Другая сторона спортивной победы 5⁠⁠

Пост в Лигу психотерапии.

Загайнов Р.М. Ради чего? Записки спортивного психолога. — М.: Совершенно секретно, 2005. — 256 с.

...В машине он спросил:

— Татьяна довольна?

— Да, очень.

— Что-нибудь сказала?

— Сказала: лучшая тренировка!

...Он снова подъехал ко мне, и я сказал:

— Одна просьба, все оставшиеся тренировки должны быть проведены в состоянии абсолют

ной концентрации.

— Не отвлекаться на блондинку?

— Взглядом встретиться можно.

Наверное, лет двадцать назад я бы ответил спортсмену иначе. Но работая (это было три года) в баскетбольной команде тбилисского «Динамо» услышал однажды в процессе доверительной беседы от одного из ведущих игроков:

— В разминке изучаю зал, выбираю интересное женское лицо, даже стараюсь встретиться с

ней взглядом, и посвящаю ей матч.

Насколько же одинок спортсмен, когда выходит на поле битвы! Как мне его жалко и как я восхищаюсь им, когда вижу на баскетбольной площадке, на ринге или на льду великого бойца, нашедшего силы для своего очередного подвига!

(посвятить кому-то матч это m+ конечно же, ключевая идея "быть вместе")

И вот эта светловолосая девочка, с которой я «разрешил» Лёше встретиться взглядом, помогает нам тем, что приходит на все Лёшины тренировки и выполняет «функцию зрителя». Встречаясь с ней взглядом, Лёша получает некий импульс, который согревает и оживляет его. Спасибо ей за это! Но она будет тут же забыта, стоит нам сесть в машину и уехать в аэропорт, покидая Калгари навсегда. Полжизни все мы живём в своих фантазиях, в своём воображении.

...И снова Лёша прекрасно катается. Он буквально «звенит» — этот «звон» я всегда чувствую в спортсмене, когда он входит в идеальную форму. Но Татьяна Анатольевна тут же опускает меня «на землю».

— Вот когда он звенит, тогда и начинает срывать прыжки, — говорит она мне.

Но я не отвечаю ей, а издали, как ни в чём ни бывало, улыбаюсь Лёше. Но он всё чувствует и по пути в раздевалку спрашивает меня: «Чем она недовольна?»

— Лёша, ты должен быть к этому готов. Это имеет место всегда и называется «психоз тренера». Тренер начинает гореть, и твоя задача не заразиться. Поверь, от этого во многом будет всё зависеть.

«Осталось пять дней. Как долго!» — первое, о чём подумал я, ещё не открыв глаз. Снова, уже не в первый и не во второй раз, прокручивает моя память кадры тех Лёшиных тренировок, в конце той недели, когда он преодолевал своё сверхутомление, будто выключив из своего организма инстинкт самосохранения. Обычно, когда я вижу такое, два чувства соседствуют в моей душе — восхищение спортсменом и страх за него, за его здоровье, за его судьбу.

Но человек сознательно идёт на это, абсолютно веря в то, что насилие над собой необходимо. Почему? Я ищу разгадку этой тайны. Для простых смертных, не способных на такое преодоление, это бесспорно тайна. И, кажется, приходит верный ответ: такая суперработа, такое самоистязание создают запас прочности, без чего нельзя выходить на такой полигон, как Олимпийские игры, нельзя выдержать стресс Олимпиады. Без запаса прочности сил на борьбу с соперниками может просто не хватить.

Снова думаю о Лёше, о специфике работы со спортсменом экстра-класса. Много нового открыл я для себя, изучая спортсмена такого уровня в работе и в быту. Сегодня я, в частности, убеждён, что в основе деятельности системы тренер-спортсмен заложена не дружба и взаимная преданность, не союз двух творческих личностей и даже не объединение двух деловых людей, а совсем иное. Определяю я это одним словом — противостояние.

Противостояние двух личностей, иногда — сверхличностей, умеющих в этом противостоянии находить всё то, что обеспечит будущую победу!

Дело в том, что у спортсмена такого уровня всегда высочайшие требования ко всем, кому он доверил сегодня себя как личность, по сути дела — всю свою жизнь, полную кризисов и тревог. И ты, не важно кто — тренер, психолог или член группы психологической поддержки, должен и, более того, обязан этим особым требованиям каждодневно и ежечасно соответствовать! И держать, я хорошо это ощутил именно в предолимпийские дни, повторяю — каждодневно и ежечасно, экзамен перед этим человеком! Он хочет видеть тебя в эти сверхважные дни его жизни полностью отданным ему, преданным мечте о будущей победе, готовым ради него на всё, на любое сверхусилие! Если ты выдержал в очередной раз свой экзамен, то он всегда даст тебе почувствовать это: благодарным взглядом, тёплым словом, неожиданным сердечным признанием и даже исповедью.

И сейчас, на тридцать третьем году своей профессиональной деятельности в большом спорте я признаю: они правы! Слишком многое они ставят на кон, слишком серьёзным делом они заняты в своей жизни, и нам не дано не только пережить то, что переживают они, но даже не дано адекватно представить, как ему там одному на льду выполнять этот страшный прыжок в четыре оборота, который, я не сомневаюсь в этом, постепенно разрушает мозг человека. И что будет лет через десять — пятнадцать со здоровьем этих замечательных ребят — Лёши Ягудина и Жени Плющенко, — не знает никто. Не случайно бытует в среде фигуристов выражение: «если гостиница гудит, значит, одиночники закончили». Не случайно, это я слышал от многих, все одиночники или алкоголики, или голубые. Означает это одно: и сама деятельность (само фигурное катание с прыжками, выполняемыми практически на каждой тренировке), и сами фигуристы есть категория «особая», и нам — простым смертным — её не понять. Мы не знаем, и наука не знает, что происходит с мозгом человека, часами скользящего по льду. Кстати, тренеры считают, что доказательством исключительности (чужеродности) льда как среды обитания человека является то, что для воспитания выносливости именно фигуриста работа на земле и в воде оказалась бесполезной.

— Всё пробовали, — говорила Елена Анатольевна Чайковская в разговоре на эту тему, — и плавание, и бег, и — никакого результата. Только на льду можно этого добиться.

Я вспомнил, как в первый же день моего пребывания в Америке Лёша после тренировки спросил меня: «Можете разгрузить мне голову?» Помню, я удивился тогда: почему — голову, а не ноги? Даже мне, прожившему в спорте жизнь, это было внове. Позднее я не раз слышал от Лёши: «Устаёт голова, а не ноги». И вероятно, эта усталость приводит к спиртному как к целителю и верному помощнику. А мы, помощники спортсмена, пока не научились конкурировать с этим соперником, не умеем сделать с мозгом то, что умеет он. На сегодня «непобедимый чемпион».

И я решил сейчас, перед Олимпиадой не тратить ни время, ни силы на перевоспитание Лёши в этом вопросе.

— Вы что, разрешили ему бокал красного вина? — не так давно сердито спросила Татьяна

Анатольевна.

— Да, — кивнул я. И только. Было это на январском чемпионате Европы. Почувствовав, что

в гостинице что-то затевается, я попросил Лёшу: «У меня одна просьба: ограничься красным вином!» Потом Лёша скажет мне:

— Понимаете, в том-то и дело, что надо напиться до конца, до опьянения, когда падаешь в

постель и вертолёты перед глазами летают. У Вас что, никогда не было вертолётов перед глазами, ни разу? — искренне удивился он.

— Извини, — ответил я ему, — не было.

Пора признать: спорт высших достижений превратился сегодня в испытательный полигон по выживаемости человека. И наши герои, вроде такие же люди, как мы, постоянно рискуют своим здоровьем и более того — жизнью. Признаюсь, становится всё труднее сдерживать слёзы, когда в очередной раз сообщают о гибели пусть совсем незнакомого мне спортсмена.

Я из поколения, где воспитывали идолопоклонничество, и это, быть может, сыграло решающую роль как в моём личностном развитии, так и в выборе мною жизненного пути. Всегда было во мне восторженно-трепетное отношение к ним — героям спорта, желание походить на них, знать о них как можно больше и даже (это было в тех детских мечтах) подружиться с ними, стать им полезным, а в идеале — необходимым. Личность великого спортсмена притягивала и притягивает меня и сегодня как магнит огромной силы.

Максим Опалев — герой моей сегодняшней профессиональной жизни, одиннадцатикратный чемпион мира, как трагедию переживший серебряную медаль Олимпиады в Сиднее. Мою симпатию он вызвал сразу, когда непрофессиональной журналистке ответил: «С какой победой? Вы что, смеётесь?»

Наши номера по соседству, и по несколько раз в день он заходит ко мне, просит сделать ещё один сеанс, или садится в кресло и берёт что-нибудь почитать, или задаёт свой очередной вопрос. Чаще всего он говорит о двадцать восьмом августа. Это — финал в Афинах. Его ждёт встреча с двухкратным олимпийским чемпионом немцем Дитмаром, кому он проигрывает в последние годы.

— Рудольф Максимович, для меня сейчас главное в жизни двадцать восьмое августа.

— Задание понял, — спокойно отвечаю я, — двадцать восьмого августа ты будешь в

полном порядке.

— А вдруг я не засну ночью?

— Заснёшь, я обещаю! Буду всю ночь рядом с тобой. Буду контролировать твой сон.

— А спать не будете?

— Ради дела, ради тебя не буду. Не впервой! Не только для тебя, для всех проблема

заснуть в последнюю ночь. Но, скорее всего, посплю на полу, рядом с твоею кроватью. Мне не привыкать. Но то, что ты будешь спать, можешь не сомневаться.

...На другой день тема та же — о двадцать восьмом.

— Вот Вы сегодня высоко оценили мой контрольный заезд. Но вчера я был спокоен и ночью полноценно спал. А если бы вчера было двадцать седьмое августа?

— И двадцать седьмого у нас всё пройдёт гладко. Распишем день по часам, будем всё

время вместе и проведём день идеально.

...И в последующие дни в каждой беседе он заговаривал о «двадцать восьмом». И даже я стал опасаться и Дитмара, и встречи с ним на предстоящем чемпионате Европы, и этого дня — двадцать восьмого августа.

Я оглянулся в своё прошлое, на этот раз за помощью, и вновь увидел Владимира Спиридоновича Майсурадзе — тренера грузинских борцов и услышал его слова: «Бросай смелее, я отвечаю!» В ближайшей беседе о «двадцать восьмом» Максим услышал от меня:

— Двадцать восьмое августа я беру на себя. Ты же знаешь, этих двадцать восьмых чисел

было в моей жизни столько!.. И мои спортсмены всегда побеждали!

Вечером этого же дня я услышал, как Максим кричал кому-то по телефону: «Рудольф Максимович сказал, что берёт всё на себя!» И облегчённо смеялся!

И больше пока (а сегодня шестое июня) к «теме № 28» (так я её называю сейчас) он ни разу не возвращался. А совсем недавно на чемпионате Европы Максим разгромил Дитмара на двух дистанциях.

И теперь, а в этом и специфика практической психологии, я как психолог могу конкретно ничего больше не делать.

А должен одно: быть во всех последующих очных и заочных (по телефону) встречах и беседах тем же — уверенным в спортсмене, внешне спокойным и беззаботным, всё взявшим до двадцать восьмого августа включительно на себя и ожидающим этого страшного для спортсмена дня с радостью и нетерпением. Я давно сформулировал положение: ничто так не объединяет психолога и спортсмена, как мечта о победе!

Лишь иногда, совсем редко Максим повторяет:

— Рудольф Максимович, но двадцать восьмого числа Вы должны быть со мной!

После ужина всегда с Максимом гуляем, и тему для разговора находим легко.

— Не пойму лыжников, — говорю я, — готов понять штангистов, там есть магия победы над железом! Ты согласен? Хрупкий человек, состоящий из мышц и костей, суставов и

связок, поднимает железо, иногда превосходящее личный вес штангиста в два-три раза!

Но в чём находят кайф лыжники — не пойму. Сплошное страдание! Один мазохизм.

— Как и велосипед, — говорит Максим.

— Нет, — возражаю я, — с велосипедистами я работал, и они мне многое объяснили. В велосипеде есть магия скорости. И есть магия в боксе, магия смертельного боя один

на один на ограниченном канатами пространстве.

Оба задумались и идём в молчании. А магия гребли, в чём она? — думаю я. Никогда не задумывался об этом, и соревнования по гребле практически не смотрел. Не мой мир — говорил я себе и переключал программу телевизора. И вот жизнь привела меня в этот мир, и один из его представителей сегодня стал одним из самых близких мне людей. Я спрашиваю его:

— Максим, а вот твоя гребля? В чём её магия? В чём прелесть, которую ты чувствуешь как никто другой?

Он остановился, смотрел вперёд, вдаль, и улыбка вдруг украсила его лицо. Жестикулируя и тщательно подбирая слова, Максим заговорил. Но смотрел не на меня, а туда же, в ту же даль.

— Атака веслом с последующим полным слиянием с каноэ, водой и природой!

— Как ты сказал! — восхищённо прервал я его. — Атака веслом! Прекрасно!

А он вновь заговорил. Глаза горели, улыбался.

— Да, стоишь на колене, а вода внизу, под тобой, чистейшая как зеркало! Стоишь

над ней, и ты атакуешь!

— Атака веслом! Это ты придумал?

— Да! — смутился он.

— Гениально! — восхитился я.

...Вернувшись поздно вечером к себе в номер, я ещё долго не ложился. Вспоминал наш разговор и записал каждое слово Максима в свою записную книжку.

Может быть, человек и идёт на всё это ради только одного — выдержать, преодолеть, победить, улыбнуться самому себе и ещё более высоко оценить себя — человека!

Познать и понять магию незнакомого дела и чужого мира — одна из обязательных профессиональных задач психолога.

«Чем ты "отравлен"?» — давно включил я этот вопрос в число тех, которые задаю спортсмену при знакомстве с ним. Каким явлением жизни, музыкой, охотой к перемене мест, женщиной или мужчиной, стремлением к победе и славе?

А чем он — наш ребёнок — будет «отравлен» в своей будущей деятельности, в главном деле своей жизни: карьерой, материальными стимулами или самим творческим процессом? В чём его предназначение, в чём он талантливее других, в чём преуспеет, победит?

Не в этом ли главная задача нас — родителей и воспитателей всех мастей в диапазоне от детского сада до аспирантуры? Не в этом ли наша святая ответственность, наш долг? Не за это ли с нас потом обязательно спросится на главном Суде — кого мы оставили после и вместо себя?

Но и сегодня Лёша такой же, ушедший в- себя, не реагирующий на сигналы из внешнего мира. Эта картина знакома мне, и я, в отличие от Татьяны Анатольевны, не паникую. А она терзает и терзает меня вопросами.

— Что с ним? — спрашивает она.

— Просыпался этой ночью двенадцать раз. Но это нормально.

— Нормально?

— Нормально.

— Вы на меня не обижайтесь. Скажите: «Таня, надо так!» И я буду так! — Но наш Лёша всё чаще посматривает на нас, и я говорю:

— Лучше вернитесь на своё место, а то он думает, что мы выясняем отношения.

— Хорошо, я пойду. Я Вас люблю.

— Я Вас тоже.

...Ужинаем за одним столом с прыгунами с трамплина. И вновь я узнаю много нового:

— У нас кто не пьёт, тот не прыгает, — говорит олимпийский чемпион в этом виде спорта.

Татьяна Анатольевна отвечает ему: «Значит, не зря в шести видах спорта введён допинг-контроль на водку».

— А какие это виды? — спрашиваю я.

— Те, где присутствует страх, — отвечает мне олимпийский чемпион.

— ...Всё-таки что с ним? — первое, что спрашивает Татьяна Анатольевна, когда мы остались

одни.

—Думаю, что за сорок восемь пустых часов он всё обдумал, передумал, а этим выходные и опасны. И понял, что пошли самые страшные в его жизни дни — ожидание старта. И ещё он оценил всё сделанное за это время — весь свой адский труд, и все свои болячки, и голод, и суммарное утомление, и одиночество — и испугался... не выиграть Игры, а ведь он всё сделал для победы!

Это тот случай, когда человек на пределе! И сейчас у него одна задача, даже сверхзадачa - выдержать оставшиеся дни без потерь, то есть не заболеть, не переработать и в то же время не недоработать. И ещё — где взять эмоции, ведь в вашем виде они необходимы.

Поэтому он и ушёл в себя, перестал улыбаться и реагировать на шутки, бережёт «последнее». И даже «спасибо» после сеансов перестал говорить, чего раньше никогда не было. Но я не обижаюсь. Сейчас, дорогая Татьяна Анатольевна, нам надо забыть о себе. И не говорить ни одного лишнего слова!

Наш главный тренер тоже уходит в себя, рассматривает свои ладони, потом подводит итог услышанному, и тон её самый решительный:

— Да, пора заткнуться!

(продолжение в следующем посте)