Главное — нос (рассказ)⁠⁠

Настольная лампа мигает не хуже, чем свет в каком-нибудь фильме ужасов. Под это мерцание я торопливо царапаю ручкой бумагу. Срок сдачи уже завтра, а я как всегда заканчиваю всё в последнюю ночь.

Мой новый сценарий продуман до мелочей — завязка, кульминация, развязка, ключевые точки сюжета. Я часами и днями искал нужную музыку, придумывал персонажей, прорабатывал их образы, реплики, жесты и манеру говорить. Над своим мультфильмом я потрудился так, как не каждый трудится над фильмами. Здесь есть и отсылки к реальности, и шутки, и понятная детскому уму мораль. Это история, написанная по всем правилам, и остаётся лишь надеяться, что её не отвергнут, как предыдущие три.

Рука мечется по столу, перекладывая листы и собирая материал из кучи черновиков. Я создаю целое из сотен деталей. Случайно задетый рисунок улетает в темноту комнаты. Я оборачиваюсь, выискивая его взглядом, и вижу стоящую в дверном проёме дочурку. От неожиданности вздрагиваю.

— Что такое, солнышко?

Анечка тихо шагает вперёд.

— Я не могу заснуть. А маму будить не хочу.

Вздохнув, поднимаюсь из-за стола. Перед глазами слабо плывёт от усталости. Ничего, сейчас уложу её и дальше за работу. Если не справлюсь наконец с этим заданием, придётся искать новое место, а этого я никак не хочу.

— Идём, родная, — шепчу я, подхватываю тяжёлую дочурку на руки. — Сейчас папа тебя убаюкает.

Анечка кивает. Я замечаю в её руках тот самый потерявшийся рисунок.

— А что это за собачка? — наивно спрашивает дочь, тыкая пальцем в героя мультика.

Я слабо улыбаюсь и, толкнув плечом дверь в детскую, укладываю дочь в кровать.

— Это Стёпка. Он весёлый, дружелюбный и очень верный. Однажды Стёпка потерялся и теперь старается найти своего хозяина.

— У него смешной нос, — бормочет дочка, весело показывая на мордочку пса. — Это специально, да?

Я забираю рисунок, приглядываюсь. Действительно, непропорционально большой нос. Вот оно, отсутствие художественного образования! Придётся исправлять.

— Нет, солнышко, это ошибка. Я перерисую его.

Анечка удивлённо округляет глаза. Губки недовольно надуваются.

— Зачем? Он тогда будет неинтересным!

Я вздыхаю снова. Маленькая ещё, не понимает простых вещей.

— В истории важен не нос, милая, — терпеливо объясняю я. — Мультик это в первую очередь сюжет, прописанные герои, конфликт и его решение. Это колоссальная работа, и просто забавной картинки недостаточно. А теперь спи. Папа споёт тебе колыбельную, а завтра отнесёт свою работу в студию, и её обязательно примут.

Анечка поджимает губы, но всё же ныряет под одеяло. Я подтыкаю край, тихо напеваю колыбельную, стараясь не фальшивить. У жены получается, конечно, лучше. Но всё-таки дочь засыпает — и я, забрав из её пальцев рисунок, возвращаюсь к работе. Ночь только начинается.

На следующий день, невыспавшийся и уставший, я кладу папку с материалом на стол режиссёра. Тот без особого энтузиазма берёт её, листает верхние страницы.

— Хорошо, Олег, посмотрю. Погуляй пока, после обеда поговорим.

Кивнув, я уползаю на своё рабочее место — отпаиваться кофе и заглушать волнение видосами с ютуба. Часы текут невыносимо медленно, других заданий нет. В тот момент, когда я уже тихо подумываю повеситься до оглашения приговора, меня зовут к режиссёру. Глубоко вдохнув, я иду в его кабинет.

Моя папка лежит прямо посреди аккуратного стола. Поверх папки — сцепленные в замок сильные пальцы. Я нерешительно поднимаю взгляд с пальцев на лицо своего палача и неожиданно натыкаюсь на добрую улыбку.

— Садись, Олег, — предлагает режиссёр, указывая на стул. — Почитал я твою работу. Надо сказать, недурно. Наконец ты принёс что-то стоящее. Недочёты всё равно есть, придётся подправить и доработать, но, думаю, мы это отснимем.

Я приоткрываю рот, боясь поверить в услышанное. Безумное счастье захватывает уставшие мысли. Принял! Одобрил! Хочется кричать, хохотать во всё горло и пить шампанское прямо из бутылки, пока та не кончится.

— Спасибо, — горячо благодарю я, не скрывая своей радости. — Я очень старался. Всё до мелочей продумал, и сюжет, и персонажей, и…

— Да, сюжет неплох, — рассеянно кивает режиссёр, снова просматривая папку. — Хотя мне больше твои наброски понравились. Тот же Стёпка забавно получился, особенно нос у него смешной. Детям понравится.

Я замолкаю на полуслове. В голове мелькает слабая мысль — забыл исправить. Я так и сдал рисунки в том виде, в каком они были. И, похоже, ему понравилось?..

— Я так, только наметил образ, — растерянно поясняю я. — Его ещё можно доработать.

— Нет-нет, — отмахивается режиссёр, — образ хороший, так и оставим. Я помечу, что нужно исправить, и на днях верну тебе. Доработаешь, тогда начнём рисовать.

— Буду ждать, — соглашаюсь я и, бросив напоследок взгляд на тот самый рисунок, выхожу.

Весь оставшийся день проходит в тяжёлой задумчивости. Я не понимаю, как множество художественных приёмов и хитростей, проработка каждого диалога, написанная по всем канонам история могли проиграть глуповатой непрофессиональной рисовке? Как могла ошибка спасти идеальную по сути работу? Похоже, я сам не понимаю чего-то простого и важного, чего-то, что знают даже дети. Особенно дети. И, похоже, любая самая старательная работа проваливается без капельки жизни и лёгкой небрежности.

Дома я вешаю куртку на крючок. Бросаю у порога пакет с купленными по списку жены продуктами. И, разувшись, подхожу к делающей уроки Анечке.

— Привет, пап, — говорит она, не оборачиваясь. — Как твой мультик?

— Его приняли, — отвечаю я и ласково целую дочку в макушку. Зародившаяся в голове мысль оформляется окончательно, превращаясь в план. — Ань, а ты не хочешь всегда оценивать мою работу? Давай думать над мультиками вместе. Кажется, мне есть, чему у тебя поучиться.

Не отвлекаясь от уроков, Анечка молча кивает, и, погладив её по голове, я отправляюсь рассказывать обо всём жене.
(вымышленная история)