Честный обмен
– Фу, мазня!
Игорь дернулся, как от удара, но из последних сил сохранил невозмутимое выражение лица. Интересное дело: ему давно бы стоило привыкнуть, а всё же каждый раз было больно, будто впервые.
Авторша гнусного высказывания между тем не спешила пройти мимо, а остановилась, разглядывая его картины.
С ходу так и не определишься, какие люди его бесили больше: те, кто мог оскорбить походя, удаляясь по своим делам и оставляя после себя злость и смятение, или такие вот – кто обидел, но почему-то остался. Игорь ждал новых гадостей, но дамочка нашла чем его удивить.
– А чо так дорого-то, а? А отдашь за…?
Чувствуя, как кровь приливает к щекам, Игорь ответил:
– Нет. Могу продать по той цене, что написана.
К стремлению некоторых людей полить грязью, чтобы сторговаться, он тоже никак не мог привыкнуть. Как и к тому, что мало кто понимает, что стоимость картины определяется не только жадностью художника, но и ценой холста и материалов… Поначалу он даже пытался что-то объяснять и доказывать. Потом просто приклеил ценники и стоял на своём – продажам помогало не очень, зато сокращало время на дискуссии.
– Тогда и рисовать нужно лучше, – пожала плечами дамочка и гордо удалилась.
– Писать, – пробормотал Игорь себе под нос, – картины пишут, не рисуют…
Солнце, которое так радовало его с утра, начало припекать слишком сильно. Спешащие по своим делам люди стали казаться ещё менее дружелюбными, чем обычно, а запах выхлопных газов от машин словно загустел, став почти невыносимым. Игорь задыхался от вони и хотел обратно, в свой маленький домик на окраине, но до вечера было далеко, а он не продал ни одной картины.
Можно было бы долго рассуждать, как он дошёл до такой жизни, почему выпускник приличного художественного училища работает маляром, а в выходные дни торчит посреди улицы, пытаясь пристроить свои творения. Но это были слишком долгие и безрадостные мысли, которые, впрочем, приводили Игоря к разным выводам. Иногда он был убеждён в том, что просто его время ещё не пришло. Что его талант обязательно разглядят, что жизнь наладится. А иногда, в такие дни как сегодня, ему казалось, что те, кто говорил ему гадости, были правы. И что штукатурить стены – единственное, на что он годится. И то, если верить его начальнику, с большой натяжкой…
С трудом вынырнув из тьмы отчаяния, Игорь сфокусировал взгляд на мужчине, уже не первую минуту разглядывающем картины с совершенно бесстрастным лицом.
Игорю не раз говорили более опытные и прожженные товарищи по несчастью, что он совсем не умеет продавать.
«На тех, кому твои работы не нравятся, ты реагируешь остро, даже если они и не сказали-то ничего, только посмотрели как-то не так. И вот ты паришься, зависаешь, что-то внутри себя пережёвываешь… А когда просто подошёл человек, но ничего не спросил – молчишь, как пень, а то и вовсе не замечаешь. А надо наоборот! Улыбнись, поздоровайся, заведи беседу, может и получится чего…».
Совет был определённо хорошим. Игорь сделал над собой усилие и попытался разомкнуть губы в приветливой улыбке. Но даже не видя себя понял, что выходит скорее жутко, чем дружелюбно. К счастью, посетитель по-прежнему всё свое внимание сосредоточил на картинах, и пропустил все жалкие потуги Игоря в маркетинг.
– Вот эти – последние, – скорее утвердительно, чем вопросительно сказал мужчина, указав на три не подряд стоящие работы. Игорь удивился. В самые удачные его дни ему доводилось разве что поговорить с кем-то о технике живописи или искусстве в целом. Никто ещё не интересовался им лично. К тому же – мужчина угадал.
И что совсем импонировало Игорю – слово «последний». По непонятной причине, Игоря ужасно раздражало ставшее модным словечко «крайний».
На этот раз губы растянулись в улыбке легко, сами собой.
– Да. А как вы поняли?
– Не сочтите за неуважение, – осторожно ответил собеседник, – я вижу, насколько они разные – технически. Пейзаж, натюрморт, портрет. Использованы разные приёмы, палитра… Видно, что вы в поиске себя, видны ваши старания. Но от этих трёх сильнее всего веет Бездной. И давно это с вами?
Улыбка сползла с лица Игоря.
Он ни разу никому не говорил это слово, но внутри себя называл это состояние именно так. Чёрное отчаяние, когда каждая секунда пропитана сомнениями в себе, в своём таланте и будущем. Когда теряешь связь с реальностью, а вместо окружающего мира вокруг тьма и пустота.
Раньше такие приступы случались у него только при попытках продать что-то из его картин. Но теперь Бездна манила к себе и во время работы, нашёптывая из темноты полные горечи пророчества.
Заметив смятение Игоря, мужчина смутился.
– Простите. Я не хотел так вот, сразу. Но я могу помочь. – Он протянул руку, слегка развернув её раскрытой ладонью вверх. – Герман.
– Игорь, – всё ещё чувствуя себя не в своей тарелке, Игорь ответил на жест. Рукопожатие было крепким, но в меру.
– Не принимайте за критику. На самом деле, мне нравится дыхание Бездны в работах. Я возьму их, все три. Но я также знаю, насколько это опасно. Буду рад, если вы заглянете ко мне в мастерскую. Нам есть, о чём поговорить.
Не успел Игорь опомниться, как у него в руках очутились несколько купюр и кусочек плотного картона, а Герман удалялся прочь, осторожно удерживая двумя руками полотна.
Денег оказалось даже больше, чем было написано на ценниках. А замысловатый, но не вычурный шрифт на визитке слишком буднично обозначал всю информацию о странном визитёре – его телефон, почту, адрес. Игорь убрал деньги и долго разглядывал визитку, задумчиво водя подушечкой пальца по тиснению, и снова не заметил, как к нему подошли.
– Братишка, а сделаешь скидку? Я бы вот эту подарил девушке своей. Любит она у меня всякое… такое.
Гоповатой наружности парень небрежно тыкнул пальцем в одну из самых любимых Игорем работ. Пребывая в немного растерянном, но благодушном после внезапной сделки состоянии Игорь, против своего обыкновения, спросил:
– А сколько хочешь, чтобы я скинул?
– Ну хотя бы полцены, – сказал парень, – дорого, за рисуночек-то. Я за смену столько не получаю.
Игорь вздохнул и убрал визитку Германа во внутренний карман.
– Нет, не договоримся. И вообще – я сегодня больше ничего не продаю.
***
Зависть.
До сегодняшнего дня Игорь и не думал, что подвержен этому чувству. Все свои успехи или неудачи он старался оценивать безотносительно к другим людям, и сейчас был неприятно удивлён собой.
Адрес с визитки Германа привёл его в тихую улочку, неожиданно притаившуюся почти в самом сердце города. Здесь было спокойно, как в навеки застывшем торнадо – вокруг спешили тысячи людей, озабоченные миллионном дел, подрезали и сигналили друг другу автомобили, экраны рекламных щитов перемигивались кричащей рекламой… Но стоило Игорю свернуть в небольшой тупичок, как вся суета моментально стихла. В оформленных в сходном стиле витринах красовались, сменяя друг друга, картины, игрушки, посуда, украшения и одежда ручной работы. Многие предметы были настолько искусны и замысловаты, что Игорь невольно замедлял шаг, чтобы хотя бы вполглаза глянуть на диковинку.
«Вот где я должен продавать свои картины, – подумал Игорь, сглатывая горечь, – не у подземного перехода, не на пыльных площадях, а здесь…».
Посетителей на улочке было немного. Кто-то быстро скрывался из виду, целеустремленно направляясь в одну из лавок, другие же явно забрели сюда по ошибке, но, завороженные атмосферой, сначала замедляли шаг, а потом, не в силах сдержать любопытство, всё же решались зайти и посмотреть поближе. Игорь почему-то был уверен, что никто из случайных посетителей не станет говорить гадости здешним умельцам и не будет просить скидки в полцены.
Мастерская Германа не удостоилась не только витрины, но и названия. На двери всё тем же симпатичным, но не вычурным шрифтом было вырезано лишь имя владельца, не давая подсказки и оставляя загадкой, что же ожидает внутри.
Отбросив непрошенные мысли о том, что бы он сделал, доведись ему обитать в таком месте, Игорь толкнул дверь и вошёл внутрь.
В мастерской было ещё тише, чем снаружи. А само помещение оказалось квинтэссенцией ремесленного квартала: предметы старины, поделки, домашняя утварь ручной работы сменяли друг друга в неподдающемся описанию, но всё же подобию порядка, а фоном шли полностью завешенные картинами стены.
Пытаясь разгадать, почему это нагромождение не вызывает ощущение бардака, Игорь заметил ещё одну странность: несмотря на симметрично расположенные светильники одинаковой яркости, одна половина комнаты смотрелась гораздо темнее другой, хотя и там и там пестрели изделия и картины совершенно разных цветов. И всё же от ощущения сгущающейся тьмы отделаться не получалось – чем ближе к правому углу, тем сложнее лампочкам становилось разогнать вязкую темноту. Игорь довольно быстро понял, в чём дело, и почти не удивился, заметив свои картины.
– Так ты обычный перекуп, – сказал Игорь вместо приветствия, заметив наконец хозяина лавки и удивившись своему разочарованию. Какая ему, в сущности, разница, что делают с его работами новые владельцы? Не в туалете повесили, и то спасибо… Но вопреки логике Игорь чувствовал себя чуть ли не обманутым.
– Не совсем, – не обиделся Герман, – это моя личная коллекция, и она не продаётся. Просто я рассудил, что раз я больше времени провожу на работе, то и держать всё это тоже лучше здесь.
Игорь кивнул, не в силах оторваться от разглядывания, хотя бы вежливости ради. Он медленно продвигался против часовой стрелки, удаляясь от тёмного угла.
И всё же, как так получается?
Вот лежит кукла – почти копия той, что он видел несколькими мгновениями раньше. Те же синие глаза, золотистые кудряшки, ярко-красная улыбка и платьишко в пёстрый цветочек. Но эту куклу он бы с удовольствием купил дочке, если бы таковая у него имелась. А та, предыдущая… Игорь не сомневался, что загляни сюда какой-нибудь режиссёр, купил бы её для фильма ужасов.
Игрушечные котики, собачки… от одних хотелось отдёрнуть руку и развернуть их к стене. Других – поставить на прикроватную тумбочку, чтобы смотреть на них, засыпая. Одинаковые цвета, позы… Никаких оскаленных клыков, сходные выражения мордочек.
Да что там котики. Но как, как могут быть зловещими и неприятными подносы для еды и поварёшки? Однако с ощущениями спорить было трудно: при виде одних хотелось немедленно испечь блинчиков, а вторые годились разве что на растопку костра.
Больнее всего оказалось рассматривать картины, особенно – пейзажи. Игорь надолго остановился у картины с березовой рощей на берегу ручья. У него самого была похожая – так сильно, словно писали её в одном месте. Игорь мог детально рассказать, какие краски использовал безымянный художник, какие техники, и разложить всю работу не хуже заядлого критика. Но объяснить, почему он чувствует запах весенней травы, было сложнее. От картины одновременно веяло прохладой воды и теплом майского солнца, и хотелось не только оказаться в подобном месте с пледом, бутербродами и термосом с ароматным чаем, но и немедленно купить работу и повесить её на самом видном месте, хотя Игорь мог написать с десяток подобных пейзажей без особого труда.
– Чудесное чувство, не правда ли?
Игорь вздрогнул. Увлекшись, он не заметил, что Герман подошёл к нему почти вплотную.
– Эйфория прекрасна. И нет разницы, что творил художник после её поцелуя: картину, глиняный горшок или матрёшку. Кто-то пытается убедить, что нечто подобное можно научиться делать, если долго учишься… Бесспорно, Эйфория не приходит к недоучкам, которым каждое действие достаётся с трудом. Но далеко не все мастера удостоятся чести создать шедевр…
Игорь отшатнулся, словно его облили холодной водой. Он совершенно чётко осознавал, насколько его собственные картины были далеки от этих пропитанных светом работ.
– Зачем вы меня позвали?
Герман еле заметно улыбнулся.
– Мне казалось, мы уже перешли на ты?.. Пойдем. У меня есть более подходящее для разговоров место.
Незаметная на фоне бессчётных произведений искусства дверка привела в довольно непримечательный кабинет. «Глазу не за что зацепиться» – нелестно оценил интерьер Игорь, повозился в скрипнувшем кресле и отчего-то немного расслабился.
– Первое, с чего начну: ты не единственный, кто недооценивает дыхание Бездны. Почему-то многие творцы убеждены, что светлое влияние Эйфории делает работу хорошей, а Бездна – плохой. Очень однобокий подход. Музыканты, кстати, гораздо лучше понимают суть тёмного вдохновения, а прочие же…
Увидев скепсис на лице Игоря, Герман усмехнулся.
– Ну что же. В конце концов, я позвал тебя не для того, чтобы читать нотации, да и игры Бездны с тобой зашли слишком далеко. Я могу дать тебе то, что ты хочешь. Сделать так, что в каждой твоей работе будет заметен свет Эйфории. Невозможно будет пройти мимо, и даже самые бездарные люди будут называть тебя талантливым.
«Звучит так, словно меня приглашают на какие-то курсы, – подумал Игорь, – Если так, то у этого парня явный талант к продажам. Учитывая, что он потратился мои картины, представляю, во сколько это всё мне обойдется… Хотя… Почему бы и нет? В конце концов, одно то, как он расставил свою коллекцию, очень дорогого стоит. Нереальное чутьё и необычный взгляд на творчество…»
– Что мне нужно будет делать?
Улыбка Германа стала шире и искренней.
– На самом деле, практически ничего. То же, что и всегда – писать картины. Правильнее будет спросить: что нужно будет отдать взамен.
«Набивает цену, – поморщился Игорь, – видимо, это будет не просто дорого, а ОЧЕНЬ дорого. И во что я только ввязываюсь?..»
– Сколько?.. – вопрос прозвучал хрипло и жалко, но Германа это не смутило.
– Не «сколько». А именно «что», – поправил он. Заметив растерянность на лице собеседника, добавил, – Ни за что не поверю, что ты думал, будто поцелуй Эйфории можно купить за деньги. Нет, цена за это совершенно иного рода. Обыкновенно художники платят её неосознанно: кто-то полностью утрачивает способность замечать потребности близких, не понимая, как можно вместо работы в мастерской поехать в больницу к жене или на какой-то там детский утренник. Другие теряют бытовые навыки, часами ищут носки, забытые в холодильнике и не в силах справиться даже с приготовлением яичницы. Эйфория – дама с юмором, и будучи готовым отдать всё, что угодно, можно поплатиться довольно дорого, навсегда получив клеймо одаренного чудака, а то и бессердечного гения. У тебя хотя бы будет выбор.
– Это какой-то розыгрыш? – до этого момента Герман казался Игорю совершенно нормальным –более нормальным, чем он сам. Но этот странный разговор не мог вести человек в здравом уме. Так вот, значит, как выглядит обострение у сумасшедших?..
Правильно истолковав брошенный на него взгляд, Герман вдохнул.
– Всё никак не привыкну, насколько же нынче недоверчивый пошёл народ. И, главное, кто? Творцы. Ходящие по грани, чувствующие границу миров… Неудивительно, что Эйфория заглядывает к вам всё реже. Ну да ладно, мне, в целом, без разницы, что ты обо мне подумаешь, и во что именно поверишь. У меня есть, что тебе предложить, у тебя – чем заплатить. Никаких бумаг, сомнительных кровавых ритуалов и прочих негигиеничных сделок. Вселенная признает и устные договоренности.
Игорю вдруг стало весело. Он уже потратил день, приехав сюда. Увидел неплохую коллекцию, поучаствовал в самом странном разговоре в своей жизни – так почему бы не подыграть? Тем более что обещание не пускать кровь его здорово подбодрило.
– И чем же я могу тебе заплатить?
– Совсем другой разговор, – удовлетворённо кивнул Герман. – Как ты, наверное, заметил, времена пошли неспокойные. Болезни, войны… Спасибо телевидению и интернету, покоя лишились даже те, кого всё это напрямую не коснулось. Так что такая малость, как крепкий сон, сейчас в дичайшем дефиците… То же самое с ожиданием счастья и долгосрочными мечтами. Хотя эти две способности я отдавать искренне не рекомендую – жить с ощущением грядущей катастрофы и тем, что от тебя ничего не зависит – такая себе радость, пусть и с Эйфорией в комплекте… Так, что там ещё… Стандартно: понимание близких, эмпатия, бытовые навыки, связь с реальностью, уверенность в себе, умение разбираться в людях…
– Достаточно, – замахал руками Игорь, – дефицит так дефицит. Отдаю крепкий сон.
– Мудрый выбор, – кивнул Герман, – в других условиях это не сошло бы за плату, да и вообще в половине вариантов ты его лишился бы и так. Гарантия на мои услуги – десять лет. Возврат и обмен возможны – просто приходи в рабочие дни, но учти: приму ещё только один раз, так что дважды подумай, прежде чем попросить расторжения договора. Сделка?
– Сделка, – ответил Игорь, приняв предложенную руку. Пожатие было всё таким же крепким, словно его инициатор не бредил сейчас наяву. Герман хотел что-то добавить, но внезапно дверь кабинета открылась.
– Слава! – обрадовался хозяин лавки, – решился наконец? Проходи, мы уже почти закончили, только отвечу на вопросы.
Окинув взглядом нового посетителя – с виду тоже совершенно нормального, Игорь встал и направился к выходу.
– Вопросов у меня нет, спасибо и всего доброго.
«Не спрашивать же, какие таблетки ты перестал принимать, и как я вообще тут оказался».
***
В метро Игорь неожиданно скоро прекратил самобичевание за потерянный день и напрасную поездку в центр города. Напротив него села настолько красивая девушка, что он быстро забыл обо всем на свете, уставившись на неё со всей страстью художника.
«Боже, какое совершенное создание! Невероятно симметричные черты… А главное – никаких пошлых губ, скул, нарисованных бровей, накладных волос… Чистый ангел! Так вот как выглядит золотое сечение на живом человеке…»
Между тем «ангел» поправила наушники, добавила громкости, закрыла глаза и расслабилась, позволяя мерному покачиванию оказывать свой усыпляющий эффект. Игорь уже совсем смело достал блокнот и принялся за набросок. Ему повезло – девушка, как и он, ехала до конечной. На автобусную остановку они шли тоже в одну сторону, что дало Игорю возможность хорошенько разглядеть фигуру, походку, движения… Но везение не могло длиться вечно, и в автобус прекрасная незнакомка села всё же в другой. Впрочем, это уже было неважно – до самого конца маршрута Игорь не отрывался от блокнота, продумывая детали будущего сюжета.
Ему так не терпелось взяться за работу, что обувь разлетелась по разным углам, сброшенная торопливыми, небрежными движениями. На пол мимо вешалки полетела потертая ветровка, непривычные к такому обращению ключи жалобно звякнули в кармане. Обыкновенно аккуратный, сегодня Игорь даже не удосужился помыть руки с дороги – слишком давно он не испытывал такого жгучего вдохновения, и слишком хорошо знал, как быстро оно может испариться.
Но усталость всё же взяла своё прежде, чем он закончил картину. Увидев на часах половину пятого утра, Игорь несколько секунд собирался с мыслями и пытался вспомнить, какой завтра день и нужно ли ему на работу. Оставлять труд незаконченным было мучительно, но глаза стали сухими, руки предательски подрагивали, и Игорь побоялся всё испортить, разрываясь меж двух огней: пытаться работать с мелкими деталями в таком состоянии, или продолжать наутро, рискуя потерей вдохновения.
Несмотря на сильную усталость, сон не приходил. За окном начало светать, что никак не помогало делу. Удовлетворение от плодотворно проведенных часов постепенно улетучивалось, сменяясь мыслями о том, что нужно успеть сделать за последний выходной. К удивлению Игоря, список обязательных хлопот оказался немалым, подкармливая тревогу от того, что он никак не может уснуть. А ведь он уже давно не студент, и после бессонной ночи и полного забот дня на работу от приедет разбитым, вызывая недовольство и так вечно кислого начальника…
Почти сдавшись, Игорь перевернулся на спину и уставился в потолок. Предрассветные сумерки сплетали причудливый узор из теней, создавая иллюзию движения. Начиная проваливаться в дрёму, Игорь вдруг понял, что не все шевеления – это игра тени. Прямо над его головой по потолку неторопливо ползла огромная мухоловка. Игорь и раньше замечал их в доме, но не придавал этому большого значения – несмотря на откровенно жуткую внешность, мухоловки были скорее полезны. К тому же, выползали в основном по ночам, в ванной, сенях или прихожей. В спальне мухоловку Игорь видел впервые.
«Только бы на меня не свалилась».
Не успел он додумать эту мысль, как насекомое шлепнулось прямо ему на грудь. Игорь вздрогнул, попытался вытащить руки из-под одеяла, но с ужасом понял, что тело его совершенно не слушается. Мухоловка, не испугавшись внезапного падения, продолжила неторопливо ползти – прямо к его лицу.
Игорь раскрыл рот в беззвучном крике, но тут же плотно сомкнул губы, понимая, что насекомое не реагирует на его ужимки, а всё тело ниже шеи по-прежнему не слушается. В какой-то момент он перестал видеть мухоловку, потому что она пропала где-то под подбородком.
Когда первая пара лапок коснулась кожи на его шее, Игорь содрогнулся от омерзения. А они все не кончались и не кончались, вызывая рвотные позывы и новый страх – что его стошнит, и он захлебнется.
Подышать ртом, чтобы унять дурноту, не получилось – мухоловка доползла до его лица. Игорь зажмурил глаза, отчаянно пытаясь пошевелить рукой, перевернуться на бок или хотя бы дернуть головой. Он не чувствовал тела, зато чувствовал, как мерзкая тварь ползёт по его подбородку, губам, явно заинтересованная темнотой в его ноздрях. На мгновение стало щекотно, а потом Игорь начал задыхаться.
Его всё-таки вырвало, но за секунду до того, как он стал бы захлебываться, внезапный паралич прошел, и Игорь успел свеситься за край кровати. Рвало его долго, хоть он и не ел почти сутки. Утирая рукой едкую горечь с губ, он заметил шевеление у себя под кожей на тыльной стороне ладони. Бугорок размером с гусеницу двигался вверх по руке, и Игорю показалось, что он чувствует шевеление десятков пар жестких лапок.
Игорь закричал, ударил себя по руке, вскочил с кровати, поскользнулся на собственных нечистотах и упал, ударившись локтем и бедром.
Боль произвела странный эффект: мир вокруг стал чётче, чувства – разнообразнее. Пол оказался холодным, спина и ладони – мокрыми и липкими, свет из окна – ярким. Зато пропало зудящее шевеление под кожей, а рядом с кроватью не было никакой лужи.
Поняв, что это всё ему просто приснилось, Игорь засмеялся. И от облегчения, и от того, как он вообще мог даже во сне считать всю эту дичь реальной.
Впрочем, улыбка быстро сползла с его лица, едва он увидел время. Стрелки безжалостно перевалили за полдень, хотя по ощущениям дремал он от силы полчаса – тело ныло, не получив долгожданного отдыха.
Заваривая крепкий кофе, Игорь пытался припомнить свой длинный список дел, который так тревожил его перед сном. Сейчас забот казалось раза в три меньше, да и те – совершенно не срочные. По-настоящему ему было нужно только дописать вчерашнюю картину.
Сердце замерло и пропустило пару ударов – а вдруг девушка ему тоже приснилась? Бросившись в мастерскую, Игорь не смог сдержать вздоха. Картина была на месте, почти готовая. А ещё, что бывало крайней редко, она ему нравилась ещё больше, чем вчера.
Продолжение: Честный обмен (продолжение)