Глава 35.Путь к свету и зов тьмы⁠⁠

ссылка на предыдущую часть Глава 34. Свет у берега моря

Холодное утро в Каменном Ручье встретило Андрея серым светом, что пробивался сквозь низкие тучи, тяжёлые, как камни, что давили на его грудь. Ветер гнал клочья тумана через поля, его порывы хлестали по лицу, оставляя красные полосы на коже, что уже обветрилась от долгого пути. Его серый жеребец, чья шерсть была влажной от инея, стоял у сарая, его копыта нетерпеливо били по земле, пар вырывался из ноздрей, смешиваясь с воздухом, пропитанным запахом сырости, соломы и гнили, что исходила от ран Святослава. Андрей сидел рядом с телегой, где лежал воин, его массивное тело, некогда крепкое, как дуб, теперь обмякло под грубым одеялом, что он нашёл в сарае. Борода с сединой спуталась от крови и пота, кожа была бледной, почти серой, как пепел, что тлел в очаге, дыхание вырывалось хрипами, слабое и рваное, как ветер, что теряется в лесу. Раны на его плече и боку, перевязанные тряпками, что Андрей сорвал с рясы, сочился гной, жёлтый и густой, с белыми прожилками, его кислый запах смешивался с сыростью утра, заставляя Андрея сжимать зубы, чтобы не отвернуться.

Он провёл ночь у телеги, его руки сжимали символ Люминора, деревянный диск с вырезанным солнцем, что висел на шее, тёплый от его ладоней, его молитвы шептались в темноте, голос дрожал, но был твёрд: "Свет Люминора, храни его. Дай нам время." Его ряса, серая и рваная, пропиталась грязью и кровью Святослава, её края шуршали, когда он шевелился, его сапоги оставляли следы в грязи, что цеплялась к подошвам, как грехи к душе. Он не спал — глаза, покрасневшие от усталости, смотрели на воина, чья жизнь висела на тонкой нити, что он не мог разглядеть. Андрей не знал, что эта нить была соткана Аэлис, богиней жизни, чей светлячок, незримый для смертных, поддерживал дыхание Святослава, скрывая своё тепло от Люминора, чей приказ не вмешиваться гудел в её ушах.

Утро ожило шагами — жители Каменного Ручья, угрюмые мужчины в грубых рубахах, пахнущих рыбой и дымом, и женщины в выцветших платках, чьи руки были мозолисты от работы, вышли к колодцу. Их голоса были низкими, полными тревоги, их взгляды скользили по Андрею и Святославу, что лежал на телеге, его грудь едва вздымалась, лицо было покрыто потом, несмотря на холод. Андрей поднялся, его ноги дрожали, он шагнул к ним, его ряса шуршала, голос был хриплым, но твёрдым:

— Мир вам, добрые люди. Мне нужна помощь. Этот воин умирает — его раны гноятся, он не переживёт дня без лекаря. Вчера вы говорили об Илларионе в Сольвейге. Помогите мне довезти его туда.

Мужчина с густой бородой, чьи руки были узловаты от работы с сетями, шагнул вперёд, его сапоги оставляли следы в грязи, глаза сузились, голос был груб, но не злобен:

— Илларион — сильный лекарь, святой отец. Два дня пути до Сольвейга, если скакать быстро. Но твой конь не потянет его — он сам еле стоит.

Андрей кивнул, его взгляд упал на жеребца, чьи бока вздымались, рёбра проступали под шкурой, ноги дрожали от усталости. Он сжал кулак, его пальцы впились в ладонь, голос дрогнул:

— Тогда дайте телегу. Я не могу ждать — он угасает. Прошу вас, во имя света.

Женщина в платке, чьё лицо было изрезано морщинами, шагнула ближе, её руки сжимали корзину с картошкой, голос был тих, но полон сочувствия:

— Бедняга… Видно, что он бился до конца. У нас есть старая телега у сарая — возьми её. Но дорога тяжёлая, а кони наши слабые.

Мужчина с бородой кивнул, его взгляд смягчился, он махнул рукой двум парням, что стояли у колодца, их рубахи были заплатаны, лица бледны:

— Пригоните телегу от мельницы. И коня моего — пусть не самый сильный, но довезёт.

Андрей сжал символ Люминора, его пальцы дрожали, тепло разлилось в груди, он шепнул:

— Спасибо вам. Свет хранит вас.

Парни ушли, их шаги гудели по тропе, что вилась между домами из брёвен и соломы, их стены были покрыты мхом, крыши скрипели под ветром. Андрей вернулся к Святославу, его рука легла на лоб воина, горячий и липкий от пота, он шепнул:

— Держись, брат. Мы едем к спасению. Илларион… он поможет тебе.

Святослав не ответил, его веки дрогнули, дыхание стало чуть глубже, но он оставался в забытьи, его разум плыл в тени, где кошмары смешивались с покоем, что дала ему Аэлис, скрывая своё вмешательство от всех, даже от Андрея, чья вера была единственным, что он видел. Телега подъехала через час — старая, с облупившейся краской, её колёса скрипели, доски были покрыты пятнами грязи и старой крови, что пропитала дерево годы назад. Конь, гнедой и худой, фыркал, его грива спуталась, но глаза блестели, как будто он знал, что его ждёт работа. Мужчина с бородой помог Андрею перенести Святослава, его руки дрожали под тяжестью, он уложил воина на телегу, подложив солому, что пахла сыростью и сеном, голос был груб:

— Езжай осторожно, святой отец. Дорога до Сольвейга — через поля и леса, два дня, если не застрянешь. Да поможет тебе твой бог.

Андрей кивнул, его взгляд был тёплым, но полным тревоги:

— Люминор с нами. Спасибо вам, добрый человек.

Он взял поводья, его руки сжали грубую верёвку, что пахла конским потом, он сел на край телеги, его ряса шуршала, жеребец остался привязанным к сараю — он не выдержал бы пути. Конь тронулся, телега скрипела, колёса вязли в грязи, но двигались, их скрип смешивался с ветром, что гнал листья через поле. Святослав лежал тихо, его дыхание было слабым, но ровным, гной сочился через тряпки, их края пожелтели, запах гнили усиливался, но Андрей молился, его голос шептал:

— Свет Люминора, веди нас. Дай ему силы дожить до Сольвейга.

Дорога тянулась через поля, где трава пожухла от холода, ветер хлестал по лицу, оставляя капли дождя на коже, что смешивались с потом. Андрей гнал коня, его руки дрожали, телега подпрыгивала на кочках, скрип колёс гудел в ушах, но он не останавливался, его взгляд был прикован к горизонту, где лес вставал стеной, чёрный и мокрый. Он ехал час, когда услышал топот копыт — всадник, худой парень в рваном плаще, догнал его, его конь хрипел, пар вырывался из ноздрей, голос был резким:

— Святой отец! Стой! Новости из Вальдхейма!

Андрей натянул поводья, телега скрипнула, остановившись, его сердце сжалось, он повернулся, голос дрогнул:

— Какие новости? Говори!

Парень спешился, его сапоги вязли в грязи, глаза блестели тревогой, голос был хриплым:

— Король Всеволод… он пленён. Его армия разбита у перевала. Семь тысяч воинов — почти все мертвы или бежали. Хродгар победил, его войско идёт к Вальдхейму — говорят, уже в дне пути. Город в панике, люди бегут, но надежды мало.

Андрей замер, его дыхание остановилось, как будто воздух выжгли из лёгких. Его руки сжали символ Люминора, пальцы впились в дерево, голос сорвался:

— Пленён? Разбита? Как… как это случилось?

Парень сжал кулак, его голос дрожал:

— Предательство, говорят. Кто-то выдал планы короля. Хродгар знал каждый шаг — ударил с тыла, раздавил фланги. Короля взяли живым, но его людей… их кровь залила перевал. Вальдхейм падёт, если не чудо.

Андрей закрыл глаза, его грудь сжалась, как будто цепи сдавили её, слёзы жгли веки, но он сдержал их, его разум закружился — Всеволод, король, отец Дианы, в цепях, его армия — прах, Альтгард на краю. Он шепнул, голос был полон боли:

— Люминор, почему? Почему ты покинул нас?

Он открыл глаза, его взгляд упал на Святослава, что лежал на телеге, его дыхание было слабым, но живым, его лицо — маска боли и покоя. Андрей сжал поводья, его голос стал твёрже:

— Спасибо, парень. Езжай назад, предупреди всех. Я должен спасти его — он нужен Диане.

Всадник кивнул, его конь рванулся назад, топот копыт затих в тумане. Андрей ударил поводьями, телега тронулась, её скрип гудел, как плач, конь фыркал, его ноги вязли в грязи, но он шёл, его глаза блестели упрямством. Андрей шептал молитвы, его голос дрожал:

— Свет Люминора, храни нас. Всеволод в цепях, но Диана… она жива. Дай нам дойти до Иллариона.

Дорога тянулась через лес, чьи деревья вставали стеной, их ветки хлестали по телеге, оставляя царапины на досках, дождь лил, капли падали на лицо Святослава, смывая пот, но не гной, что сочился из ран. Андрей гнал коня, его сердце колотилось, новости о Всеволоде жгли его, как угли, но он знал — Святослав нужен Диане, и он не даст ему умереть.

***

Земли Моргаса простирались за пределами смертного мира, в царстве, где тьма текла, как живая река, её чёрные волны дрожали, отражая багровые искры, что падали с неба, затянутого дымом и пеплом, как завеса, что скрывает звёзды. Скалы, чёрные и острые, как клыки зверя, вздымались из земли, их края блестели, как обсидиан, отполированный кровью, ветер выл между ними, его голос был как плач душ, что тонули в бездне, их стоны эхом отдавались от камней. Здесь не было солнца, только багровый свет сочился из трещин в земле, его жар был едким, как дыхание смерти, что обжигало воздух. В центре возвышался трон Моргаса — громада из костей и железа, что гудела под его шагами, её края были покрыты кровью, что не застывала, а текла, как живая, её капли падали на землю, шипя, как раскалённый металл в воде.

Моргас, бог Хаоса, стоял перед троном, его грузная фигура в доспехах из цепей звенела, как молот по наковальне, каждый шаг отдавался дрожью в земле, его глаза пылали первобытной яростью, лицо было скрыто тенью, что дрожала, как дым, меняя очертания, как буря, что не знает покоя. Рядом стояла Тенебрис, богиня Тьмы, её длинные чёрные волосы струились, как ночь без луны, глаза сияли, как звёзды в пустоте, её платье из теней шевелилось, как живое, касаясь земли, голос был мягким, но холодным, как лёд, что сковывает реки:

— Альтгард трещит, Моргас. Всеволед в цепях, его армия — пыль на перевале. Путь к Ловцу Душ открыт, но ключ ускользает.

Заркун, бог Зависти, шагнул ближе, его крылья из чёрного огня трещали, как горящие ветви, их жар плавил воздух, кожа блестела, как уголь, глаза горели жёлтым, как яд в венах, голос был ядовитым, как ветер, что несёт песок:

— Хродгар — наш меч, но он слеп к истинной цели. Диана жива — её кровь нужна нам. Без неё Арт останется в цепях.

Некрос, бог Разложения, стоял в стороне, его бледная фигура в рваном плаще казалась скелетом, обтянутым кожей, что трескалась, как сухая земля, под его ногами гнила почва, испуская зловонный туман, что стелился, как саван, голос был как шорох костей в могиле:

— Кровь Дианы — жизнь Арта. Она должна быть живой, её воля — ключ. Мы близко, но без неё всё напрасно.

Моргас поднял руку, его цепи звякнули, как колокола смерти, голос гудел, как буря, что ломает горы:

— Тише, братья. Победа у наших ног, но Диана — сердце плана. Совикус разбил Всеволеда, его семь тысяч — прах, Хродгар идёт к Вальдхейму с десятью тысячами. Но Ловец Душ ждёт её крови. Призовём нашего жреца.

Он ударил кулаком по трону, кости треснули с хрустом, железо загудело, кровь брызнула, багровый свет вспыхнул, как факел в ночи, тени сгустились, рождая фигуру — Совикус явился, его чёрная мантия с багровыми вставками шуршала, посох в руке пульсировал багровым светом, как сердце тьмы, его глаза блестели, как угли в горне, он поклонился, его голос был гладким, как шёлк, но острым, как кинжал:

— Повелители, я здесь. Перевал залит кровью, Всеволед в цепях, Хродгар ликует. Ваша воля исполнена.

Тенебрис шагнула к нему, её тени коснулись его мантии, как пальцы, что ищут слабость, голос был как шёпот ночи, что гасит свет:

— Ты хорошо служишь, Совикус, но Диана ускользнула снова. Её кровь — жизнь Арта, и только её воля откроет Ловец Душ. Где она?

Совикус сжал посох, его пальцы побелели, улыбка дрогнула, голос стал тише, но твёрд:

— Мои псы — Рагнар, Кейра, Бьорн — нашли её у Сольвейга, но кто-то вмешался. Они мертвы, сожжены светом. Я найду её, клянусь вам.

Заркун фыркнул, его крылья вспыхнули, жар обжёг воздух, голос был полон яда, как шипение змеи в песке:

— Ты теряешь хватку, жрец. Твои псы сгорели, а девчонка жива. Она — угроза. Хродгар — твой инструмент, но ты слаб.

Некрос поднял костлявую руку, его туман сгустился, голос был как стон из могилы:

— Её кровь — ключ. Она должна жить, должна дать её добровольно. Мы близко, но без неё Арт спит.

Моргас шагнул вперёд, его доспехи звякнули, голос гремел, как раскат грома над равниной:

— Довольно споров. Совикус, слушай. Вальдхейм падёт — Хродгар захватит его, его десять тысяч раздавят их стены. Но Ловец Душ ждёт Диану. Её кровь, живая и добровольная, освободит Арта. Всеволед и пятьсот его пленных — твоё средство. Шантажируй её ими — её отца и его людей принесут в жертву, если она откажется.

Совикус кивнул, его глаза сузились, голос был холоден, как лёд в ночи:

— Я понял, повелители. Всеволед в цепях — его крики сломают её. Пятьсот пленных уже собраны — их кровь станет её цепями. Она отдаст свою добровольно, или они умрут.

Тенебрис улыбнулась, её тени сгустились, голос был мягким, но острым, как нож, что режет тень:

— Умно, Совикус. Но ты пойдёшь сам. Хродгар — слепой клинок, он не найдёт её. Ты — наш жрец, иди в Сольвейг, возьми её живой.

Заркун шагнул ближе, его крылья трещали, голос был как яд, что капает в вино:

— Мы дадим тебе силу, жрец. Ты слаб против света, что сжёг твоих псов. Мы сделаем тебя сильнее — иди и сломи её.

Некрос кивнул, его туман пополз к Совикусу, голос был как скрип земли, что раскрывает могилу:

— Сила тьмы вольётся в тебя. Её свет не остановит тебя. Принеси её нам живой.

Моргас поднял обе руки, его цепи звякнули, багровый свет вспыхнул, как пожар, что пожирает лес, голос гудел, как буря, что ломает камень:

— Стань нашим клинком, Совикус. Мы дадим тебе силу — вместе, как братья и сестра тьмы. Ты найдёшь Диану, сломишь её волю, её кровь откроет Ловец Душ.

Тёмные боги сомкнули круг, их тени сгустились, багровый свет пульсировал, как сердце, что бьётся в груди зверя. Моргас вытянул руку, его цепи загорелись, багровое пламя вырвалось из ладони, вливаясь в Совикуса, его мантия задрожала, посох вспыхнул, как факел. Тенебрис шепнула, её тени коснулись его глаз, их холод проник в разум, усиливая его волю, его взгляд стал острым, как лезвие, что режет свет. Заркун ударил крыльями, чёрное пламя влилось в его грудь, жар сжёг слабость, его тело стало твёрже, как железо, что не гнётся. Некрос поднял руку, его туман окутал Совикуса, запах гнили смешался с силой, что текла в его венах, его кожа стала холодной, но живой, как смерть, что ходит среди живых.

Совикус задрожал, его тело сжалось, как будто тьма сдавливала его, но он выпрямился, его глаза вспыхнули багровым, голос стал глубже, как рокот земли:

— Я чувствую… силу. Ваша воля — моя мощь. Я найду Диану, сломлю её, её кровь будет вашей.

Моргас кивнул, его трон задрожал, голос гремел:

— Иди, Совикус. Вальдхейм падёт, Хродгар захватит его. Держи Всеволеда и пятьсот пленных — их смерть станет её цепями. Ты сам найдёшь её — в Сольвейге или где угодно. Её кровь, живая и добровольная, освободит Арта.

Тенебрис шагнула к нему, её тени коснулись его лица, голос был как шёпот ветра в ночи:

— Не подведи, жрец. Её свет слаб против нашей тьмы. Принеси её живой, или твоя кровь заменит её.

Заркун фыркнул, его крылья вспыхнули, голос был полон злобы:

— Ты силён теперь, но помни — ты наш. Не играй в свои игры, или мы сожжём тебя.

Некрос поднял руку, его туман сгустился, голос был как стон из бездны:

— Её кровь — наша жизнь. Арт ждёт. Иди, жрец.

Совикус поклонился, его мантия шуршала, багровый свет пульсировал в его посохе, как сердце тьмы, голос был холоден, но полон силы:
— Как прикажете, повелители. Я найду её, сломлю её волю, её кровь откроет Ловец Душ. Хаос восторжествует.

Тени сгустились, багровый свет вспыхнул, его фигура растаяла, как дым, что уходит в ночь, он исчез, оставив богов в их царстве. Моргас сел на трон, его цепи звякнули, голос был как рокот земли, что рождает бурю:

— Скоро Арт вернётся. Диана даст нам его — добровольно или под криками её отца. Пусть Хродгар берёт Вальдхейм — он лишь пешка.

Тенебрис кивнула, её глаза блестели, голос был как шёпот тьмы, что гасит звёзды:

— Свет слаб. Люминор ждёт — он слеп. Мы возьмём своё.

Заркун фыркнул, его крылья трещали, голос был полон яда:

— Их надежда — их цепи. Скоро они сломаются.

Некрос поднял руку, его туман сгустился, голос был как стон из могилы:

— Кровь Дианы близко. Арт ждёт. Мы победим.

Земли Моргаса затихли, их тьма дрожала, багровый свет пульсировал, как сердце, что жаждет жертвы, и боги ждали, их глаза горели, их воля вела мир к пропасти.

продолжение следует...