Гошгар-бек и Айлия-ака
Большая долина приютилась под ногами могучей горы, исчезая в Великой степи там, куда не достаёт остроты и орлиному глазу. Обходили долину стороной жестокие ветра, не иссушал летом зной, не терзали зимой морозы, а плодородную землю питали воды мягкой и сильной реки, раскинувшей сетью ручьи и притоки.
Ценили люди даруемые им щедрость и защиту, и прозвали гору Гошгар-бек, реку – Айлия-ака, а дом свой-долину – Альманг-Теринг.
Так велико было уважение к Гошгар-беку и Айлие-ака, что почитали их наравне с богами. Два раза в год устраивались празднества в честь Гошгар-бека: едва на его вершине таял последний снег, и когда выпадал первый; а воды Айлии-ака по весне наполнялись венками молодых девиц, мечтающих о замужестве, и семейных – с мольбами о здоровых детях.
А как-то раз один мудрый вождь придумал поставить алтарь там, где воды Айлии-ака последний раз вздымаются на бурном пороге склона Гошгар-бека и становятся кроткими и ласковыми, готовясь напитать жизненной влагой просторы Альманг-Теринг. И так много людей приходило туда с благодарностями, молитвами и чаяниями, что окрепли духи Гошгар-бека и Айлии-ака, обрели неведомое ранее волшебство.
Лунными ночами, когда свет серебрил воды реки, в белом сиянии выходила на берег Айлия-ака, стряхивала с длинных рукавов кафтана хрустальные капли. Раскрывал объятия Гошгар-бек, целовал любимую, и гуляли они до первых рассветных лучей, благодарные людям за силу веры.
Цвели ирисы там, где Гошгар-бек говорил слова любви, разрастались тюльпаны там, где Айлия-ака смеялась от счастья.
И только одно омрачало счастье вечных влюблённых.
Мягкое, доброе сердце Айлии-ака каждый раз наполнялось горечью, когда кто-то приходил к алтарю с бедой. Падали людские слёзы в сильные и щедрые воды, летели слова мольбы к вершине Гошгар-бека. Гора оставалась глуха к стенаниям, но Айлия-ака кипела и пенилась на своём последнем пороге, сдерживая горе, чтобы не затопить долину своим плачем.
Много раз заводила Айлия-ака один и тот же разговор, и много раз получала один ответ.
«Молитва никогда не исполняется так, как задумано».
Иногда Айлия-ака спорила так горячо, что поднималась буря. Сверкали молнии из глаз рассерженного Гошгар-бека, ливнем лились слёзы его возлюбленной. Но всегда победа оставалась за горой:
«Разве мало мы даём людям? Я отгоняю ветра, ты наполняешь долину жизнью. Земля родит дважды в год, это ли не чудо? Твои воды доходят до Великой степи, ты видела, что бывает там, где нет нашей власти. Изумрудные луга внутри выжженной земли – чем не волшебство? Пусть люди сами вершат свои судьбы. Ты думаешь, что человек как клубок – у каждого своя нить, но это не так. Их жизни переплетены, как паутина, тронь одну – и неизвестно, чья отзовётся…».
Раз за разом соглашалась Айлия-ака, подчиняясь мудрости супруга.
Шло время. Поколения сменяли друг друга, река всё так же питала земли Альманг-Теринга в объятиях древней горы. Но с каждым годом люди к алтарю приходили всё реже. Жители долины пеняли на тщетность своих молитв, и покровительства им тоже стало мало. Всё меньше венков отправляли плыть по водам Айлии-ака, праздник Гошгар-бека стал проводиться раз в год, а то и вовсе забывался.
Слабела людская вера, а с ней – и человеческий облик покровителей долины.
Настала ночь, когда Айлия-ака не почувствовала тепла любимого. Грустно смотрела она на свои прозрачные руки, скучала по горячим поцелуям, пуще прежнего страдала о неисполненных молитвах.
«Айлия-ака, река сильная, кроткая, жизнь дарующая! Пощади, услышь меня! Не дай умереть сыночку моему единственному, с трудом выношенному, в муках рождённому! Не будет у меня других детей, а сын в горячке мечется, бредит, не спит, не ест, на глазах тает! Пощади, милостивая, прими подношение, от всего сердца молю, услышь меня…»
«Айлия-ака, прекрасная, вечная! Дай мне силы женской, поделись чарами и красотою своей… Не смотрит на меня желанный мой, всем сердцем любимый! Другую в жёны брать хочет… А мне свет без него не мил! Хоть сейчас в твои воды броситься… Гошгар-бек мудрый, всё вокруг видящий… дай прозреть любимому, пусть заметит он меня…»
«Гошгар-бек вечный, Айлия-ака добрая… Не дают мне в жёны сердце моё, жизнь мою, красавицу Айсулу… жесток отец её, несправедлив! Подскажи, где найти выкуп за мою возлюбленную…»
Застили тучи ночное небо, тревожный ветер подул с горы.
– Ну что нам стоит, любимый? Исцелить одного ребёнка, устроить замужество да подкинуть драгоценных камней. Иль не дорога я тебе, Гошгар-бек? Не желанны тебе мои поцелуи, не милы объятия? Веками холодными водами ласкала я склоны твои, неужель так быстро тебе надоело моё тепло?
Отвечал печально Горшгар-бек, протянув руки к любимой:
– Дорога Айлия-ака, дороже всего на свете. Милы мне объятия, желанны поцелуи. Но не купить нам людской благодарности. Раз уж стало им мало наших великих чудес, то за крохотные не вернуть нам веру и облик наш. У всего на свете есть причина, у всего своя судьба. Не хватит у нас ни сил, ни мудрости дёрнуть за одну нить, да удержать остальные. Порою смирение лучше деяния…
Топнула прозрачной ногой Айлия-ака, оттолкнула протянутые руки.
– Не верю я словам твоим, Гошгар-бек! Не мила я тебе, не желанна, коли крупицы волшебства пожалел. Не стану терпеть я, не смирюсь! Коль не нужны тебе мои объятия, так не получишь ты их, ни горячих, ни ледяных!
И разразилась буря, что не видывали в Альманг-Теринге вовек. Расколола река гору напополам, раздвинула берега, дабы ни каплей не касаться больше каменных склонов.
Юный Гачай пришёл первым к месту, где раньше был алтарь. Ахнул, глазам своим не поверив: на земле раскинулись россыпью изумруды и золото. «За такой выкуп отдадут мне мою Айсулу!»
Малыш Калсын проснулся без горячки, и попросил еды.
Занемог богатырь Джошкунэр, и охладела к нему его невеста, зато стала каждый день ходить тихая, милая Эмине.
Смотрела на это Айлия-ака и радовалась.
«Вот тебе и «не хватит сил», трусливый Гошгар-бек! И без тебя я справилась. Погоди, побегаешь ещё за мной, когда вернётся нам человечий облик…».
Долго восстанавливалось село после бури, много хлопот она принесла в долину. Однако же не сразу люди поняли, какая беда пришла в Альманг-Теринг.
Сквозь ущелье в теле Гошгар-бека проникли злые ветра. Айлия-ака, не питаемая больше ледниками, стала слабеть и терять силу. Разрасталась Великая степь, проглатывая плодородную долину. Не стала земля родить по два раза, а порою и первый урожай стал пропадать.
«Покинули нас милость Гошгар-бека и Айлии-ака, – роптали люди, – некому больше молиться, и надеяться больше не на что».
Не стали жители долины восстанавливать алтарь, а вместо того покидали «про́клятое место».
Но остались те, кого одарила волшебством Айлия-ака, и каждый день наблюдала она за их судьбами.
Вырос малыш Калсын, стал статным и сильным мужчиной. Отстроил дом, привёл жену. Но не даёт гнилое древо здоровые ветви, и рождались у него дети, один другого слабее. Не видел Калсын в себе причины, не помнил о своей болезни, и винил во всём жену свою. Каждый день она ходила к реке лить слёзы, а порой приходила и мать Калсына, и шептала:
«Айлия-ака, река сильная, кроткая, жизнь дарующая! Исцелила ты моего сына, но за что прокляла род мой? Нет у меня ни одного здорового внука. Раньше плакала я над одной кроваткой, а теперь над пятью могилками… Али мало тебе моего подношения? Забери что хочешь, жизнь мою забери, дай только родиться внуку здоровому…»
Джошкунэр взял в жёны кроткую Эмине, но так и не стала она ему по́ сердцу. Уходил он из дому, куда только мог, а однажды и вовсе не вернулся. Так и не узнала Эмине, сгинул ли муж её, или бросил доживать в одиночестве. Ходила она к водам слабеющей реки, стенала о доле своей.
И не просто так не хотел отдавать Айсулу Гачаю отец её. Растратил Гачай речные богатства, а новых нажить не сумел, потому как был ленив и беспечен. Растила Айсулу детей своих в великой бедности и нужде.
Молча плакала Айлия-ака, наблюдая за плодами своих чудес. Не осталось в водах её ни капли волшебства, чтобы исправить хоть что-то. А без поддержки Гошгар-бека утекали воды её всё дальше в степь, всё меньше оставляя жизни в долине. Вышло так, как молвила она в гневе: не было больше у влюблённых объятий, ни в людском облике, ни в истинном.
***
Далеко простирается Великая Степь. Жаркое золото сожжённых земель тянется, покуда хватает глаз, а потом вдруг упирается в зелёную долину у расколотой горы.
Живут здесь трудолюбивые, упорные люди, год за годом воюющие со степью за каждый клочок плодородной земли. В центре села возвышается памятник Коскун-ака, гордый и величественный. Любому путнику охотно расскажут удивительную историю Коскуна-ака, потому что помнят её, и передают из уст в уста.
Пять братьев и сестёр Коскуна-ака родились и умерли, не встав на ноги. Ничего не ждали от шестого младенца, отец его, Калсын, и не взглянул на него после рождения. Но не умер Коскун-ака, хоть и рос слабым и болезненным. В хилом теле жили сильный дух и пытливый ум. Всем интересовался Коскун-ака, много слушал и много думал. И не собирался покидать умирающую Альманг-Теринг, потому что привязан был к родине всем сердцем, и видел в ней себя – слабого, но любящего.
Было много учителей у Коскуна-ака, а что не могли подсказать ему люди, украл он, наблюдая за рекой и горой. Придумал он, как спасти Альманг-Теринг, как сохранить воду и возродить землю. Много лет уговаривал оставшихся жителей поступить по-его, и много лет трудились люди, возводя чудны́е каналы. И лишь перед самой своей смертью застал Коскун-ака долину такой, как рассказывала ему бабушка: зелёной и плодородной.
Завещал он похоронить себя у реки, близ подножья горы. И говорят люди, что раз в году, в яркое июльское полнолуние, бродят у могилы двое. Статный мужчина, вовсе непохожий на Коскун-ака, и прекрасная девушка.
Высмеивают тех, кто рассказывает эту часть истории – хоть бы и потому, что не было у Коскун-ака ни жены, ни возлюбленной. А пуще того смеются над словами, которые говорят друг другу те духи, не видя в словах этих никакого смысла:
«Молитвы никогда не сбываются так, как задумано»
«Пусть так. Но никогда наперёд не узнаешь, что лучше: смирение или деяние».