Фонда Ли о сериале «Звездный путь: Следующее поколение», «Саге Зеленой Кости» и преображающей силе историй о диаспорах в фэнтези⁠⁠

Канадская писательница с азиатскими корнями Фонда Ли несколько лет назад выпустила цикл криминального фэнтези под заголовком «Сага Зеленой Кости» (состоит из «Нефритового города», «Нефритовой войны» и «Нефритового наследства», которое только готовится к публикации). Первая книга серии получила «Всемирную премию фэнтези» и «Аврору», а еще попала в шорт-листы «Небьюлы» и «Локуса».

Магический нефрит острова Кекон издавна служит не только источником особой силы, но и причиной войн, бесконечных переделов сфер влияния и развития подпольной кланово-бандитской системы. Сюжет цикла закручен вокруг борьбы за власть между двумя самыми могущественными кланами Зеленой Кости.

Типичный гангстерский боевик о фэнтезийной версии гонконгской мафии, скажут многие. Ан нет: мир Фонды Ли — это, конечно, альтернативная Земля, но немного невероятно ценного магического ресурса и очень много работы по изучению культуры делают из приключенческого романа весьма самобытное и глубокое фэнтези. Как так получилось, рассказала сама Фонда Ли в статье для книжной сети Barnes&Noble. А мы перевели.

Фонда Ли, автор эпического мафиозно-магического фэнтези «Нефритовый город», и она говорит о важности художественных произведений, которые описывают миры столь же сложные, как и реальный, полные различных культур и полярных опытов внутри этих самых культур. И начинает она — неожиданно — с оды одному из малоизвестных персонажей «Звездного пути»...

Александр Роженко (сын Ворфа) был второстепенным персонажем в сериале «Звездный путь: Следующее поколение», но для меня он надолго остался самым неожиданно запоминающимся. Александр на три четверти клингонец, оба его родители клингонцы, но всю свою жизнь он прожил среди людей, и на Клингоне не бывал. Он называет себя человеческим именем. Ему нравится джаз и голографические фильмы о Диком Западе. Ворф постоянно невыносимо переживает, что его трудный сын «недостаточно клингонец». Впоследствии Алекса будут третировать и клингонцы: за его слишком человеческие качества и недостаток боевых навыков. Всю свою жизнь он пытается понять, какие части его клингонского наследия и человеческого воспитания на самом деле определяют его как личность.

Я сразу прониклась интересом к Александру, сыну Ворфа. Как рожденный в Канаде ребенок иммигрантов, которые никогда не жил в Азии, и даже не говорит на языке дедушек и бабушек (но который посмотрел достаточно «Звездного пути»), я понимала, что у нас с маленьким клингонским мальчиком есть кое-что общее. Мы оба — продукты восхитительно беспорядочной круговерти человеческой (и клингонской) истории. Потомки людей, которые оставили позади земли предков ради новых территорий и возможностей, дали начало новым популяциям и культурам, открывая и вбирая новое, создавая новые идентичности.

Одна из вещей, которые много лет привлекали меня в фантастике — это исследование тематики диаспор. Что происходит, когда человечество дотягивается до звезд и расселяется далеко за пределами своей родной планеты? Как эволюционирует культура эмигрантов? Как они взаимодействуют, ассимилируются и влияют на другие группы, с которыми вступают в контакт? Каким образом они сохраняют связь с наследием и традициями предков, параллельно создавая свое новое культурное самосознание? Колонизация планет и контакт с инопланетными видами — это весьма заманчивый контекст для исследования этих вопросов, чем и пользуются многие авторы, как например, Ким Стэнли Робертсон в «Красном Марсе», Октавия Батлер в цикле Xenogenesis, Джеймс Кори в «Пространстве» и Бекки Чамберс в своем «Долгом пути к маленькой сердитой планете». И это лишь несколько отличных примеров.

Я нашла в фэнтези совсем немного историй о диаспорах. В частности, эпическое фэнтези давным-давно тяготеет к сеттингам, аналогичным средневековой Европе, часто демонстрируя прямо противоположную концепцию: стабильная культурная однородность. Истории о праве рождения, чистоте аристократической крови, о людях, которые могут отследить своих предков на двадцать поколений назад — прямо к королям, которые правили этим самым клочком земли с начала времен. Магия здесь чаще всего древняя, неизменная и дарованная судьбой. Другие культуры же представлены эльфами, гномами и феями, фундаментально отличающимися от рода людского, часто благородными, но отчетливо иными и, естественно, непознаваемыми.

Когда мой фэнтезийный роман «Нефритовый город» вышел в 2017-м, некоторые читатели говорили, что по тону он близок к научной фантастике. Возможно, дело в том, что действие происходит в индустриальном поствоенном мире с почти современными технологиями вроде машин, телефонов и огнестрельного оружия. Возможно, в том, что с магическим нефритом на острове Кекон обращаются совсем не по-фэнтезийному, используя его как обыкновенный ресурс, который нужно добывать в шахтах, затем продавать; за который государство борется с черным рынком. Однако для меня одна из важнейших вещей в написании фэнтези о противоборствующих кланах и борьбе за власть (и эту вещь я заимствовала из научной фантастики) — идея, что культуры не остаются неизменными. Научный прогресс, миграция населения, политика, торговля, модернизация и глобализация оказывают мощное влияние на все аспекты развития общества. И магия — не исключение.

Следующая книга «Саги Зеленой Кости», «Нефритовая война», продолжает семейную сагу из первого романа, но все же это история о диаспоре.

Как и многие места в реальном мире, выдуманный остров Кекон бесповоротно изменился под влиянием контактов с иноземцами, колониализма, войн и глобальной торговли. Люди, добровольно или нет, эмигрировали с Кекона в другие страны, принеся с собой почтение к магическому нефриту, но и встретили людей, которые боятся, отрицают или жадно желают то, что им ново и чуждо. Кеконская диаспора существует как меньшинство, в краях, где их права ограничены и подчас ущемляются. Кеконцы забыты и даже презираемы земляками, оставшимися на родине. Они адаптируются; они строят новые сообщества, вырабатывают смешанные ценности и традиции, продумывают новые стратегии успеха. Когда-то единые кеконцы, теперь разбросанные по разным странах, отличаются и от тех, что остались на острове, и друг от друга. Я хотела написать историю, которая не только транслирует точки зрения главных героев, но и подвергает сомнению их предубеждения. Я создала культуру; мне хотелось расширить ее, опровергнуть идею монолитности культуры, которая главенствует в нашем мире и в книгах. Я исследую идею и демонстрирую, что, несмотря на уверения некоторых из моих самых убедительных главных героев, единого верного способа почитать и использовать магию предков не существует.

Как и многие зрители, я скорбела по Киллмонгеру в конце «Черной пантеры» так, как ни по одному другому кинозлодею последних лет. Киллмонгер был частью непривилегированной диаспоры Ваканды, и его культурный бэкгрануд сформировал соответствующим образом его взгляд на мир. И кто посмеет его за это винить? «Черная пантера» порвала множество шаблонов, и в том числе принеся в мир высокобюджетных блокбастеров историю конфликта внутри диаспоры. И как раз во время, когда вопросы миграции и гражданства крайне важны в политическом и культурном дискурсе. Фотографии задержанных мигрантов во всех новостях. Рожденным в Америке женщинам-членам Конгресса говорят «убираться туда, откуда приехали». Ученые мужи дискутируют о политике в отношении беженцев и сомнительной ценности иммиграции для современной Америки. Общества в процессе эволюции — это полный бардак. Подозреваю, магия этого бы не изменила.

Говорят, что хорошая художественная литература — зеркало общества. Она вытягивает на поверхность болячки нашего мира и связывает нас с глубинной правдой о человечестве. Если это и правда так, то я с нетерпением жду больше фэнтези, которое расширяет границы жанров, изображая народы и культуры во всех их великолепных, тайных и далеко идущих проявлениях.

Материал подготовлен редакцией издательства интеллектуальной фантастики fanzon.