Как Поликарп Ильич в Киев к брату ездил | Александр Олексюк
Иван Поликарпович Овчелупов — немолодой уже, грузный мужчина с мшистыми, седыми щеками и красными от недосыпа глазами, — ехал в поезде 303Ц «Алматы — Челябинск» и беспрерывно курил. Третьи сутки он не раскладывал нижнюю боковую полку и всё это время сидел за столиком. Даже ночью. Лишь изредка мужчина проваливался в неглубокую дрёму, потом вздрагивал, оглядывался по сторонам и снова принимался смотреть в окно на бесконечные казахские степи и редкие перелески. Напротив него, как молчаливый попутчик, скучал полосатый матрас. Иван не стал его расправлять, и в сумерках матрас походил на сгорбленного карлика, склонившегося у стола.
Тягучее, томительное безделье ничуть не беспокоило Ивана. Он ещё на вокзале механически купил сканворды, но разгадывать их не стал и периодически сворачивал и разворачивал журнал в пёструю подзорную трубочку, которой иногда постукивал по столу.
Иллюстрация Ольги Тамкович
Верхняя полка на боковушке Ивана пустовала, поэтому ближайшими его соседями была пара вертлявых студентов. Почти сразу после отправления поезда они ушли выпивать в соседний вагон и больше не появлялись. Их вещи лежали на верхних полках, а на нижних обитала пожилая чета казахов. Дедушка с бабушкой тоже не докучали Ивану и почти двое суток проспали. Тихо-тихо, без сопения и храпа. В какой-то момент Ивану показалось, будто маленькие аккуратные казахи усопли, как сухие степные цветы в сентябре. И если бы дедушка периодически не ворчал из-под простыни на свою тихую спутницу, похожую на пожилую луну, то можно было бы подумать, что под белыми саванами лежат покойники и поезд уносит их в вечность.
Около станции Щучье попутчик вдруг приободрился (его супруга ещё спала), спустил ноги в тапки и попросил у Ивана сигарету. До Челябинска оставалось всего несколько часов пути.
— Пойдёмте покурим в тамбур, — сказал он, а потом добавил, протягивая миниатюрную коричневую руку: — дядя Жакып, можно дядя Яша.
— Иван, — немного стесняясь, представился Иван Поликарпович.
Мужчины, покачиваясь из-за тряски вагона, отправились в тамбур. Несмотря на то, что курить в поезде запрещалось, их никто не гонял. Проводник — чуть-чуть неряшливый, крепко сбитый казах — появился в поле зрения лишь один раз, когда проводил традиционный ритуал: садился на краешек полки, проверял паспорта пассажиров и отрывал нижние части билетов, пряча их в кармашки специальной папки.
— А вы почему отдыхать не ложитеся? Третьи сутки до Челябинска едем, а вы всё сидите, в окно смотрите, — спросил дядя Жакып, затягиваясь сигаретой.
— Нервы. Волнуюсь.
— А чего волнуетеся? — продолжал расспросы дядя Жакып.
— За отцом еду, восемьдесят четыре года. Он пару лет назад пропал. Я не хотел верить, что помер, хотя мне и жена, и дети говорили, мол, сто процентов помер, а я в программу написал письмо, в «Жди меня». Они мне неделю назад позвонили и сказали, что нашли папу. Еду вот за ним, — ответил Иван, вогнав окурок в спину безобразного ёжика, слепленного из сморчков, сигаретных фильтров и грязи. Дядя Жакып открыл тугую дверь и бросил окурок в стык между вагонами, из черноты полетели яркие, золотистые искры.
— Дело хорошее, мой экем на войне погиб. Немцы убили. Я его и не видел даже,— задумчиво сказал седовласый Яша-Жакып и почему-то не зашёл в вагон вслед за Иваном, а решил ещё немного постоять в тамбуре, помолчать.
Иван Поликарпович вместе с женой и уже взрослым сыном содержали небольшое фермерское хозяйство в Талдыкоргане — средних размеров городе в Алма-Атинской области Казахстана. Пережив неспокойные девяностые годы, когда русских на юге республики нередко находили с проломленными головами в колючих зарослях джузгуна, семья Овчелуповых сумела закрепиться и наладить хозяйство. Их предки — из терских казаков-переселенцев, жили там и пели весёлые казачьи песни ещё во времена, когда Талдыкарган назывался Гавриловкой, а казахи жили в юртах.
Относительный успех в делах семейства обеспечил суровый нрав отца Ивана — Поликарпа Ильича Овчелупова. Того уважали и побаивались. Когда в девяносто первом году пьяная молодежь хотела спалить дом Поликарпа, уже пожилой, кряжистый сухарь спрятал жену в погребе, а сам занял оборону на чердаке и открыл огонь из ружья. «Они хотят, чтобы мы уехали, так вот хрен им, конепасам», — говорил стареющий Поликарп. И они не уехали, жизнь постепенно наладилась, младший сын Иван занялся фермерством: выращивали хлеб, держали кроликов и диковинных птиц индоуток с красными, морщинистыми мордами.
Однако после смерти жены Поликарп Ильич сильно сдал, переехал к сыну и в один прекрасный день пропал. Даже не взял документы и смылся, оставив записку, где сообщил, что отправился к брату в Киев. Поскольку к тому времени брат Поликарпа Ильича уже десять лет как лежал в могиле, семья не на шутку заволновалась: стало понятно, что у деда прогрессирует деменция.
Сын ездил на поиски папы на Украину, в Россию, в соседние области Казахстана, искал старика по всем моргам и больницам от Алма-Аты до Бердичева, но тщетно. Хотел было успокоиться: по старому Поликарпу всё равно уже плакало кладбище, — но успокоиться не получалось. Ивану постоянно снился один и тот же сон. Он шёл по тротуару, залитому свежим раствором бетона, потом останавливался около проходной Талдыкорганского завода аккумуляторов, смотрел на свои каменеющие следы и горько плакал. На этом заводе Иван работал после армии, с него уходил на пенсию и Поликарп Ильич.
На излёте августа Ивану позвонил продюсер программы «Жди меня». Тогда шоу ещё вели Мария Шукшина и Игорь Кваша — оба с «жалисными», грустными лицами и глазами всегда на мокром месте. Иван любил смотреть эту передачу, потому что и сам был, не в пример отцу, — добрым, жалисным, с глазами на мокром месте. Когда папа пропал, он первым делом отправил письмо Кваше и Шукшиной.
Выяснилось, что похожего по описанию деда нашли сотрудники ГИБДД города N Челябинской области. По их словам, странный дедок в лохмотьях, с отросшей, всклокоченной бородой куда-то брёл ночью по обочине федеральной трассы М5. Экипаж остановился, инспекторы спросили: «Куда идёшь, бать?». «В Киев, к брату», — ответил старик. «Садись, подвезём», — предложили гаишники и отвезли старичка в участок. О себе незнакомец рассказать ничего не мог, кроме уже известной истории о киевском брате и о своей любви к голубцам со сметаной. Обычно с такими товарищами не церемонятся, но уж слишком старенький был пассажир, оформлять его в холодный казенный дом гаишники не хотели и, проявив удивительное милосердие, приютили деда у себя в комнате отдыха. Подумали, что родственников, скорее всего, со дня на день найдут и передадут найдёныша из рук в руки. Но родственники не находились. День, два, неделю, месяц. Всё это время дедушка жил в городском ГАИ. Сердобольные жёны личного состава передавали ему голубцы в стеклянных банках, он клевал их как птичка: откусывал редкими зубами крошечные кусочки и подолгу пережёвывал, глядя в окошко. Полицейские называли дедушку просто дедом и относились к нему, как к найденному больному котёнку.
Во всём мире не было человека, который бы смог понять и объяснить, почему в N-ских гаишниках вдруг проснулась такая нехарактерная для них сердечность и теплота. «Отдайте уже в богадельню вашу мумию», — советовали им коллеги из главка, но всегда упирались в крепкую кирпичную кладку из непонятной, даже иррациональной заботы о туманном, беспамятном человеке. «Вы его хоть по базе пробейте, может он маньяк», — говорили коллеги. «Пробивали. Ничего нет. Да он не буйный, живёт себе, да и пусть живёт», — отвечали гаишники. И дедушка действительно жил себе да жил, отрешённо наблюдая в окно за тем, как уходит уральское лето. Сотрудники сильно привязались к нему и грустно думали, что к зиме дед аккуратно и так же бесшумно, как жил в последнее время, упокоится на белом подоконнике комнаты отдыха, и что они его похоронят под старой липой на кладбище.
Ситуация изменилась благодаря командиру роты Семёну Николаевичу Визбору, который хоть и не подавал виду, но тоже был добрым и жалисным человеком с глазами на мокром месте. Командир почти сразу после появления старичка-лесовичка написал письмо в «Жди меня» — его любимую передачу, которую с девяносто восьмого года он записывал на видеокассеты с телевизора, а спустя пятнадцать лет — иногда пересматривал на «Ютубе».
Получив письмо, журналисты программы сравнили его с аналогичным из Казахстана и сразу стали звонить Ивану Поликарповичу: «Кажется, дед нашёлся, срочно выезжайте в Челябинскую область».
Август заканчивался, дул неприятный, почти осенний ветер. Иван Поликарпович шёл в сторону челябинского автовокзала. Со стороны можно было подумать, будто в городе он оказался транзитом — выбежал с вокзала за пивом и воблой и скоро снова нырнёт в вагон. Такое впечатление складывалось из-за лёгкой одежды Ивана: брюки, вытянутая футболка и старая джинсовая жилетка, продуваемая со всех сторон. Но мужчина совсем не чувствовал холода. Он вообще почти ничего не чувствовал, разве что немного штормило: сказывались двое суток без сна и еды.
Сев в автобус до N-ска и наконец-то закрыв глаза, Иван вновь увидел уже знакомые следы на свежем бетоне у проходной Талдыкорганского завода аккумуляторов и молодого отца с синеватой, ершистой щекой.
N-ские гаишники встретили казахского гостя на автовокзале — они созвонились заранее. В участок ехали молча. У последнего поворота, за которым располагалось кирпичное здание ГАИ, инспектор вдруг спросил:
— А как деда-то то зовут на самом деле?
— Поликарп Ильич, — ответил Иван.
— Как рыбу, — задумчиво сказал водитель.
У входа в здание собралось множество народа: почти весь личный состав городского ГАИ. Все молчали, курили и делали вид, будто вышли на улицу просто так и ничего необычного не происходит.
— Подождите, сейчас командир выведет деда, — сказал Ивану инспектор.
— Мне с сердцем может стать плохо, — честно признался Иван Поликарпович.
— А мы знаем, мы для вас специально скорую вызвали, вон врачи стоят, — бодро сказал инспектор, показывая на белую «Газель» с красным крестом, которая припарковалась чуть поодаль.
Вскоре на крыльцо вышел командир. Он вёл под руку худого, напоминающего засушенный гриб, старичка. Не доходя метров двадцать до Ивана, Семён Николаевич немного отстранился от Поликарпа Ильича и громко сказал: «Дедуль, иди вон, сын за тобой приехал».
Сложно сказать, узнал ли Поликарп Ильич сына, но он медленно, аккуратно переставляя ноги, засеменил к нему по бетонному плацу, на котором уже лежали желтоватые листья. «Идёт так странно, словно по следам тем из сна», — мелькнуло в голове у Ивана. Когда отец с сыном наконец обнялись, командир роты и некоторые гаишники словно по команде полезли за телефонами и начали хаотично водить пальцами по экранам. Можно было подумать, будто они включают камеры, чтобы снять эту трогательную сцену, но они просто прятали слёзы. Некоторые даже не понимали, что с ними происходит. «Придурь какая-то», — думали они на следующий день. Но это было потом, а пока высокий инспектор с погонами капитана на прощание вручил Ивану тяжелый пакет: «Там голубцы, трёхлитровая банка. Жена просила передать. Дед их любит».
В тот же день Овчелуповы ехали обратно в Казахстан. Тоже на боковых местах, но уже на другом поезде. Ехали, почти ничего говорили и молча ели голубцы, поддевая их вилками прямо из банки.
— А ты где был-то, бать? — спросил перед сном Иван.
— У брата в Киеве, — спокойно ответил Поликарп Ильич.
Об авторе
Александр Олексюк. Женат, двое детей. Православный. Политические воззрения консервативные. По профессии журналист. Главный редактор одного из региональных СМИ Челябинской области. Любит музыку, кино, литературу и живопись, а также бокс и прогулки в лесу.
Другая современная литература: chtivo.spb.ru