И понеслась. Часть 1. Самая большая⁠⁠

С ПРЕДЫСТОРИЕЙ СОЗДАНИЯ СЕГО "ПРОИЗВЕДЕНИЯ" МОЖНО ОЗНАКОМИТЬСЯ ТУТ.

***

Они бросились врассыпную, физук рефлекторно выхватил люгер и открыл беглый огонь. Троих зацепил, остальные попрятались кто куда. Кто-то за дерево, кто-то под лавку, кто-то в кучу осенних листьев, сгребенных вчера пятиклашками на субботнике.
Некоторые ребята бросились к воротам, единственному выходу с территории школы, но там их встретили пулемёты.
Эстер повезло, она свалилась в компостную яму на огородике, который организовал при школе учитель ботаники Пётр Семёнович Брюгге для приобщения детей к своему предмету.
Там, в яме, она пролежала до захода солнца. А как стемнело, смогла доползти до забора и перелезть через него.
Над школьным парком ещё какое-то время были слышны одиночные хлопки люгера, детские крики ужаса да лай сторожевых собак. Потом все стихло.

***

- На чем же вы прокололись?

Директор интерната для детей благородных семейств хауптштурмфюрер Генрих фон Блицк мерил широкими шагами свой кабинет, бросая тяжелые взгляды на физрука и потирая ушибленную правую руку.

- Как они догадались?

- Не могу знать, ваше сиятельство, в начале колонны кто-то крикнул и понеслось.

Физрук, Аарон Голобородько втянул голову в плечи и в очередной раз вытер рукавом кровь под носом.

«Совсем старик сдает, с кулаками бросается, нервы ни к черту», думал физрук про себя, представляя в каких красочных выражениях опишет поведение директора в своем доносе в четвертый отдел.

- а эта девочка? Эльза кажется? Ее нашли?

- Эстер, ваше сиятельство. Ищем. К деду побежит, куда ей еще деваться. Найдем…

***

- Значит, канонизировать мы их теперь не сможем. Ведь Жатва не была произведена как должно, из-за ошибки этого пустоголового идиота, который за три года работы в Школе не сумел пробиться выше должности физрука. Дети погибли зря.

Комиссар четвертого отдела Хероюки Миямото злобно ощерился, отчего лицо его и так не блиставшее красотой и вовсе стало похожим на старинную японскую гравюру в жанре муся-э.

- спасибо, подпоручик, можете идти.

Подождав, пока его адъютант подпоручик Кудасов закроет за собой дверь, Миямото еще раз пробежал глазами донос физрука.

- нос тебе, значит, сломали, так тебе и надо, бакаяро ты недоделанный.

Скомкав донос, комиссар бросил его в пепельницу и чиркнул зажигалкой. В пламени догорающего листка он на секунду увидел пылающие холмы Халхин-Гола и своего горячо любимого командира, тогда еще капитана, а ныне хауптштурмфюрера фон Блицка, поднимающего в атаку девятую самурайскую роту.

- пора с тобой заканчивать, Аарончик, пора.

Шумно втянув воздух сквозь зубы Миямото поднял трубку телефона.

***

- Что же мне теперь делать, Дед? Меня ведь будут искать?

Эстер подняла на Деда полные слез глаза.

- Не знаю, девочка моя, пока не знаю. Но постараюсь помочь.

Старший Дед Уичвудского леса Андрей Печорин занял эту должность всего три месяца назад, без труда выиграв выборы у своего конкурента – толстого лысеющего политикана из Алабамы Уилфреда Джонсона. За эти три месяца он не успел даже толком вникнуть в дела управляемой им территории, но Синюю папку он изучил первым делом. Ту самую Синюю папку, которая вручалась всем избираемым политикам при вступлении в должность и содержала Правду об основах правления Неизбираемых. Ту самую Синюю папку, из-за которой всем шерифам, президентам, старостам и прочим лицам, занимающим публичные должности, приходилось принимать амнезиак класса С по окончании каденции.

Поэтому что такое Жатва и почему Интернат для детей благородных семейств находится не в столице, а в глубине Уичвудского леса Дед знал теперь слишком хорошо.

- не знаю, девочка моя - повторил он и закусил нижнюю губу…

***

- Пакуйте его, ребята. И не забудьте обработать амнезиаком класса А. Нам ни к чему лишние показания на верховном трибунале.

Миямото швырнул тангенту автомобильной радиостанции в магнитный держатель и посмотрел на фон Блицке.

- Ну, думаю эту партию можно считать оконченной, экселенц, осталось только девчонка.

- Девчонка — это самое сложное, сержант, Печорин уже подключил волонтёров и создал группу поддержки в соцсети НаСвязи. Там уже шестнадцать тысяч подписчиков.

Комиссар Миямото, которого фон Блицке по старой памяти, еще со времен срочной службы, вот уже тридцать лет, звал сержантом, удивленно поднял левую бровь:

- А мы что же? Так и будем на это смотреть?

- А что мы. Как обычно. Нашли официантку, которая согласилась дать показания, что шесть лет назад он домогался ее в придорожном мотеле. Подняли волну в СМИ. Мадляев из Спецкомитета уже взял дело на контроль. К концу недели отменим. Но брать её надо уже сейчас. Сейчас, понимаешь, сержант? Пока не сформирована недельная сводка для Неизбираемых.

В салоне автомобиля повисла звенящая тишина…

***

Профессор Сергей Викторович Голобородько, высокий седой старик, впрочем, ещё сохранивший благородство осанки и некоторую приятную вальяжность, присущую столичным профессорам, скрестил тонкие пальцы рук.

- Нет, он мне не родной. Сын двоюродной сестры. Они жили где-то под Полтавой, пару раз он приезжал ко мне в город, кажется, привозил колбасу на рынок. Больше в общем-то не общались. А почему вы спрашиваете?

Печорин вкратце изложил события последних двух дней, особенно выделив роль, которую в них сыграли физрук и его фотоаппарат.

- Что-то подобное я и предполагал.

Профессор задумчиво погрыз дужку очков.

- Видите ли, в последние дни мы у себя в отделе патафизики стали наблюдать увеличение числа нарративных аномалий. Но связывать это с Жатвой нам и в голову не приходило.
На столе истошно заверещал телефон. Профессор снял трубку.

- Что случилось?! Он погиб?! Возьми замеры и немедленно возвращайся! Простите, мне надо работать, сообщите секретарю в каком отеле вы остановились, я заеду к вам после работы.

Последнюю фразу профессор сказал уже Печорину прикрыв рукой микрофон.

Андрей коротко, по-военному, кивнув головой вышел в приёмную...

***

Рэдерико Эрнандез крался по тёмным улицам фавел в Рио словно вор, шарахаясь от каждого фонаря.

Совсем недавно он, босой сын простого сапожника из Альбукерке не мог позволить себе даже банку тунца на ужин, а теперь он - младший научный сотрудник НИИ Частотных Аномалий и Вероятностных Отклонений с риском для жизни выполняет, возможно, самую важную миссию в истории человечества. Флешка с данными буквально горела в кармане. Он во что бы то ни стало должен доставить её в институт раньше, чем наступит Шуфутинов день.

- Эй, Рэд.

В тишине спящей улицы оклик прозвучал словно выстрел. Рэдерико вжался спиной в мусорный бак, служивший частью стены для хижины какого-то бедолаги.

- Зря ты это затеял, Рэд. Надо было бросить хабар на той стороне. Отдай флешку и уходи, клянусь Святым Пигидием ни я, ни мои парни тебя не тронем.

Рэдерико оглянулся вокруг в поисках чего-нибудь тяжёлого...

***

- Как это зачем?! Разумеется, чтобы сохранить власть!

Профессор горячо всплеснул руками.

- Ведь вы поймите, Жатва и последующая канонизация, это же основа основ, альфа и омега, фундамент, на котором стоит Государство. Вот уже 30 лет, со времен расстрела царской семьи.

На этих словах Печорин непроизвольно дернулся, но профессор, увлеченный своим монологом этого не заметил,

- вот уже 30 лет, продолжал он, лучшие семьи присылают в интернат своих лучших детей, где лучших из них подвергают... Подвергают процедуре... Это причина и повод существования всего, что мы наблюдаем, понимаете? Вот как эта бутылка. Виски внутри, а бутылка снаружи.

Профессор на секунду умолк, пытаясь осознать глубину метафоры, которую он неожиданно сам для себя только что сформулировал.
Андрей посмотрел на недопитую бутылку, которую они с профессором цедили уже четыре часа. Как настоящий царский офицер старой закалки, он, безусловно, предпочитал водку, но профессор слишком долго жил в столице, поэтому принёс, то что принёс.
Глаза Печорина затуманились, он с головой погрузился в воспоминания о той роковой ночи...

***

Голобородько облизнул пересохшие губы и еще раз изо всех сил дернул левой рукой. Не то чтобы он действительно надеялся порвать Золотые Путы, прочно приковавшие его тело к алтарю, просто лежать и покорно ждать конца было совсем уж невыносимо.

Школьный трудовик, Серега Шварценгольд, неизменный товарищ по безудержным пьянкам и мелким шалостям, вроде установки скрытых камер в девичьих раздевалках, сейчас почему-то стоящий в изголовье алтаря в золотой мантии первосвященника сделал знак рукой. Святые отцы из сводного батальона капелланов-политруков, временно подчиненного, ввиду особых обстоятельств четвертому отделу, затянули гимн во славу новоприобретенного пророка Варфоломея.

«Значит, все-таки к светлым припишут», цинично подумал Аарон. Выбор был и вправду несколько странным, учитывая, что его юность прошла в айнзац-командах западного фронта Великой войны.

Дева Эстер, получившая сан буквально вчера, занесла над его грудью золотой нож…

***

ПРОДОЛЖЕНИЕ