Дитя⁠⁠

"Боже мой, что он опять натворил?! Только бы не покалечился! Это невозможно, не ребёнок, а наказание... Так, успокойтесь, мамаша, и возьмите себя в руки: это ваш ребёнок, ваша семья, и жить с этим не кому-нибудь ещё, а вам! Вдох... Вдох... Всё хорошо, он просто играет. Эти звуки – это нормально для ребёнка с его диагнозом, подумаешь, разбил стекло, лишь бы не поранился. Три, два, раз – открывай дверь. Блядь! Пиздец! Выплюнь немедленно, отдай мне это! Сука, сука, сука, не-ет!"

За резко распахнутой в гостиную дверью стоял Илюша, держа в руках тяжёлую для его тонких рук статуэтку и пережёвывая красно-коричневое месиво. Осколки аквариума россыпью украшали ковролин, а морская свинка, жившая в нём... Не было больше свинки. Острые молочные зубки перемалывали коричневую шкурку, выдавливая наружу красный сок и серо-голубой ливер.

– Илюшенька, родной, выплюни, НЕ ЕШЬ ЭТО! ВЫПЛЮНИ, Я СКАЗАЛА, ВЫРОДОК!

"Господи, что я говорю?! Что он делает?!"

– Илюша, перестань, отдай каку! Это фу, это нельзя есть!

Лена схватила сына, запрокидывая ему голову и силком разжимая челюсти. Она запустила пальцы в окровавленный рот ребёнка, вынимая отвратительную кашу, ещё недавно бывшую домашним питомцем. Питомцем, купленным по совету детского психолога, чтобы помочь сыну в процессе реабилитации, научить его тому, что такое забота о слабом зависимом существе, эмпатия и чувство сострадания. После тяжелейшего менингита, перенесённого малышом, врачи сказали, что он чудом выжил, но психика пострадала, особенно эмоциональная сфера, когнитивные функции нарушены и могут не восстановиться.

"Пиздец, Лидия Генриховна, пригодились ваши советы. Подскажите, кого дальше лучше покупать? Кормовых мышей или суточных цыплят? Главное, чтобы понос не прохватил и шерсть в желудке не скопилась! Что делать, я не знаю... Святой боже, хули ты ничего не делаешь?!"

– Алло, Серёжа, я не могу... Тут такое... Ты представляешь, он разбил аквариум и сожрал свинку! Зубами, блядь, съел, положив в рот! Нет, я вытащила, не проглотил. Ничего не помогает, ни таблетки, ни сеансы, ничего! Да, ты вечно занят на работе, а я тут сижу вся такая свободная с нашим, НАШИМ, на минуточку, ребёнком, и не знаю, то ли он соседской кошке хвост отпилит, то ли морскую свинку сожрёт! Я так больше не могу, ты меня слышишь?! Слышишь, я говорю?! Я поеду с ним в деревню, к этой бабке ненормальной. Или она его вылечит, или я не знаю, что сделаю!

Лена бросила телефон на пол и повернулась к сыну, намереваясь отнести его в ванную и умыть, как вдруг не поверила своим ушам. Её сын, Илья Сергеевич, не способный в свои четыре года произнести даже пару осмысленных слогов, вдруг шепеляво запел:

– Баю-баюшки-баю,

Всю родню твою убью

И развешу их кишки

От двери до форточки!

Это было чересчур даже для такого сраного дня. Лена почувствовала, как колени подогнулись сами собой, будто из них вынули фиксирующие винты, и по ногам заструилась горячая жидкость. На руках она доползла до ванной и прямо в домашней одежде втиснулась в душевую кабину. Долгое чередование горячих и холодных струй помогло ей хотя бы на сколько-то прийти в форму. Скинув мокрые вещи, она прошла в спальню и начала вытаскивать одежду из шкафа. Так, три смены белья и переодеться сейчас, тёплый свитер, полотенце, детские шмотки... Футболочку с придурочными ухмыляющимися бурундуками-спасателями она откинула, словно обжегшись, слишком живо перед глазами стояла картина с подёргивающимися лапками морской свинки, торчавшими изо рта сына. Нет уж, хватит им грызунов на сегодня. Деньги, паспорт, зарядка для телефона... Набив дорожную сумку, она набрала номер из телефонной книжки.

– Привет, ба! Мы к тебе хотим приехать – я и Илюшка. Нет, без Сергея, он в городе остаётся из-за работы. Ну не знаю, на недельку, наверное. Помнишь, ты мне про соседку свою рассказывала, Григорьиху? Я ей хочу Илюшку показать, а то не говорит совсем, а городские врачи не помогают. Ты же говорила, что она отшёптывать умеет, вдруг получится. Вот и замечательно, целую, скоро увидимся!

Такси и пригородный автобус быстро увезли Лену с Ильёй прочь от городской квартиры, где творилось непотребное. Вопреки ожиданиям, Илья на редкость хорошо перенёс дорогу, глазея по сторонам и пуская слюни. Несколько раз он приходил в состояние беспокойства, вскрикивая и лягаясь. Елена пыталась дать ему жевательное кольцо, но он продолжал негодующе хныкать и пинать её в колено. Только пальцы матери, помещённые в рот дитяти, смогли его успокоить. Он пребольно жевал их, прокусывая кожу и сглатывая розовую слюну, но хотя бы не беспокоил окружающих. Елена смирилась с этой болью, такой незначительной на фоне боли, сидевшей внутри.

Марьино, деревня в четыре улицы, где Лена последний раз гостила в двенадцать лет. Всё то же самое, что и было пятнадцать лет назад, только какое-то мелкое и скукожившееся. Сухая грунтовка от указателя, где останавливался автобус, до пятого дома с краю. Бабуля Лены уже дежурила на скамейке у ворот.

– Леночка, внученька, золотце! Да как же я рада, что вы ко мне приехали! Пойдём шибче в дом, вечерять будемо! Я твоих пирожков со щавлем напекла, как ты любишь. А это кто, Ильюшенька с городу приехал? Пойдём к баушке, уж я тя угощу!

– Старая сука, глаза бы тебе вынуть, чтобы не смотрела на меня! – шипение, раздавшееся от правнука, повергло в ужас и Лену, и её бабушку.

– Ленка, да что ж это?!

– Вот, бабуль, потому я и приехала. Не говорит, не говорит, а как заговорит, так хоть плачь! А было и ещё хуже... – придерживая сына, Лена вкратце пересказала события последних дней, умолчав о самом неприятном.

– Да, внуча, вот так поворот... Ну да ладно, раз приехала, иди вечерять, а опосля к Григорьихе ступай! Я тебе кочета дам, ей передашь.

– Ба, да зачем ей твой кочет нужен?

– Дура, то не ей, а с кем она гутарить будет. Я сказала, а ты возьми и отдай. Ну всё, ступай в избу.

Из-за пережитого в течение дня ни душистый чай на травах, ни зажаристые румяные пирожки не лезли Лене в горло. Разговор за столом тоже не клеился, бабушка и внучка то и дело кидали тревожные взгляды на мальчика, сидевшего в углу и наматывавшего паутину на пальцы.

– Баю-баюшки-баю,

Всю родню твою убью

И развешу их кишки

От двери до форточки!

Заунывное пение, раздавшееся из угла, заставило Елену вздрогнуть, напомнив недавние события, а её бабушка, перекрестившись на икону, выскочила из дома и, по-старчески семеня и согнувшись, поспешила к курятнику.

– Вот, на, да иди к Григорьихе! И скажи, мол, Анна Григорьевна, вот баушка моя днём с вами говорила, дак помогите! Третий дом от перекрёстка налево, ну всё, ступай!

С этими словами старуха подтолкнула Лену к порогу, вручила ей белого петуха, замотанного в косынку, и с опаской глянула на правнука, которого Лена подняла с лавки.

– Господи Исусе, святая матерь божья, спаси да сохрани от всякого зла!

Напутствуемая бабкиным шёпотом, Лена шагнула за порог. Деревня уже погрузилась в сон, ни в одном окне не горел ночник, да и непонятно: то ли жили в тех домах, то ли приезжали из города наследники давно почивших хозяев на выходные. А вот и тот дом, в котором жила Анна Григорьевна. Лена, сколько себя помнила в детстве, побаивалась этой грузной старухи с низким голосом и заметными усами. Но один раз, когда в детстве Лена, гостившая у бабушки, прыгала с крыши сарая на стог сена и, нечаянно поскользнувшись, проткнула ногу так, что кровь хлестала дугой, то именно жутковатая соседка прибежала на детский крик, приложила пучок травы к ране и, пошептав, остановила кровь, да так, что и шрама не осталось. Так что у Лены были все основания верить, что Анне Григорьевне подвластно больше, чем обычным смертным. Калитка была открыта, но вдруг с каждым шагом Илья стал всё сильнее упираться и сначала глухо ворчал, а перед крыльцом ворчание перешло в режущий уши визг. Всех сил Лены не хватало на то, чтобы сдвинуть тщедушного ребёнка хоть на сантиметр. Он тянул её прочь из двора с нечеловеческой силой, так что она уже упиралась ногами в землю и чуть не плакала от боли в выворачиваемом плече. Проклятый петух в другой руке тоже начал трепыхаться и клевать Лену. Тут дверь распахнулась, и на крыльцо вышла сама хозяйка дома.

– Будя тут блажить, ну-ка мне! Иди, куда велено!

От грозного окрика все трое замерли: Илья будто обмяк и перестал рваться на волю, паршивая птица вжала голову, а Елена выдохнула с облегчением. Два шага, и все оказались внутри жарко натопленной избы. Если там и было электричество, то в этот вечер хозяйка его не включала: только несколько свечей по углам и алые отблески углей из приоткрытой печной топки скудно освещали помещение. Внимание Елены привлёк стол, стоявший посреди избы, абсолютно пустой, не считая портновских ножниц, воткнутых в столешницу.

– Стало быть, ты Марьина внучка. Да, подросла, да невесть что нажила.

– Анна Григорьевна, у меня что-то страшное с сыном творится! Вот...

– Молчи, знаю, мне днём Марья обсказала, что сын твой порченый удался. Дай сюда, что велено!

Елена замешкалась, но вспомнила о бабкином петухе и протянула его ведьме. Та приняла птицу в правую руку, а левой ловко ухватила ножницы и одним взмахом состригла прядь волос с головы мальчика. Кинув ножницы на стол и зажав волосы мизинцем и безымянным, щепотью она выдрала из птичьего крыла два пера и протянула руку к свече. Втягивая ноздрями вонючий дым от шипящих перьев и волос, старуха нараспев затянула не то молитву, не то заклинание:

– На море остров, на ярý камень, на том камне имя Христово писано. Именем сим глаголю, кто здесь есть, яви себя! Аминь, ни́ма, аминь!

– Сука, тварь, заткнись! Пизда старая, не выйду, не скажу тебе ни имя, ничего! Это моё тело, я в нём уже давно живу! Убью, печень вырву!!!

От нечеловеческого крика тело мальчишки выгнулось дугой. Он почти касался головой половиц, запрокинувшись за спину, но невероятным образом обе ступни стояли ровно на полу. Несмотря на жару, Лена явственно ощутила, как её пробирает мороз, заставляя покрыться гусиной кожей.

– Иди, девка, из избы, нельзя тебе тут быть! Бес будет искать, на кого перекинуться, марш во двор! – с этими словами хозяйка избы ударила Лену в спину, толкая её за дверь. На ватных ногах обессилевшая Елена сошла с крыльца. Силы были не то, что на пределе, предел был давно пройден. Этот бесконечно кошмарный день выпил её до капли, оставив только пустую посуду, да и та грозила рассыпаться на осколки. Приткнувшись к поленнице, Лена села прямо на холодную землю. Этого хватило, чтобы ускользнуть из окружившего её ужаса в блаженное ничто.

Пробуждение наступило так же внезапно. Вскочив, как от удара, Лена обернулась в сторону ведьминого дома. Свечи там не горели, ничего не было видно и слышно. Дом словно спал, как и остальные в этой богом забытой дыре. Осторожно ступая, словно боясь что-то спугнуть, Лена прокралась на крыльцо и потянула дверь на себя. Ни звука, ни огонька.

– Сынок! Анна Григорьевна! Где вы? Вы здесь?!

Проклятье, через занавешенные окна даже лунного света не просачивалось ни капли. Только духота и странный запах, не горелый, а как будто кисло-металлический, заполнял дом. Вспомнив о телефоне, лежавшем в кармане спортивок, Лена достала его и включила фонарик. Слава богу, остатки заряда ещё были. Проведя лучом по хате, Лена увидела хозяйку. Та спала на полу.

– Анна Григорьевна! Анна Григорьевна, а где Илюша?! – Лена подошла и затормошила хозяйку за плечо. С усилием перевернув лежащую на боку тушу, Лена не сразу поняла, что с ней не так. С Анной Григорьевной много что было не так, начиная от головы белого петуха, втиснутой ей меж челюстей, и заканчивая ножницами, вбитыми в глазницу. Лена отшатнулась, выронив телефон. Луч света от фонарика выхватил из темноты лужу, вытекшую из раны, и кровавые следы детских кроссовок, идущие от убитой к выходу.

– Боже, боже!!! Нет, нет, это не со мной! – крики несчастной сменились рыданиями, её трясло так, что телефон она подобрала с третьей попытки. Ещё раз посветив в лицо мёртвой старухи, она убедилась – да, та мертва, окончательно и бесповоротно. Непонятно зачем, повинуясь какому-то импульсу, женщина вытащила ножницы из глазницы, обтёрла их об балахон убитой и пошла по следам.

"Звонить? Кому? Ноль два, ноль три? Алло, у нас убийство, четырёхлетка вбил ножницы в череп старухе, пришлите наряд милиции и скорую помощь!" Истерически хихикнув над дурацкой мыслью, Елена вышла из дома, туда, куда вели следы. Сойдя с крыльца, отпечатки терялись, но идти кроме как к бабе Маше в этой деревне было некуда.

На заплетающихся от нервного истощения ногах Елена подошла к бабушкиному дому. Дверь была не заперта, но свет не горел. Щёлкнув выключателем, Елена не поняла, что за верёвки тянулись от дверного косяка в спальню. Неровные бугорчатые вожжи дико смердели и блестели от света лампочки. Странно, ведь баба Маша такая аккуратистка, зачем ей это в избе? В комнате слышалась возня, будто кто-то таскал стул по полу. Елена шагнула в комнату.

– Мама, мамулечка! Ты наконец пришла! А нам было скучно, и мы с бабушкой поиграли! – нарочито дурацким голоском протянул её сын.

Часть верёвок была развешана вдоль стен старушечьей спальни, перекинута через шкаф и закинута в форточку между рамами. Ещё одну верёвку перемазанный бурым мальчик вытягивал из лежащей на полу бабы Марьи, помогая себе кухонным ножом.

– Баю-баюшки-баю,

Всю родню...

– Илюша, сынок, я тоже хочу с тобой играть. Я тебе игрушку принесла, – подчёркнуто весело произнесла Елена.

– Да? Новую?! Сейчас будем играть, а потом поедем домой! У бабули скучно!

Отродье оставило нож в теле жертвы и подошло к Елене.

– Сынок, прости! Прости!!! – с диким криком Лена выхватила ножницы из-за пояса и воткнула их в шею существа, бывшего когда-то её сыном.

– Ах ты блядь! Ты не играть пришла, а Илюшу обижать! – проревел бес, силясь вытащить заговорённую железяку из шеи. Лена ударила по ножницам ещё раз, загоняя их глубже за ключицу. Существо орало, разбрызгивая кровавую пену, щипало и колотило Елену, пытаясь пустить в ход зубы, но Лена налегала всем весом на ножницы, проворачивая их в ране.

– Будь ты проклята! Будь ты во веки проклята!!! – крик, полный ненависти, сменился бульканьем, и тело одержимого, наконец, рухнуло на пол.

– По-моему, сынок, я и так проклята... – пробормотала Елена, задирая футболку на худеньком тельце. Приставив ведьмины ножницы туда, где, по её расчётам должно было быть сердце, она всем весом налегла на рукоятки. Ножницы противно скрипнули по кости и с чавкающим звуком вошли на всю длину. Тело дёрнулось ещё раз, но это были судороги уже неживой плоти.

"Что теперь? Как мне вернуться в город, к Серёже? Что дальше, суд, психушка? А, да какая уже разница!" Укрыв тела стёганым одеялком, Елена пошла на кухню ждать рассвета.

– Смотрите, коллега, вот тот самый нашумевший случай, наша, позвольте так выразиться, жемчужина! Молодая женщина, назовём её Е., типичный случай с нетипичными, так сказать, последствиями. Острый психоз на почве смерти сына от менингита. Потом поздняя манифестация шизофрении с позитивными симптомами: галлюцинации, религиозный бред, навязчивая идея, будто её сын на самом деле жив. Из родни у пациентки были только муж и бабка в глухой деревне. Лечение начато поздно, консультации и медикаментозная терапия нерегулярные. Этому способствовала профессия мужа: он программист, перевёлся на удалённую работу, чтобы быть дома и следить за женой. Даже заказал ей где-то на Озоне огромного пупса, чтобы успокоить её нервы. Похоже, это окончательно пошатнуло её рассудок: вот сын, она его купает, одевает, баюкает, но умом-то она понимала, что он неживой. А потом приступы зооагрессии, покалечила кота соседей, убила своих питомцев. Это по материалам последнего амбулаторного приёма. Лечащий врач рекомендовал немедленно забрать у больной куклу и поместить в стационар, муж уговорил отпустить домой собраться, а наутро обещал привезти. Вот она его во сне и задушила, потом рванула из дома. Соседи вызвали полицию на запах тухлятины, дальше вы всё читали в выписке с копии уголовного дела. Нашли её в деревне у бабки, где поздней осенью кроме неё и соседки и не жил никто. Там, конечно, была жуть, Фредди Крюгер отдыхает. Соседке вбила ножницы в глаз, бабушку родную выпотрошила, задекорировала внутренностями дом и сидела на кухне возле изрезанного пупса. Там её и взяли. А что две немощные старухи могли сделать молодой спортивной женщине в состоянии острейшего психоза? Ещё до суда было ясно, что ей светит принудительное лечение. Санитары к ней по трое заходят, больная абсолютно неконтактная, только всё время песенку поёт про убийство и кишки. В общем, вот вам материалы из следствия, вот история болезни уже от нашего госпиталя. Докторскую на таком материале сделать недолго, умеючи. Только одна просьба: не обессудьте, в парочке статей меня соавтором укажете?