Чужая родня⁠⁠

Родственники - это такая вещь, которою очень хорошо обрисовал Александр Яковлевич Аронов в песне «Если у вас нету тети». Не спорю, существуют семьи в которых царит мир и взаимопонимание, где приходят друг к другу на выручку и всю жизнь поддерживают добрососедские отношения. Это присказка.

Было у меня в жизни приключение по имени Рома. Рома был из тех парней, с которым можно съездить по грибы на дачу, пойти в поход на неделю, но категорически нельзя вместе жить. Адова помесь армянской крови по матери и казаков по отцу выдала взрывоопасный темперамент, несовместимый с домашней рутиной. Поэтому, мой принцип «котлеты отдельно, мухи отдельно» работал, как никогда лучше.

Семья у Ромы была большая: братья-сестры, замечательная мама, которая одна за всех, и отчим. С отчимом они были давно в разводе, но но активно принимал участие в жизни семьи, помогал, в частности, вывозил пасынков к себе на дачу, и они там ходили на ушах сколько вздумается. Замечательный дядька с небольшим собственным бизнесом и сварочным аппаратом. Естественно, когда у меня было время свободное от воспитания дочери, то и меня прихватывали.

У этого отчима был двоюродный брат. Фигура во многом примечательная. Дядя Ян получил погоны вместо бирки в роддоме. В его семье маршировали все. Окруженный ореденоносными родственниками Яник всегда ощущал себя чужим на этом празднике жизни. Поэтому, постаравшись закончить все что только можно с золотыми медалями, он отбыл на место службы в дружественную СССР Африку. Где и застрял до полного развала Союза.

На момент нашего знакомства, дядя Ян был немногим выше моих ста шестидесяти сантиметров вверх. Но, в отличие от меня, был в несколько слоев покрыт мясцом и салом, особенно в районе талии.

Перестройку Ян встретил во всеоружии в прямом смысле. За пару лет сколотил капителец и был таков в дружественную Финляндию, где открыл бизнес, на широкую ногу занимаясь перевозками. Но каждое лето, стандартно, с июля по август, он проводил в Комарово вместе с двоюродным братом, его пасынками, любовницами, детьми любовниц и пассиями пасынков. Он был дядей для всех. Меня он поразил в самое сердце еще в первый приезд, когда вручил упаковку нижнего белья идеально по фигуре, хотя до этого не видел меня ни разу и знал только по рассказам Ромы.

- Ну что я, Ромку не знаю, что ли? Дистанционно на руках вырос.

Яник кормил и поил всех, особенно поил. Трезвым его никто не видел до самого августа. Естественно, по этому делу он попадал во всякие веселые истории, из которых его приходилось вызволять всем семейством.

Например, как-то дядя Ян пошел до ветру, а вернулся с будкой из под электрического щитка. Естественно, во всем поселке отключился свет. Но как в одиночку разобрал, снял все приборы и приволок ее, он на утро не помнил. Будку убрали в самый торец заросшего бурьяном сада и сделали в ней туалет типа «сортир». В ней было не видно ни зги, приходилось все нащупывать, дабы взгромоздится на табурет с дырой под которым стояло ведро.

Дядя Ян собирал со мной грибы. Все. Я потом сидела и перебирала ведра и корзины, сортируя мухоморы и поганки в одну сторону, сыроежки и белые в другую. Потому что дядя же их потом и готовил на противне, сразу на все семейство. Чувствовала себя ответственной за мор, потому что объяснить этому человеку, чем белый отличается от ложного, было нереально.

Виски глушили — ящиками. Увидев кругленького Яна, который выруливал из-за угла в тигровых боксерах, ватнике и с золотой цепью на всю шею, народ спрыгивал с дороги в кусты и сидел там, боясь шевельнуться. Этот человек никогда не мог напиться вхлам, хотя очень старался.

Старый домик ремонтировался, рассыпался за зиму и снова ремонтировался. Они перебирали с Ромкой, туберкулезно чихающую выхлопной трубой, Яву и гоняли на ней по поселку под завывание пленочного магнитофона, который подпрыгивая на всех ямах и ухабах, издавал предсмертные звуки и жевал кассеты.

Я эту Яву называла ромкиной девушкой, столько внимания и любви уделялось этому музейному экспонату :) Что я, не понимаю что ли, первая машина как-никак.

Однажды мы с ромкиным отчимом курили неподалеку от туалета, сидя на бревнах, и разговаривая о вечном. То есть, отчим курил, а я разговаривала. Мимо, на нетвердых ногах провальсировал Ян, по изящной дуге войдя в будку и притих там. Через некоторое время раздается привычный городской звук сливаемой воды и наши с отчимом глаза округляются. Из будки слышна ветвистая строевая брань.

- Ну что? Дельфин. Не нашел свою русалку? - начинает дико хохотать отчим. - Убирай давай, а я пошел баньку топить, засранец.

Баня - это отдельный рассказ о четырех ногах. Несуразное строение с отличным паром и огромным котлом, в который можно было залезть, как в ванну, а под тобой шумело пламя. Входить в парную надо было на четвереньках.

- Это такая дверка для банника, он махонький, вот мы его уважаем, кланяемся.

Особенно хорошо было зимой выбегать из парной и нырять в снег.

Как то перед Новым годом, намылись мы с Ромой и ушли в свою комнату на втором этаже. Ее как раз отремонтировали прошлым летом, и от ремонта осталась большая груда битого кирпича. Ее присыпало снежком, и перед мытьем каждый представитель семьи подвел к ней Яна, который приехал поздравить всех с праздниками, и сказал:

- Дядь, Ян, это - кирпичи, не прыгни!

И вот, сижу я у окна, вся вальяжная и сонная. Вижу как выбегает отчим и с криком «э-ээх!» ныряет в сугроб, являя миру все свои задние прелести, и как за ним выкатывается вишневого цвета Ян и тоже делает «э-ээх!»

На лицо ему наложили шесть швов. Зубы Яника мы потом находили еще три лета после этого, пока Ромка не женился наконец-то. А поскольку, у меня железное правило не встречаться с семейными, то тихо слилась и поменяла телефоны. Но дядю Яна запомнила на всю жизнь.