Дуэль⁠⁠

"Если Бог не велит нам уже свидеться на здешнем свете, посылаю тебе моё прощение и мой последний совет умереть христианином. О жене и детях не беспокойся, я беру их на свои руки"

- Хочу я с тобой, милый мой Василий, перетереть одну важностьию. Знаешь про чего я спросить хочу?

- Да знаю, Николай Палыч, знаю. Галочка одна принесла, прочирикала.

- Галочка? - император в удивлении приподнял бровь, - а по Петрограду будто кони ржут.

- Так уж и кони? "О, молодежь, ей свойственно безсты..."

- Да какая-такая молодежь! - почти перейдя на визг крикнул император, - За-е-бал! Окончательно заебала уже всех обезьяна твоя кучерявая. Разослать сраный пасквиль на себя, демонстративно уйти в залупу, а затем окрыситься на свояка, на ближайшего своего, почти брата. На того, между прочим, кто о моей доброй воле и чрез Сицилию и чрез Голландию за твоего сверчка хлопочет. А! Каково! Бурбона потомственного на дуэли у меня под носом. И чай не клюквой в этот раз.

Николай замолчал, тяжело вздохнул, почесал щеку и не дождавшись ответа, задумчиво продолжил:

- И вот только с ним такая ебала. Куда его теперь, к дружку его Баранову? Чтоб ты мне снова свои "Во мне почтил он вдохновенье, освободил он мысль мою" писал, а он в ответ про Татарию баек написывал? Каменьшик удов.

- Стыдно-стыдно-стыдно, Коленька, слов нет. Не поверишь как стыдно. Но ведь кровиночка он мне. Родненький. На батюшку моего покойного - вылитый. Не могу я его осуждать. Знаю что убогенькай, и не могу.

- Ну, ты не можешь, тебе и не надо. А порешать все одно, придется. Ты знаешь ведь, я не для себя. Я на пасквили эти, интрижки собачьи его сквозь пальцы. А Натали, свет очей моих, седеть начала. Лекарь, собака, ей присинильным психозом грозится. Люди страдают, нехорошо так с людьми. Завершим его дуэли боевым ранением, пенсию ему начислим, не обидим никого. А там глядишь, и письмом наконец займется. Не все Вильгельму рабом пиитовым служить, правда? Да и слаб стал Вильгельм, ленив. Ну да мы не об этом.

Василий Львович засопел носом. Поднял к лицу неожиданно задрожавшей рукой пришитый на манер аксельбанта носовой платок. Смачно высморкался. Затем сипло спросил:

- И кто? Жорж?

- Не-е, Жорж не станет. Его Катька со свету сживет. Есть у меня один флигель-адъютант Петенька. Бравый, дело знает, чай не в первой. Ну не дуйся, любезный мой Василий. Хочешь тебе экспромтик подарю? Слушай:

"Уж не один дурной юнец,

досрочно не приняв конец,

умерил все ж горячий пыл

когда Ланской коварной пулей

в нем тягу к пакостям хладил.

Знай отрок вставший на дуэли

в кустах охотник, вы же - цели".

А? Император-батюшка могет? Не дуйся, надо порешать.

- Надо.