12. Глава двенадцатая. «Дюймовочка»
Рогачев потопал по каменистой россыпи к бетонному мосту. Мне он приказывал двигаться за ним на расстоянии 7 метров. Ни дальше, ни ближе. Поднял я с земли свой вещмешок, закинул себе на горб. Вещмешки у нас тяжелые. На построении мы сложили их на землю, каждый себе под ноги. Построение окончено, команда начать движение подана. Пора, брат, пора. Сцука, вот оно, сцуко, началось!
Закинул я пулемёт на правое плечо, и топ-топ-топ… потопал за Рогачевым. Четыре шага вдох, один шаг выдох. Четыре шага вдох, один шаг выдох. Пацаны из восьмой и девятой рот длинной цепочкой (то есть длинной колонной по одному) уходили вперёд от нас в сторону большого горного хребта. Ёкарный ты бабай, как же херово выглядел этот хребет! Не приведи Господь впердячивать по такой жарище, под таким грузом на эту сраную, долбанную высоту.
Через мост перешли, как перепорхнули. За мостом начинался склон горы. По склону вверх уходила тропа. Длинная вереница зелёных, сгорбленных под тяжестью ноши фигурок, поднималась по тропе в сторону темно-коричневых хребтов.
Первые же шаги по тропе под раскалённым солнцем сбили дыхание. Четыре шага вдох, один шаг выдох, как на беговой дорожке во время кросса, удерживать удавалось с трудом. По лицу тут же потекли толстые струйки пота. Они затекали в уголки глаз, капали с бровей, неимоверно щипали глаза. Машинально я провёл по потному лицу рукой, чтобы стряхнуть эту густую едкую жидкость, но сделал ещё хуже. Пот был жирный на ощупь, он размазался по лицу слоем жира и пыли, в полном смысле слова - обжог всё лицо. Я испытал низменное ощущение мерзкой мерзости, ощущение, как будто этот пот горячий, как будто он сделан из расплавленного вазелина. «Пипец какое говнище» - я невольно вслух выругался, встряхнул ладошкой, попытался стряхнуть эту гадость на пыльную раскалённую землю. Не тут-то было. Жирная гадость прилипла к ладони, прилипла к коже лица. Новые струйки потекли из-под панамы на брови, в глаза, за шиворот. Мне невольно вспомнился анекдот с фразой «лучше бы я умер вчера».
В этот раз наша рота будет канать по самому низу. А что произойдёт в следующий? В следующий раз мы полезем на такой же долбанный коричневый хребет, на какой сейчас идёт девятая рота. Мне очень сильно расхотелось жить. Но, голос разума, пискнувший откуда-то из глубины солдатской задницы подсказал: – «А ты, для начала, вернись с этой операции».
В голосе из жопы всегда можно расслышать что-либо рациональное. Особенно в том случае, если у тебя жопа – миноискатель. Если она точно может найти для тебя и для себя (то есть на свою жопу) приключения.
Да, хорошая мысль! Что там надо делать, чтобы суметь вернуться с этой операции? Что? Ну что… ну… смотреть под ноги, чтобы ступать след-в-след. Угу, гут, так и сделаем. Я глянул себе под ноги. То есть навёл резкость на то, куда я ставлю свои гамаши. Нда. Вся тропа была вытоптана так, как будто по ней пробежало стадо мамонтов вместе с папонтами и с футбольным мячиком за одно. Какой нахрен след-в-след! Ну, ладно. Это не моё не дело, тут каждый сам себе мордоворот. Сосредоточенным пучком лучевого зрения выпученных от натуги глаз, я нашел чётко просматриваемые отпечатки полусапожек Васи Спыну. Решил, что буду наступать в них. Вася как-то умудрился влезть в колонну между мной и Рогачевым. Но ладно, Рогачев Васю точно так же, как меня, назначил в свою личную охрану. С ручным пулемётом. Поэтому топаем и топаем. А я постараюсь наступать в Васины следы.
В принципе, я не испытал ничего сложного. Вася ниже меня ростом. Мне пришлось несколько сократить размер моих шагов, это не трудно. Из-за этого несколько увеличилась частота шагов, но, это оказалась не большая проблема. Потребовалось сконцентрировать внимание, чтобы следить куда ставлю ноги, я сконцентрировал. Топал, наступал след-в-след, сопел, потел и тяжело дышал.
Дальше что? Что ещё надо делать на марше на войне? Наверное, надо подумать про минные растяжки. Я иду не первым. Значит лично я на растяжку не напорюсь. Но, надо помнить. Потому что когда-нибудь мы развернёмся в цепь и каждый из нас станет первым. Хорошо постараюсь Помнить это. Топ-топ-топ… Четыре шага вдох, один шаг выдох. Четыре шага вдох, один шаг выдох.
Какое действие должно быть следёющее? След-в-след иду, растяжки глазами пытаюсь выискать, ещё что надо делать? Надо идти от укрытия к укрытию. То есть, надо выбрать ближайшее укрытие и думать о том, что если в меня шмальнут вот «оттудова», то я побегу прятаться именно в него. Я поднял взгляд от отпечатков Васькиных сапожек на тропе, повёл глазами вокруг. М-м-м-мда-а-а… Укрытий не до хрена.
Вокруг меня раскинулся голый, покатый склон. Ни деревца на нём не было, ни скалы, ни валуна. Только в дали, в тех е@енях, куда шла девятая рота, склоны гор обросли скалами и крупными камнями.
Что прикажите в такой местности делать? Где в ней взять укрытие?
«Бля, не ной» - голос из глубины жопы снова напомнил о себе. «Чтоделать-чтоделать… вот и думай что, таки, бля делать».
Как только начался настоящий подъём, дистанция между бойцами нарушилась.
Задние, разогнавшись на ровной поверхности, упёрлись в передних. Передние упёрлись в подъём, начали натужно дышать, снизили скорость движения. Строй уплотнился. Впереди нас шла восьмая рота, она притормозила на подъёме. Наша седьмая рота с разгона наскочила на восьмую, бойцы сбились в кучу, чуть ли не в толпу. Плотная цепь седьмой роты разрывалась только в одном месте. В цепи зияла ощутимая пробоина, метров на 25. Там шел Володя Ульянов.
Худо-бедно, наша рота втянулась на подъём. Полезла по тропе вверх. После первых трёхсот метров подъёма, Рогачёв, обливаясь потом, скомандовал «Стой! Привал» и рухнул на тропу.
– С тропы не сходить!
Не снимая лямок вещмешка, я плюхнулся задницей на тропу. Пулемет положил поперёк тропы себе на бёдра. На тех местах пулемёта, где были подтёки от смазки, появилась короста из свежей налипшей коричневой глиняной пыли.
Нда. Так что делать, если шмальнут? Откуда могут шмальнуть? Я повёл взглядом по ближайшим лысым и покатам сопкам. В это время передо мной в полный рост встал Вася Спыну. Он оставил на тропе свой вещмешок и пулемёт, поднялся, зашагал вправо от тропы вниз по склону.
- Спыну, стой! – Рогачев, находившийся впереди Васи, каким-то хреном заметил Васины перемещения. А может он спецом постоянно контролит личный состав? Скорее всего спецом.
– Ты куда собрался? Я ж приказал – с тропы не сходить!
- Я посрать, тарищ старший лейтенант. – Вася стоял на месте, и вся его поза выражала «хренли тут за проблема – солдат посрать всего лишь».
- Назад, Спыну! На тропу! – Рогачев подскочил на ноги, заревел, как стадо бизонов:
- Там, сцука, мины кругом! На тропу шагом-марш!
- А как же посрать? Меня этот е@учий вещмешок как тюбика выдавил! Я щяс обосрусь от натуги.
- На тропу шагом-марш! На тропе и сри! Вот снимай штаны, садись прямо на тропе и сри! Я не Дюймовочка!
- Зае@ись. - То ли утвердительно, то ли удивлённо произнёс Вася, вяло поплёлся на своё место на тропе. Полтора года службы в армии помогли ему воспринять эту мысль не как шокирующую. Рогачёв не Дюймовочка, ладно, он сам сказал. А остальные? Вот так взять и начать срать на тропе прямо при всех? Ппрямо без штанов? Это реально «зае@ись». По-другому эту эмоцию сложно выразить.
- Под ноги смотри! В свои следы наступай. – Рогачев провожал Васю взглядом.
Охреневший от постигшей его ситуации Вася, вернулся на тропу. Начал расстёгивать штаны. Рогачев отвернулся от Васи, повернулся к нему спиной, сел и откинулся на свой вещмешок. Вася расстегнул штаны и устроился на корточках прямо на тропе. Он был ко мне спиной и поэтому я не мог видеть, что выражало его лицо. Наверное, то же самое, что и жопа. А что выражала Васина жопа, мне не позволял разглядеть оставленный валяться на тропе Васин вещмешок.
Вася выпустил на тропу, выдавленную вещмешком говняшку, повозился с пачкой сигарет – оторвал от неё кусочек. Вытер этим кусочком себе всё, что удалось, встал в полный рост. Петляя задницей, он подтянул штаны, застегнул пуговицы, весело крикнул вниз по тропе, обращаясь сразу ко всем:
- Пацаны, смотрим под ноги! Я тут ПМНку оставил!
В Советском Союзе каждому мальчугану с детских лет в рамках школьного образования растолковывали, что естественные надобности организма следует отправлять в специально оборудованных помещениях. В уборных. В школе и дома мальчугану постоянно рассказывали, что в уборной необходимо вести себя подобающим образом. Внутри маленькой комнатки необходимо соблюдать правила гигиены и нормы общественного порядка. То есть, надо закрывать за собой дверь, надо не гадить себе под ноги, не исполнять на горшке арии из Рембрандта. Дверь из уборной надо не открывать до тех пор, пока штаны не будут подтянуты, пуговицы застёгнуты, водобачковый инструмент прекратит издавать громкие звуки. То, что я увидел сегодня, сильно меня шокировало. На моих глазах, при выполнении боевой задачи, Командир приказал Васе Спыну забыть чувство стыда, отодвинуть нормы морали. А только эту норму морали надо подвинуть или какие-нибудь ещё? Неужели все? Да ну нафиг! Серьёзно что ли?
Ла-адно, подумал я сам себе, под потной панамой. Норму морали подвину, однако, что же делать, если шмальнут духи? Для начала надо бы прикинуть откуда, с какой позиции они могут это сделать. С обратного ската любой высотки могут подползти к гребню, немного высунуться и шмальнуть.
Я покрутил башкой, осмотрел окрестности. Разглядел на пляже наш артдивизион самоходок 2с1. Если душманы вылезут на какой-нибудь гребень и засветятся выстрелами, они будут для артдивизиона видны как на ладони. И их размажут.
Значит с близкого расстояния душманы вряд ли рискнут стрелять. Могут пострелять из дальних скал. Из тех, куда идёт девятая рота. Но, в таком случае им правильней стрелять в девятую роту, а не в меня. Девятая рота к ним ближе. Хм. Получается, что сейчас я неуязвимый. Наверное, это дурацкая мысль. Каждый, в кого попали, скорее всего, тоже думал эту глупость. Поэтому не прятался, поэтому в него попали.
Наша рота снова двинулась в путь, когда голова колонны 9-ой роты стала едва различимой среди дальних коричневых скал. Едва прошли сотню метров, Рогачев снова рухнул на тропу.
– Привал! – Рогачев лёг спиной на свой вещмешок, уперся ногами в землю, выгнулся на вещмешке. Подтянул резавшие плечи лямки вещмешка.
– Вот жопа! Ы-ы-ы-х, ы-ы-х, набрал груза ы-ы-х, ы-ы-х, на эту операцию. Так и ноги ы-ы-х, ы-ы-х, протянуть можно. – Рогачев говорил и хрипел лёгкими. Было видно, что ему действительно очень херово.
- Бля, какого хера ы-ы-х, ы-ы-х, я – офицер, тащу эту рацию? Ы-ы-ы-х, ы-ы-х, ты, Касьяновв, готовься. На следующей операции ы-ы-х, ы-ы-х, я её отдам тебе. Будешь взводной ы-ы-х, ы-ы-х связью. По-русски ты говоришь без акцента. Сам ы-ы-х, ы-ы-х, понимаешь, если дать связь какому-нибудь ы-ы-х, ы-ы-х, урюку. То с ним ы-ы-х, ы-ы-х, никто разговаривать по связи не станет. Потому что ы-ы-х, ы-ы-х, духи всегда на перехвате. Наши подумают, что это дух. Из-за акцента.
Я спокойно слушал взводного. Хреново, конечно, что получу нагрузку в виде рации. Но, если такими темпами ходить, то, пожалуй, рацию я потяну. Станет немного тяжелее, но не смертельно. Херово то, что душманы стараются в первую очередь завалить связистов и офицеров. Но это ж только со следующей операции я стану связистом. А до следующей операции ещё надо дожить.