Евдокия⁠⁠

У окна сидела старушка и ждала меня, или просто так совпало. Перед ней лежало пухлое "Дело" - старый фотоальбом, пестревший заметками на полях.

От старости её лицо стало совсем бледным и невыразительным. Бывшие когда-то полными и яркими губы поблекли и осунулись, щёки впали, глаза потускнели. Но следы былой красоты всё ещё можно было угадать под пеленой прожитых лет.

Казалось, её и вовсе не интересовало происходящее за окном, поскольку глаза были закрыты. И всё же Евдокия успела заметить мой большой красный "жигуль", остановившийся перед её подъездом. Это её очень взволновало. Знала она, что я собираю материал для книги. Понимала, что не все её дела будут преданы забвенью. "И покойному мужу было бы приятно..." - говорила она мне, ещё когда по телефону о встрече договаривались.

Когда я вошёл в квартиру, она пригласила меня пить чай. Я включил диктофон, и она начал рассказывать свою историю.

Детство у неё было трудным. Оно как раз пришлось на послевоенные годы. Помимо старшей Евдокии в семье росло ещё шестеро ребятишек. Жили бедно, даже нищенствовали порой, судя по словам старушки. Но она говорила о тех временах с улыбкой.

Вспоминала как мама ей из старого тюля шила фартук в школу, как она его берегла, собирая после уроков уголь возле железнодорожных путей. "По шпалам" - как выражалась она. Говорила, как ходила на кружок, и быстро бегала. Когда к ним в город приезжала какая-то комиссия, ей даже предлагали поехать учиться в Москву, но она отказалась.

Говорила и про молодость, как своего мужа встретила, как они поженились. Только на этом моменте она открыла старенький альбом. Детских фотографий у неё не было.

Я слушал и дивился. Со своим покойным супругом Леонидом они познакомились летом 1963 года, а осенью уже и обвенчались. Просто встретились, полюбили, и поженились. И не побоялись же. А на следующий год у них появился первенец Егорушка. Евдокия с гордостью показала фото пухленького годовалого мальчика.

Я внимательно посмотрел на полустёртое изображение. По нынешним временам у ребёнка признали бы ожирение, и доктора посоветовали бы диету. А Евдокия с улыбкой вспоминала, что работала на стройке, получала хорошо, поэтому покупала сыночку всегда всё самое вкусное. Очевидно, память о своём голодном детстве родило в ней мысль, что перекормленный ребёнок - это счастье. А может я ошибался. Кто ж знает.

Говорила Евдокия и про то, как от завода мужу квартиру дали, как потом они купили дачу и "Москвич", как сына в Москву отправили учиться, а он потом оттуда не вернулся. Так и остался жить в столице.

А потом настали 90е. Только на этом моменте старушка погрустнела. Жить стало труднее, но спасала своя дача. Не голодали. Сбережения все обесценились, но хоть выжили. "Тёмные то времена были, сынок, выживали как могли, брались за любую работу" - с тоской в глазах говорила она мне.

А в начале нулевых, когда жизнь, казалось бы, только наладилась, умер её муж. Так она и осталась одна. Единственными её развлечениями стали окно, и редкие звонки сына и внуков. Редко к ней родные приезжали.

На этом рассказ Евдокии закончился. Она тепло проводила меня, взяв обещание, что обязательно напишу по её истории книгу. Чтоб люди узнали как жилось в те времена. Я её ещё раз заверил, что книга будет. Ведь за этим к ней и ездил. Материал для книги собирал.

А на следующее утро я узнал, что она умерла. Просто легла спать, и не проснулась. Что стало с её "Делом" я е знаю, но, как и обещал, книгу, где собрал истории послевоенного времени, я написал, и выпустил.