Ангелы и Демоны⁠⁠

Доброго дня, уважаемые читатели!

Посчитаете ли вы эту историю достойной своего внимания или опустите в минуса – значения не имеет. Я преследую только одну цель, если среди вас есть верующие люди, если вы воспитывайте своего ребенка согласно традициям и нормам своей веры, то я умоляю вас, прочтите сей незамысловатый опус.

Я – ребенок священника. Я – сатанист и дьяволопоклонник. Я – человек с поврежденной психикой. Я - чудовище, которым вы пугаете своих детей. Я – уродливый результат воспитания в истинной христианской вере.

Не претендую на лавры таких сериалов, как «СИЗО», «Отличники тоже плачут» и «Рассказы работника наркологии», но частей получится много, если, конечно, вам это будет интересно.

Ангелы и Демоны

Крестили меня, по православным меркам, поздно. Если вы не в курсе, то большая часть русских верунов готовы сначала вызвать попа с чаном святой водички, и только уже потом перерезать пуповину. Но мне посчастливилось прожить целых пять лет в блаженном неведении. У меня была насыщенная детсадовская жизнь, советские игрушки, рыбный обед по четвергам и вполне себе адекватные и любящие родители. Были.

Священника я дико испугалась. Черная ряса, борода и немалый рост слегка пошатнули мою нежную психику, и словно предчувствуя конец беззаботного бытия, я уткнулась головой в запертую дверь крестильни и горько разрыдалась. Неуклюже посюсюкав, священник плюнул на это неблагодарное занятие и достал связку ключей.

Щелк … Ключ сделал один оборот и застрял намертво.

Вокруг двери начались пляски. Кандидаты на вступление в новую христианскую жизнь, изо всех сил пытались в нее ворваться. Дергали застрявший ключ, подсовывали булавки, и даже пытались поддеть упрямую пружину заранее заготовленным нательным крестиком. Немало охренев от такого святотатства, священник дал команду всем проследовать в церковь, где еще не окончилась утренняя служба.

Вот так, под аккомпанемент местного хора, старушачьих шушуканий и заунывного речетатива, я, раба божья Александра, пополнила ряды воинов добра и света. Естественно, не дав на это своего согласия.

Начало нового увлечения родителей я как-то прощелкала. Были дела и поважнее. Я научилась читать и с большой охотой штудировала русский народный фольклор. Сказки про Бабу Ягу, леших, ведьм и кикимор увлекли меня куда больше, чем «Искра божья», которая как-то незаметно стала главной настольной книгой. А сборник сказок исчез в помойном ведре.

Строгой рецензии подверглись и остальные книги. «Сказка о попе и его работнике Балде» сменилась житиём Серафима Саровского. Томик детских стишков – молитвословом. А Чуковский и Агния Барто - «Евангелием для самых маленьких». Не успев поступить в первый класс, я уже начала испытывать информационный вакуум.

Очередная гостья в черном, гневно указала на телевизор:

- Убрать!

Мультфильмов я уже не увижу почти до совершеннолетия. Как, впрочем, и любую другую телевизионную программу.

В квартире больше не было календаря с черной кошкой (у нее был демонический взгляд), человеческих книг, радио или телевизора, яркой и красивой одежды. Исчез виниловый проигрыватель, игрушки и цветные карандаши. Все пустое, все суета. Надо было срочно спасать свою бессмертную душу, не растрачиваясь и не отвлекаясь на бренную мирскую шелуху! А мне особенно. Потому что мною периодически овладевал дьявол.

Одержимость заключалась в громких детских песнях, прыжках на диване и активном поиске своих книг. В этом я проявила немалое бесовское упорство. Дошло до того, что я (о, ужас!) записалась в библиотеку и приволокла домой «Вечера на хуторе близ Диканьки». О, я произвела настоящий фурор! Ведь в придачу к бесовской книге, я сжимала в кулачке разноцветный пучок тоненьких проводков, из которых одноклассницы плели подобие современных «фенечек».

Первое избиение «для моей же пользы» … Как можно такое забыть! Я летала от стены к стене, кричала, что проводки – это не украденные элементы какой-то техники, а вполне себе невинное развлечение.

- Не ври мне! – гремел отец, а по совместительству алтарник ближайшего храма.

Убедить я его не смогла. Как и гласит Добротолюбие, непослушная дочь была добросовестно выпорота и стояла в углу, размазывая сопли. Библиотечная книга валялась в кошачьей ссанине, добавляя в детскую душу еще больше ужаса. Советский ребенок, который провафлил казенное имущество, считался тем еще чудовищем. И я им стала.

Становление мое началось не по дням, а по часам. В условиях тотального контроля, недосыпа, утомления и скудного рациона, во мне стало зреть невиданное доселе чувство.

Ненависть.

Родители разработали новаторскую педагогическую практику. Объяснять ребенку, что такое «хорошо» и «плохо» было необязательным. Достаточно было одного «нельзя». Почему нельзя? Да потому, что «я так сказал». Всё! Ребенок обязан молча, моментально и беспрекословно подчиниться приказу. Иначе это не тру-православный ребенок! Снисходить до объяснения? Да вы упали! Скакать по квартире нельзя потому, что я могу упасть и пораниться, попортить мебель и нарушить порядок, который достигался маминым трудом. Зачем? Скажите мне, зачем всё это объяснять? Ведь достаточно просто побить. И, вуаля, рефлекс закреплен.

Но был один нюанс. Рефлексы не закреплялись. Что творилось в моей башке, я до сих пор не могу хоть как-то объяснить даже самой себе. Родители же легко нашли объяснение. Бесовский «дух противоречия» и «дьявольское непослушание» играли на мне, как на скрипке. Меры ужесточались.

Думаю, вы знаете, что такое «четки». Определенное количество бусин или узелков предназначаются для того, чтобы читать молитву и не сбиваться со счета. На каждую бусинку полагается читать определенную молитву. Особенно плотно этим занимаются монахи, выдрачивая себя до такого состояния, чтобы эта молитва звучала в их головах постоянно. Увлечены этим и многие миряне. Стоит ли говорить, что зачастую у людей просто ехала крыша. И мне, семилетнему ребенку предстояло постичь это аховое искусство. Ах, да, еще надо было сидеть неподвижно и в полной сосредоточенности.

Семилетний гиперактив. Неподвижно. Сосредоточено. Под страхом побоев за любой косяк. Наверное, именно в этот момент психика помахала мне ручкой.

Ах, я вышла на балкон, чтобы хоть пять минут поболтать с одноклассницей? Получай пизды, окаянная! (с)

Нет-нет-нет, я нисколько не преувеличиваю! Непослушание – это мега-страшный грех. Такое нельзя было оставлять без внимания!

Зрели девяностые. Отец уволился с одной из годных работ, чтобы больше проводить времени в церкви. Бедный и несчастный, он стоял перед очень тяжелым выбором, с какой же работы ему сдриснуть. И нашел просто гениальное решение! Всем семейством мы стояли на коленях несколько часов и молились. Перед иконами стояли две здоровенных свечи и обозначали папашкины рабочие места. Та свеча, которая погаснет первой, и будет означать соответственное увольнение. Божий знак, сцуко!

Как я уже говорила, из меня вышла плохая собака Павлова. Чудить я начала по-черному. Зачем? Почему? Что хотела этим сказать? Да черт меня знает! Но асоциальное поведение влекло меня настолько, что на грядущие пиздюля мне было уже как-то похер.

Естественно, чтобы избежать наказания, я научилась виртуозно врать. А вранье, я вам скажу, было ничуть не лучше непослушания. Трепали меня, как Тузик грелку. И единственный урок, который я извлекала из каждого ритуального избиения – это желание научиться врать еще лучше. Спросите, почему ритуальное? О, это было волшебно! Сперва нужно было сделать все приготвления. Медленно, не спеша, доставалось орудие для истязания, зажигались свечи (при этом включался полнейший игнор в мою сторону), читалась специальная, сцуко, молитва! Эти приготовления были еще страшнее самого наказания. Рыдания, просьбы простить-извинить и всеобщая паника достигали своего пика, но никто даже не глядел в мою сторону.

Прощения, кстати, мне не выдавали никогда. Экзекуция должна была присутствовать всегда! Так что и на просьбы, и на извинения, я потом тоже подзабила. Уж не знаю, специально или как, но то, что я просила, я не получала никогда. Кажется, мои просьбы запоминались надолго для того, чтобы никогда не воплотить их в жизнь. Например, набор фломастеров я купила только тогда, когда уже сама зарабатывала. Они мне нахрен не упали, но я просто перлась от того, что я ими обладаю.