Как немцы персидский шёлк через Московию возили. Эпилог⁠⁠

...Обсуждения продолжились. Фридрих решил переиграть условия договора, когда отправил ту партию из 80 возов. Он предлагал согласовывать размер пошлин по факту каждого провоза, в этот раз - 60 тыс талеров, разбив на два платежа. И хотел обусловить постоянные выплаты согласием шаха, для чего едут новые послы. Русские не позволили соскочить и требовали обещанных фиксированных сумм. В итоге гольштинцы дополнительно отдали 20 тыс за право транзита. За что де Мушерона и Давида Рутца, людей Брюггемана, сняли с должностей, вместо них в Москву поехал Петер Марселис, что характерно, купец из Гамбурга. Его куратором стал Филипп Крузиус, назначенный представителем герцога в шведском Ревеле.

Фридрих уже понял, что не сможет выполнять условия договора, и попросил его «уничтожить». Отзыв соглашений обосновал фейковым пунктом о разрешении торговли шахом. Пункт же «не по данному им [герцогом] наказу учинен, но по прихоти и воровству плута Брюггемана», который уже наказан. И вообще, ни один правитель не в ответе за договор, заключенный в нарушение прямого приказа, тем более «воровским образом единственно в свою [Брюггемана] пользу». Ловко. Шведы ничем связаны не были, но Фридрих подставился тем, что заключил союз с Кристианом IV. Сложные дипломатические маневры привели к тому, что шведы в декабре 1643 г. вероломно перешли границу прежде нейтрального герцогства, и захватили его за неделю. В итоге маленькой войны, спустя месяц, Фридрих уже уступал Киль и Эккернфёрде шведам и выплачивал 100 тыс талеров, которые еще пришлось занимать в Гамбурге.

Русские силой действовать не могли, переговоры продолжались. Фридрих предлагал проценты оборота под гарантию свободного транзита. Царь всё понял. Воеводам на персидской границе приказано не пропускать гольштинцев без особого распоряжения. Ссылкам на недружелюбие шаха не поверили, и отправили посла в Исфахан для подтверждения. К шведам и датчанам выехал Ганс Гельмс, дед 70 лет, который переводчиком участвовал в подписании договора в 1634 г. Крузиус сумел перехватить инструкции Гельмса. Там особой наглости не было, поручалось разведать позиции королевских величеств, не чураясь взяток. Кристиана IV просили оказать давление на Фридриха, чтобы выплатил обещанное. Крузиус иронично отмечал, что голландские купцы убедили русских, будто король имеет какую-либо власть над герцогом.

Тем временем Марселис безуспешно обивал пороги Посольского приказа. Купец уже бывал в Москве, и манеру русских понимал: сначала будут упрямиться и не поддаваться, поэтому необходимо продолжать заваливать прошениями. Крузиус подход одобрил; Марселис объявил, что «поставленная в договоре погодная дача 600 тысяч ефимков с этого торга - истинная невозможность, потому что это дело в Персии оказалось не таким, как говорено было с российской стороны». Русские отвечали: «обвинение на посла Брюггемана пустое, потому что он, князь, сам подтвердил всё им в Москве учиненное», нового договора «делать не для чего» и что Россия от этого дела «никогда не отступится». Насчет персов было тревожно, ведь русские продолжили контакты с шахом. Вернувшийся Имамкули-султан сообщил бы о втором посольстве гольштинцев. Поэтому к шаху направили тайно письмо, что делегации не будет, потому что она задержана по произволу русского царя.

Готторп признал поражение летом 1642 г.: «князь, изъявляя свое неудовольствие, просит государя не укорять его сим делом». Марселиса отозвали из Москвы, поручили продать резиденцию Компании и вычесть свое жалование из вырученных 8 тыс рублей. Николая де Бея тоже уволили, он работал в Гааге на протяжение 8 лет, тщетно пытаясь привлечь в дело голландских купцов. В декабре царю сообщили, что раз «его царское величество не хочет заниматься этими вещами [торговлей], то и мы не будем заморачиваться». Мое почтение белизне пальто этого господина, но бумаги компроматом оставались у царя, и с датским королём он нащупывал взаимопонимание, так что Фридрих всё-таки ворочался ночами, как бы с него не выбили долги. Крузий же успокаивал герцога в октябре 1642 г.:

пакт, акты и протокол в бумагах составлены так, что ничего не гарантировано... но что всё основано на определенных условиях, и поскольку ни одно из них не было выполнено до сих пор, и не следует надеяться, что они будут выполнены, принудить к исполнению каких-либо обязательств невозможно, они обеспечены "дешевыми и мертвыми буквами"

Красиво. Но всё-таки летом 1643 г. в Москву был отправлен новый посланник, на этот раз старый наш знакомец Адам Олеарий. Ему поручено было соглашаться на любые условия и обещать что угодно, лишь бы забрать договор. Также ознакомиться с бумагами уже покойного Бальтазара де Мушерона, при необходимости сжечь [документы, а не труп]. Несмотря на пышный прием и повторение предложения перейти на русскую службу [в 1639 г. давали контракт с свободой выезда], Олеарий вернулся, ничего не добившись. Русские передали грамоту, которая слово в слово повторяла их письмо с «домогательством» от 24 января 1641 г. Крузий посоветовал забыть и отпустить. Сам же Филипп Крузиус переметнулся к шведам, не зря же служил в их городе.

...Спустя десять лет в Нойштадте арестовали Тимошку Анкудинова. Эхо Смуты, сорок лет уже прошло, а по всей Европе продолжал разъезжать самозванец, выдававший себя за сына царя Василия Шуйского. И таки находил сочувствие при дворах Рима, Константинополя, Вены, вот и до владений герцога добрался. В Москве его приговорили к смертной казни за «растрату, поджог и убийство» еще в 1643 г., и объявили в международный розыск. В Стокгольме уже пытались задержать, но ему удалось скрыться. А в Гольштейне удача закончилась: его опознал купец Петр Митклаф, ранее чем-то Тимошкой обиженный, и донёс куда надо. Богатый улов, о котором Фридрих немедленно сообщил царю Алексею, и предложил обменять на договор. Находясь в выигрышном положении, герцог не удержался от упреков:

Неоспоримо, как его царское величество-ваш отец [Михаил] на намеченных персидских переговорах с великим правителем [шахом]... не только заметно помешал, но и заставил голштинскую легацию несколько раз возвращаться, ничего не добившись, и получать новые инструкции, вследствие чего хорошая возможность вести переговоры по этим вопросам была большей частью потеряна напрасно, а [ваши усилия помешать] доброму намерению нашего достопочтенного герцога стали известны всей Европе.

Что ж, несмотря на раздражение, заполучить перебежчика царю хотелось сильнее, и Анкудинова обменяли на бумаги. Еще одна смерть, которая подвела итог Проекту. Кикзее называет Фридриха типичным правителем эпохи барокко, который заботился больше о престиже своей короны, чем о практических результатах. Есть такое, в 1634 г. владения герцога пострадали от сильнейшего наводнения, погибло 15 тыс человек. Только на одном острове Нордштранде, было разрушено 1500 домов и потеряно 50 тыс голов скота. «Железные дамбы», считавшиеся неприступными, оказались бесполезны. И хуже всего, земля была отравлена соленой водой и занесена песком. Спустя десяток лет жители жаловались, что наводнение нанесло больше ущерба, чем война.

Что же предпринял герцог, не считая великолепных планов персидской торговли и основания первого университета [тоже не фартануло] в Гольштейне? Обязал владельцев заболоченной земли строить дамбы за свой счёт. А на невостребованные участки приглашал иностранцев, бесплатно раздавая землю, c тем же условием возведения дамб, обещая когда-нибудь в будущем льготы и освобождения от долгов. Ожидаемо местные не справились, и тот же Нордстранд был передан нидерландским колонистам [вспоминаем проект голландского же Фридрихштадта], которые в гидротехнику умели. Со стороны немцев-лютеран выглядело так: «переселенцам, некоторые из которых были католиками [из Южных Нидерландов, нынешней Бельгии] предоставлялись всевозможные свободы и льготы, в то время как прежнее население в большинстве своем вынуждено было скитаться по чужим землям нищим и обездоленным». [Geschichte, сс. 670-671]

Возвращаясь к проекту персидской торговли, то герцога подвели «сангвиническая недооценка трудностей» и незнание реальных условий [справедливости ради, знания о Востоке было мало где получить, если самому не поехать]. В частности, расстояния в России прикидывали по среднеевропейским стандартам. И недооценивали царский двор, с его «по-крестьянски коварной» политикой, недоверием к иностранцам и внезапными изменениями решений из-за мелочей. Кикзее подытоживает, что царь «не созрел для соблюдения действительно обязывающих контрактов» [сомнительно, не окей].

В реальности же гольштинцы опоздали и проиграли конкуренцию англичанам и голландцам. Главный экономический аргумент - турецкие пошлины - был бит развитием порта Бендер-Аббаса на берегу Индийского океана. Голландцы еще пытались зайти в Россию по персидскому проекту в 1675 г., а шведы, через того же Крузиуса, в 1650 г., оба раза безуспешно. Да и армяне, получившие разрешение в 1667 г., разорились. Все попытки разбивались о давление русских купцов на свое правительство.

Вероятно, «просвещенный» правитель Фридрих III утешился той сенсацией, что произвела в Европе научная книга Олеария [десятки еще прижизненных изданий на нескольких языках].

It is finished.