Глава 20
Нажрался я так, что понятия не имею, как вернулся домой. К тем девушкам мы, скорее всего, не подкатывали. Есть стадии опьянения, когда человеку уже ничего не нужно. Только покоя и благодати от созерцания бесконечно-вечного...
Сквозь монументальную толщу сна пробился прокуренный мужской голос. Голос покашливал и матерился. Я думал, мне это снится. Чуть позже, став к реальности на час ближе, я пришел к выводу, что взял кого-то из нашей компании к себе с ночевкой. Наконец мое раздражение сторонними шумами дошло до той точки, где оно перевешивает усталость и лень. Неуклюже, сквозь головную боль, я выкарабкался из постели. Я был одет, только джинсы расстегнуты, наталкивая на мысль о безуспешной попытке раздеться.
Покачиваясь, цепляясь за стены, я выполз на кухню. Там был какой-то мужик. Почти все тело наружу, но голова и плечи - внутри холодильника. Чувак после пьянки решил пожрать. Достойный зависти организм. С бодуна я не сразу сообразил, что меня смутило в увиденном. Потом понял и протрезвел.
Голова и плечи были в холодильнике, но сам холодильник-то был закрыт! Мать его за ногу, что за нахуй...
На трезвую голову я бы наверняка дал деру. Я еще тот ссыкун. Полицию вызвал бы, все такое... Но с бодуна я думал только о том, что это моя квартира, я ждал ее тридцать лет и не уступлю какому-то мудаку, умеющему проходить сквозь стены.
- ЭЙ, ТЫ, ХУЕСОС! - заорал я во весь свой голос. - А НУ ВЫЛЕЗ ИЗ МОЕГО ХОЛОДИЛЬНИКА И ПОШЕЛ НА ХУЙ ОТСЮДА!..
Он вылез. Повернулся ко мне лицом. Ну и рожа. На трезвую голову я бы наверняка заорал. Лет шестьдесят пять. Солидное брюшко. Потертые джинсы, убогий свитер. Лицо все в шрамах, морщинах, каких-то пятнах. Волосы по бокам выцветшие, торчащие, а посередке сплошная лысина. Я к нему присмотрелся.
Безумие, а не мысль...
- Малыш, - обратился ко мне незнакомец с внешностью бомжа, - у тебя ни черта нет выпить. Как ты живешь вообще?
Тут я опять заорал:
- ЧУВАК, МАТЬ ТВОЮ ЗА НОГУ, ТЫ ЖЕ ГРЕБАНЫЙ...
Он смотрел на меня. Устало как-то смотрел.
- Ты же гребаный Чарльз Буковски! - сказал я уже потише.
Я успокоился. Либо я сплю, либо имею дело с галлюцинацией.
- Ну да - это я, - безразлично ответил Чарльз. - А у тебя по-прежнему нечем промочить горло.
- Да я не фанат бухать...
Буковски выразительно на меня посмотрел.
- Ага, точно.
Буковски опустился на стул. Я тоже сел. Я пялился на него. Он смотрел куда-то в сторону. Во мне росло понимание, что это не сон. Может, глюк, но точно не сон.
- Слушай, - сказал я ему, - ты же умер.
- Ага.
- Тогда какого хуя ты здесь сидишь?
Чарльз торжествующе на меня взглянул.
- Я всегда умел устраиваться в жизни, малыш. Я всегда это говорил. Всегда.
- Ты говорил это своей женщине в те дни, когда спал в женском туалете вместо того, чтобы мыть его. Тебя спустя пару дней уволили.
- Ты читал мои книги, - кивнул Буковски.
- Да. Почти все.
- Видать, тебе пришлось нелегко, малыш. Искренне соболезную. Но послушай, сильнее, чем от моей поэзии, меня тошнит от моей же прозы. Меня тошнит от себя и от мира. Я хочу выпить. Ты можешь налить мне выпить?
- Попробуй возьми стакан, - сказал я ему.
Буковски попробовал. Рука прошла сквозь стакан.
- Видишь? - сказал я. - Ты привидение. Ты не можешь бухать.
- Я могу, - возразил Буковски. - Слушай, я чувствую, что могу. Просто плесни мне выпить, и ты увидишь.
- Ладно, - сказал я ему, - дай только немного в себя приду.
Я минут двадцать стоял под горячим душем. В моей квартире - призрак Чарльза Буковски, культового американского писателя. Неслыханная удача! Я, правда, не взялся бы с точностью сформулировать, в чем здесь конкретно была удача, но происшествие явно было из ряда вон.
Я себя ощущал героем художественного романа.