, кампании по «бомбежке фраеров».

Одним из вышеназванных молодчиков, вдохновлено проникшихся «тематикой» уголовной романтики, оказался сын зав. кафедры того самого факультета, где училась сейчас студентка Романова. Следствию, не удалось, однако, установить их причастности к случаям исчезновения.

Тем не менее, было проведено несколько успешных облав, в том числе, – пойман, по существу, с поличным, разыскиваемый насильник-рецидивист.

Не избежали ответственности и упомянутая шайка юношей, в том числе - и хватающийся за голову, распустивший сопли и слезы - сын зав кафедры, не объяснивший, однако, причины по которой он тыкал в прохожих импровизированной заточкой. Судебно-психиатрическая экспертиза, в итоге, не без протектората его родителя – доцента медицинских наук, приняла решение о помещении его, на длительный, впрочем, срок, в психиатрическую клинику. А городская администрация по согласованию с жителями, договорилась-таки о сносе царства злополучных металлических коробок.

Кроме сугубо прагматического желания сократить маршрут, были и другие причины, по которой Ирина Романова выбрала путь через район старых просторных дворов. И заключались они не только в обычных, ее возрасту присущих, тайных грезах о долгих свиданиях под огромной яркой луной.

То были ветхие, опоздавшие к реставрации на несколько десятков лет, местечки старого города. Скрытые от лоска и ритма современной жизни, они таили сейчас эту самую странную заманчивость городских легенд.

Где-то во дворах несуразная, дающая тусклый свет лампа, сиротливо мерцала над подвалом, служащем мастерскою непреуспевающему художнику. Она пригашала познакомиться с его вдохновленными работами, обсуждая увиденные им миры; раскуривая, не спеша, табак из массивной деревянной, ручной работы трубки, сделанной руками его прадедушки – плотника. Старые, запущенные детские площадки совдеповской эпохи – обещали обернуться дверями в детство.

Рассеянный, неспешно пережевываемый мир ночи вел Ирину через образы светлых детских воспоминаний. Воссоздавал сюрреалистические мосты над безднами и долами, что приходят во снах. Он коснулся первых детских страхов. Дорогой лунного света этот мир проложил Ирине путь в зыбкое царство мороков на ущербном, негодном асфальте. А был ли это асфальт?

Девушка остановилась, оглядевшись. Наверное, она увлеклась, слишком. Видимо, из-за скудного освещения, отбрасываемого редкими ночными фонарями, она свернула-таки не туда. Вроде бы местность была иной, но, с другой стороны – ей знакомой.

Ну, да – вон там очертания знакомого, не заасфальтированного участка подворья, где раньше стояли еще унылыми рядами те самые совдеповских гаражи, бывшие до их сноса прибежищем наркоманов, отморозков и иных асоциальных личностей. После же, приобретшая некий пасторальный вид, с редко возвышавшимися раскидистыми тополями и вязами, местность сразу перестала привлекать внимание асоциальных лиц. Весной и летом на этом отдаленном от проезжей части не заасфальтированном участке земли жизнерадостно зеленела трава, а в кронах старых зеленых исполинов весело щебетали птицы.

Однако теперь, в полуночное время второй декады октября, то было лишь обширное пространство темной слякотной почвы. Столь прекрасные летом, раскидистые вязы и тополя, в тени которых так любили прогуливаться молодые мамы с детьми, сиротливо застыли гротескными очертаниями угрюмыми ведьмовских фетишей, увязнувших вглубь топкой почвы. Лишь простертые конечности их голых ветвей, черными ломаными линиями расчерчивали лунную поволоку ночного небосвода. Укоризненно покачивались они - упреждения о таящейся опасности.

Внезапно погас свет уличных фонарей, оставив Иру в зыбких сумерках. Вздрогнув, она нахмурилась. Сколько времени она так простояла? Ночной холод уже заполз за ворот легкой курточкой и гладил пальцами по спине. Зябко содрогнувшись, девушка плотнее запахнула шарфик, достала смартфон, засветив экран, чуть не выронила его из пальцев. Два часа ночи! Она что, - находится здесь уже два часа? Но как? И что думают сейчас родители? И почему они до сих пор не звонили?? Еще раз, кинув взгляд на экран, Ирина удостоверилась, что сеть отсутствует.

Нет, так дело не пойдет. Ирине вовсе не хотелось оставаться одной без уличного освещения в столь нежизнерадостной, хоть и знакомой, местности…

Внезапно, почувствовав себя нехорошо, Романова, вновь огляделась.

А знакомо ли ей это место? Вокруг царили сумерки, даже окна домов не испускали более теплого электрического, домашнего света. Пустые, покинутые окна с разбитыми стеклами. И только лунные лучи озаряли пустынную, с заброшенными строениями, местность – рассеянным слабым свечением. Внезапно, в полусотне метров от себя, девушка увидела в неверном свете, будто исходящим из древнего кинопроектора, силуэт. Приглядевшись внимательнее, ей удалось лучше разглядеть полуночного незнакомца. То был благообразный, в старомодном плаще, старичок, в шляпе и с тростью – эдакий пожилой джентльмен. Вздохнув с облегчением, вырвавшем из ее рта облачко пара, девушка пошла навстречу, надеясь разузнать о своем месте нахождения. Подошвы ее шнурованных ботинок шуршали по каменистой дороге. Старичок, должно быть, приметив ее, не двигаясь, стоял на обочине.

Движимая внезапным инстинктом, студентка Романова остановилась на расстоянии нескольких метров от пожилого человека.

- Эээ, простите, кхм… – ее голос, раздался, словно бы не к месту, во время кинопоказа.

- Что, заплутали, никак, голубушка? – старичок, стоявший до этого к ней в пол-оборота, начал поворачиваться, всем телом. Не переменив позы. Не изменив выражения лица. Которое было в точности таким же, как лицо на фотографии с уличного объявления.

Девушка, изумленно ахнув, сделала навстречу шаг, другой. Еще одно облачко белого пара вырвалось из ее рта с дыханием.

«Баю-баю, внучка спи, не ходи гулять в ночи.

К тебе Бука придет, тебя с собою заберет»…

Полузабытые слова колыбельной, что пела Ирине в ее трехлетнем возрасте бабушка, внезапно всплыли в памяти, заставив ту споткнуться на середине шага.

- Но это вас ведь дома ищут – сказала она, в основном для того, чтобы что-то сказать.

Что-то во внешности и поведении незнакомца показалось ей совсем, слишком не правильным. Предостерегаемая внезапно пробудившимся чувством, она пыталась распознать его. Ее сознание словно бы разделялось надвое. Одна из этих сторон – рациональная, успокаивающе, подсовывала привычные объяснения – «искажение восприятия, вызванное недостаточным освещением»… Другая же сторона, гораздо более зловещая, но, несущая, вместе с тем, странную решимость, подняла в памяти слова из позабытой колыбельной.

- Ну, вот он, я, и нашелся, как удачно-то, доченька - Сказал человек с фотографии. Его лицо, в неверном лунном свете, вдруг стало гротескно приветливым, напоминая резкую смену мимики первых актеров из древних черно-белых комедий немого кино, брови взлетели вверх и замерли в выражении доброжелательной участливости.

- Ты, подходи, подходи поближе-то, доча, укажи мне дорогу!

И только теперь Ирина ясно увидела то, что именно в облике этого добрейшего незнакомца ей показалось неправильным. Слишком необъяснимо-неправильным. Его глаза. Тусклые, в зрачках которых совсем не было блеска. Словно губка смотрит на тебя. И ни одного облачка пара не вырывалось из его рта, когда он говорил.

- Наверное, кто-то, все-таки, потерялся. Окончательно – сказала, сама не зная, почему, Ирина.

- Не слышу, что ты там говоришь? Ты, подходи, доча, не обидь старого человека – он принялся кивать с широкой амплитудой, не перестав при этом улыбаться.

- Вот еще – Ирина сделала шаг назад и опустила руку в карман, нащупывая там перцовый газовый баллончик.

- А? Ааа… - не переставая кивать – все с той же улыбкой идиота – наподобие китайского болванчика, старичок укоризненно покачал пальцем. Под ногами у него что-то чавкнуло, шваркнуло. - А я ведь еще того - приноравливаюсь… тока. Ась? – сказал он.

Развернувшись, и только в последнюю очередь, оторвав взгляд от дедушки, который, конечно же, был вовсе не дедушкой, Романова побежала прочь, в ту сторону, откуда пришла.

Она бежала, пока впереди на дороге не показался еще один понурый мужской силуэт в кожаной куртке и джинсах, забрызганных чем-то бурым.

Ирине внезапно стало смешно. Странно, учитывая то, что она почему-то, поняла, что последует. Она сбавила шаг, остановилась.

- Бабушка, бабушка – я вас вижу! – сказала.

Мужской силуэт в кожанке перестал мелко сотрясаться, когда прекратилось доносившееся из-за его спины чавканье.

- Ммм? - Из-за спины трупа показалось оконфуженное лицо старушечки, сглотнуло. С перемазанным кровью ртом.

- А я вот булкой тут с маком… интересуюсь, внученька – отозвалась бабуля и плотоядными зубами вырвала из глазницы глаз у трупа, гулко проглотила – Не хошшь? С маком!

- Ну, изволь, тады, отведать…– Ирина запустила руку в карман, сомкнув пальцы на «газовом» баллончике - и остренького! Буднично вытащив спрей-«злезоточку», она выпустила струю «перцовки» в лицо не ожидавшей этого бабушке, которая, конечно же, была вовсе никакой не бабушкой. Странно, но что бы оно ни было, - его это весьма проняло. С сиплым воплем отшатнулась, нёх выпустил истерзанный труп, закрываясь руками, заваливаясь назад.

А Романова бросилась прочь, мимо сипящего на земле существа. Обратилась она к древнему, позабытому чувству, что могло бы именоваться инстинктом, если бы не было знанием. И, ухватившись за него и потонув в нем, потянула себя прочь из этого места, где вверху не было и не могло быть никаких звезд, из под лунного света, что был вовсе не лунным светом.

Размеренно миновала она замершую черную воду луж, в которых не отражались посеребренные луной ночные облака, но поднимался клубками странный фосфорицирующий туман.

И шепот, предупреждения и обещания созданий, подстерегающих ее на множестве троп, ни одна из которых не была самой надежной твердой почвой тропы изначальности, не привели ее в замешательство. Напрасно они завывали, пуская слюни, как отпрыск некогда уважаемого доцента, пойманный за руку с заточкой у лица еще юной совсем, девушки. Удалось ухватиться ей тогда за истины простые и мудрые.

И под отдаленные звуки барабанного боя, раздающиеся в фиолетовых июньских небесах, хмурость которых обещают дождь уставшему лесу; что не имеют ничего общего с набатом, доносящимся из вязкой мглы бездны, увидела она кристальное сияние знакомых звезд.

Она вновь бежала по каменистой тропе, которая была полосой старого, разбитого асфальта ее, знакомых с детства улочек. Она чуть было выбежала на проезжую часть, рядом с которой уличные фонари заливали электрическим светом уютно подметенные тротуары. Там, где поздний ночной водитель, скрипя тормозами, выражает он все, что он думает об оборзевших «юных …».

А Романова, узнав, наконец, очертания знакомых улочек, лишь опустилась и села на колени на знакомый, освещенный волшебным электрическим светом уличных фонарей асфальт. В кармане ее куртки начал звонить телефон. Она посмотрела на дисплей. Почти не удивилась тому, что времени было всего 00.10, ответила на звонок. И попросила отца приехать за ней, придерживаться при этом хорошо освещенных улиц. Пообещала, что больше никогда не будет задерживаться допоздна.

В эту ночь студента третьего курса медфака Романова Ирина еще много чего пообещала – в основном, самой себе, в частности – то, что она никогда не расскажет родителям о том, что ей на самом деле пришлось пережить в эту ночь. И при каких обстоятельствах она последний раз видела свою бабушку, которая пропала около недели назад.

Часть третья. Рукописи не горят

- Бабушки. Ик! Не то. Щем кажусца. С новымгдом! – были первыми словами, что сказал «в зюзю» пьяный Виктор Николаевич Пешкин, своей супруге, Зинаиде Аркадьевне Пешкиной. Вечером, 8 января 2017 года, эта кряжистая и очень коренастая баба сорока шести лет, нашла его в помещении старой бойлерной.

Впрочем, говоря о Пешкине, надо отметить, что праздновать Новый год, равно как и пить, не просыхая, он умудрялся еще с середины декабря прошлого года. Неискушенные обыватели лишь дивились его способности находить себе «благодетелей», щедро подливающих ему горячительные напитки.

Его одурманенный спиртуозами разум, все же, подсказал тому найти прибежище в старой кирпичной бойлерной (по счастью, не запертой), что стоит неподалеку от котлована, оставшегося после взрыва газа, вызванного внезапным воспламенением неисправной системы газоснабжения. В этом замшелом здании, он, спившийся (и переживший уже не одного своего собутыльника) инженер-проектировщик, и, как говорят, человек с «золотыми руками» и поныне, нашел спасение от негероической смерти в замерзающей луже собственной мочи. А вот от праведного гнева его супруги – нет.

Люди связывали эту необычайную везучесть с экстрасенсорными способностями. А удачливость в деле, позволяющую непросыхающему легкомысцу безошибочно определять и своевременно заменять неисправные модули в авиационных двигателях – с проницательностью. Пока равнодушное отношение Пешкина ко всему, кроме бутыли с горьким напитком не лишило смысла и того и другого, поставив последнего в один ряд с другими заурядными маргиналами.

Выявив, наконец, после долгих поисков, своего неубиваемого горе-счастливчика живым, мирно похрапывающим и напрудившего в штаны возле отдающей теплом двери в узел регулировки горячим водоснабжением, из-за щелей которой валил белый пар, Зинаида Аркадьевна, после краткого мига смешанного чувства облегчения и досады, почувствовала, как кипящий гнев поднялся в ней могучим красным толчком.

Не по-женски сильными руками рельсоукладчицы трамвайного депо, приподняв своего суженного за грудки, она – надо отдать должное – сначала встряхнула его, и только потом отвесила увесистую плюху. Услышала те самые вышеназванные аргументы, который Пешкин произносил – с чувством непреложного оправдания его жалкого состояния.

Решив, наконец, отложить расправу над муженьком, ровно, как и бесповоротный бракоразводный процесс, - на более подходящее тому время и место, госпожа Пешкина кое-как мобилизовала нетвердо стоявшего на ногах благоверного на путь к дому.

- И не вались на меня! Опять до «белочки» допился! Алкаш обоссаный! – рявкала она, сопровождая слова физическими подкреплениями.

Пешкин охал, морщился, заговорщически пытаясь прижать указательный палец к губам, промахивался, бормотал что-то о ситуации, казусе, «бабульках-барабульках», и психологическом стрессе, вынудившим его принять пятнадцать капель боярышнику.

На участке более-менее освещенной части улицы, Пешкин, очевидно, продышавшись и исчерпав свой запас железной аргументации, затих, стал идти ровнее, но приблизившись к подъезду, возле которого вышли на вечерний моцион местные курильщики – снова заохал и, заводя глаза, поделился -

- А вы… знаете?.. Бабушки – не те, чем кажутся!

- Э… в бойлерной нашла – стыдливо заоправдывалась госпожа Пешкина.

Соседи лишь вздыхали сердобольно, качали головами, один их них участливо придержал подъездную дверь, помогая женщине втащить непутевого муженька внутрь.

- Да… давно уж не помню, чтоб так до чертиков напивался Витек – сказал один из жильцов подъезда – совсем крыша «протекла» у бедолаги.

- Да и баба его тоже! Какая, нахрен, бойлерная! На том месте уж давно котлован с тиной – все никак взяться осушить да выровнять не могут, власти наши.

- А, по мне, так лучше б не находился он вообще. Только воздух в лифте отравляет перегаром своим. И без него-то тошно, черт-те что твориться – то трубы вовремя не поменяют ворье из жилкома – вона как летаем потом! – поежился другой сосед.

Досмолив цигарки, обитатели подъезда расходятся по квартирам. Ничего более не нарушает привычного размеренного течения жизни на улице подмосковного городка, готовящегося перейти, наконец, от праздных зимних каникул к трудовым будням. Подворье, можно сказать, обезлюдивает…

Если не считать того, что неподалеку от места, мимо которого недавно степенно прошествовала чета Пешкиных – в котловане – во тьме, что не рассеет свет вечернего неба и не отбросит луч свой неисправный уличный фонарь, происходит некое действо.

А именно – ведут беседу две милые вполне старушенции – типичные кошатницы, выбирающиеся в любую погоду вечерами, из аммиачно пахнущих квартирок потчевать своих мохнатых уличных любимцев.

… - тратить еще не хватало – снисходительно говорит дородная пожилая дама в старомодной шерстяной черной юбке «в пол» и черном полушубке. На голове у нее была черная шляпка с розой. В котловане было значительно теплее, чем на улице, облаком стоял белый пар.

– Остальных и так, поди, заглушка-то отвадит. А наш проект-то гляди – сделал, все-таки, мозглявых из «УМА». Вот и потеряли мозгляки, так сказать, теперь и лицо после их горделивого названия - управление ментальной архитектуры. Торжествуем же, коллега! Не минуть им теперь сокращения, у нас уже и название соответствующее припасено – отдел манипуляции активностью масс и архитектуры осознания, а сокращенно – ОМАМАО, хехехис!

В руках, вдетых в перчатки, дама бережно держала поврежденный огнем блокнот в кожаном переплете. От воздействия температуры страницы приобрели коричневый оттенок и обуглились по краям, но, тем не менее – не выгорели полностью – очевидно, блокнот оказался закрытым во время воздействия пламени, а затем достаточно быстро извлечен из него, с применением огнегасителя.

- Да че ты втираешь, «Кедр». Если говорить сейчас о достаточности контроля… то это бабка надвое сказала, бляха – как щас скажешь, раз жмурика нашего-то – неет. И эти тоже – вполне себе живые – прогнусавила ее собеседница, – старушка в старом пальто и зеленом шерстяном берете, которая вполне могла сойти за женщину с рекламного стенда «домик в деревне», если бы не злые глазки и гипертрофированный нос, которым она поводила, стоя на четвереньках и обнюхивая землю – а это - уже лишний повод нас «засветить» – продолжила она. Черты ее лица вдруг «поплыли», исказившись гротескной маской гнома-психопата.

«Паслен» – остынь! – поморщилась дама в черном полушубке, окидывая взглядом улицу. Ее собеседница, с досадой отмахнувшись, кряхтя, поднялась с земли. Теперь на земле стояла самая обыкновенная старушечка в старом пальто.

- Али может быть, ты попробуешь еще раз, «Кедр», гляди – шибче почуешь чего? – квохчет она.

– Попробую. Но наш основной результат все равно положительный, помни, коллега. УМА, как видишь, просели со своим проектом. А точнее – мы их просадили – так что это нам повод теперь им клювики позакрывать… которыми они расчирикались «Новые времена – другие Коперники раскроют нам новые горизонты действительности». Иш – на звезды они смотрят буркалами своими водянистыми! А что под носом у них делается – то не видят. Хе-хе-хее! Улыбка, растянувшая серые губы, обнажила зубы цвета болотных коряг.

- Эхехехис – откликнулась восторженно бабушка «Паслен» – да идеи-то, что этот их отдел придумал – прямо скажем, весьма и весьма. Можно сразу в оборот пускать, после того, как у них отжуем, им теперь – она окинула взглядом развороченный котлован - уже вряд ли светит. Здорово все-таки наш придумал с этим проектом – она приняла у компаньонки обгоревший блокнотик, и, засветив крошечный фонарик, заглянула в страницы, пробежав их глазами.

- Ну, надо же! «Зомби философствующий» - Ты гляди – как верно отобразил! А мог ведь, действительно, Коперником – или еще кем стать. А? Вот и название проекту – удачное! Эхе-хе-ххе! Что, съели – сказала она озаренным электрическим светом окнам домов. – Всего лишь ещё один поехавший кусок мяса! Хе-хе-хисс!

- Да уж, как говориться «Психиатр не знает. Терапевт не умеет. А патологоанатом и знает и умеет. Но поздно» – но знаешь, слишком уж мне исчезновение это не нравиться. Прямо шкурой своей ощущаю западлу какую-то. С душком вся эта история, понимаешь – с мясныыым таким душком. Вот душок-то мясной ясно ощущается - а жмурика то нет. Скажи, а мог это нас Набольший в детали не посвятить? До логического завершения, так сказать.

– Да нет. Вот это как раз-таки – наша работа. По завершении подчищать – тебе ли говорить, «Кедр». Так что, до нас никто ничего не подчищал и не права имел. Ментовка с гражданскими службами тоже не могли успеть перехватить – дородная бабка тяжелым и цепким взглядом обвела двор.

Продолжение во втором посте

Мракопедия (с)