Аня⁠⁠

Белая ночь опустилась как облако,
Ветер гадает на юной листве.
Слышу знакомую речь, вижу облик твой.
Ну почему это только во сне?

Жила-была одна девочка. Она была младшей в семье и иногда казалось, что она подменыш, ну как в старых английских сказках. Очень уж она отличалась от своих родителей и старших сестёр. Например, если её сёстры одевались "в люди" и следовали при этом моде, она одевалась "в себя". Даже внешне её интересы и взгляд на мир были совершенно другими, не такими, как у семьи и приятелей. Что при этом было в её голове — остаётся лишь догадываться. Семья считала её чокнутой, впрочем, она отвечала им взаимностью. Она пыталась быть "нормальной" и вести себя "как все", точнее, как было принято в то время в том окружении. Но эта шляпа была ей вовсе не по размеру. Неудивительно, что она всё время сваливалась с головы.

Казалось, её больше интересовали явления и идеи, чем люди. Она была умной и видела то, чего не видят другие, такое вот у неё было свойство характера. Она всегда могла метко пошутить, и этот юмор был смысловым, а не буффонадным. Проще говоря, она находила что-то забавное, сравнивая второстепенные свойства вещей, а не преувеличивая до гротеска основные. И нередко юмор был чёрным, да.

Странной она казалась и одногруппникам. Но не мне. Неудивительно, что мы вмиг нашли общий язык. Это очень формальное определение, но другого у меня нет. Слово "дружба" слишком маленькое, чтобы вместить в себя всё то, что я хотела бы в него вложить. Одногруппники подтрунивали над нами, и не всегда беззлобно. Аня язвительно огрызалась, если кто-то пытался подначивать меня, а я, не обладая её красноречием, попросту крыла матом особенно зарвавшихся шутников, которые позволяли себе сказать лишнее в её адрес. Ну и намекала при этом, что сессия близко и помощи с математикой они не дождутся, если будут продолжать в том же духе.

Парадоксально, но в то же время мы обе охраняли свои личные границы сильнее, чем охранялись в свое время границы СССР. Правда, ни одна из нас этого не понимала. Мы говорили обо всём, обсуждали самые бредовые идеи не боясь встретить непонимание, но почему-то не могли выразить словами то, что тревожило по-настоящему. Аня беспокоилась, что завалит математику, её отчислят после сессии и родители прибьют за заваленный экзамен. Она говорила, что вовсе не будет сдавать эту дурацкую сессию. И я думала, что сессия и есть истинная причина её переживаний! Говорила, что решу за неё все задачи на экзамене, да так, что преподаватель не заметит. Значит, никто её не отчислит и родители не будут ругаться. Какая же я была глупая.

Когда я впервые побывала у неё в гостях, то увидела на её столе небольшие коробочки, в которых из гаек и болтов были построены композиции, похожие на город с небоскрёбами. И все они были разными, но в них прослеживалась какая-то закономерность, которую я не могла уловить сходу. Старшая сестра Ани заметила, что я их разглядываю и сказала, что сестрёнка никак не нашла времени прибраться на столе. Я бы спросила у самой Ани, что значат эти штуки, но вышла досадная оплошность — она взяла да шагнула с крыши за несколько дней до этого. Да, родители не больно-то разрешали ей приводить в дом гостей. Поэтому гости пришли сами. Они разглядывали постеры, которые Аня развесила на стенах, качали головами и говорили, какой хорошей девочкой она была. И никого из них не заинтересовали эти коробочки.

После смерти характер в какой-то степени портится у всех. Например, Аня стала чрезвычайно неразговорчива. Поэтому её мысли так и остались загадкой, на которую уже не найти ответа. В то время у меня не хватило ни опыта, ни мудрости, ни такта, чтобы предотвратить её самоубийство. И думаю, что даже сейчас вряд ли справилась бы с этим.

А ведь она была действительно потрясающим человеком, в чьей голове был целый интересный мир. И она показала мне лишь его краешек. Этого хватило, чтобы она стала для меня ценнее, чем всё золото мира. Но тогда я не знала, как ей это объяснить. Впрочем, этого я не умею до сих пор. Возможно, будь я не так холодна внешне, то смогла бы стать для неё той отдушиной, которая помогла бы ей пережить тот тяжёлый период. Проблема вот только в том, что поняла я это через много лет.

Она мне снится до сих пор. Сидит на заборе, курит, болтает ногами и смотрит исподлобья, улыбаясь хитро, как и всегда. Потом спрыгивает на землю и зовёт с собой, но не говорит куда. Конечно же я иду, не задавая вопросов. Думаю, что расспрошу её о тех коробочках на столе, когда мы дойдем до конца. Но каждый раз просыпаюсь раньше, чем мы успеваем дойти.