Серия «Терапия восстановленных воспоминаний»

«Возможно, она принадлежала к некой группе или культу? – интересовался терапевт. – Возможно, они носили мантии? На ритуалы приносили младенцев? Энн в них участвовала?»

«Мишель вспоминала кровавые ритуалы, которые проводил Малачи, одетый в черное санитар-садист, и песнопения и танцы десятков взрослых людей, которые зубами рвали на куски живых котят, разрезали пополам эмбрионов и размазывали их расчлененную плоть по ее животу, насиловали ее крестом, а потом заставляли мочиться и испражняться на Библию»

Было более 12000 разбирательств по этим делам. И вспоминальщики на этих разбирательствах блистательно сияли, восстанавливая воспоминания о ритуалах, и жидко бурлестали, когда все эти воспоминания не подтверждались фактами.
Все следы, которые должны были остаться (от изнасилований, абортов, увечий, закопанные трупы, пропавшие люди) – их не было. То есть «убитые» люди ходили живые и здоровые, не подозревая о своей смерти.

Шизотерапевты утверждали, что все улики пропали, потому что это массовый сатанинский заговор, в котором участвуют ФБР, ЦРУ и НАСА.
А следов насилия нет, потому что это сатанинская пластическая хирургия.
Ну а люди не помнят, потому что сатанисты в сотрудничестве с нацистами и евреями (серьезно, я не придумываю) разработали методы контроля над разумом. И Хаммонд нашел триггерные слова для программ подчинения. Ну вы помните: «Желание. Ржавый. Семнадцать...».
И вообще, если вы не верите в сатанинское насилие, вы тоже член культа. Покайся, покайся во грехе!

Это классический пример, когда предвзятость терапевта и его убеждения прямо влияют на содержание воспоминаний.

Отличия

Вспоминальщики скажут: да какая разница, истинные воспоминания, ложные. Это все не важно. Лечу все подряд, а там Бог разберется, кто истинный-ложный.

Важно не допускать ложных воспоминаний.
1. На этих воспоминаниях часто основываются судебные дела и принимаются судьбоносные решения.
2. Если терапевт восстанавливает ложные воспоминания, терапия пойдет не в ту степь и будет как минимум бесполезной, а может и навредить.

Поэтому критически важный вопрос: можем ли мы отличить истинные и ложные воспоминания?
Настоящие воспоминания отличаются от ложных по яркости, конкретности, сенсорности, устойчивости, правдоподобности и уверенности в них.
Настоящие воспоминания чаще всплывают спонтанно, вне терапии, появляются сразу в полном объеме и имеют больше объективных подтверждений.

Проблема в том, что нет такого параметра, который аки Моисей разделил бы воспоминания на две непересекающиеся группы. Каждая из этих характеристик присуща обоим видам воспоминаний, просто в разной пропорции. Поэтому, к сожалению, надежно отличить истинные воспоминания от ложных мы не можем.

Многие вспоминальщики считают главным доказательством истинности эмоции во время вспоминания и телесную память: неподдельный ужас, буквально физиологические его проявления, когда люди трясутся, зажимаются, плачут, как будто заново переживают событие.

«Если бы вы только могли увидеть всю ту боль, все те мучения, которые испытывает мой клиент, вы бы поняли, что эти воспоминания основаны на реальных, а не выдуманных событиях».

Проблема в том, что жертвы сатанистов и инопланетян испытывали тот же самый ужас при вспоминании нереальных событий.

В общем, вывод примерно такой же, как и прошлый раз: мы не можем автоматически утверждать, что все восстановленные воспоминания ложные, но само явление ложных воспоминаний бесспорно. И у нас есть веский повод сомневаться в любом воспоминании без доказательств, добытом грубыми методами вспоминальщиков.

Вспоминальщик возразит: ну и что, ну и подумаешь, в чем проблема-то? Наша терапия все равно всех вылечит, всем поможет.

И вот этот последний аргумент мы рассмотрим в следующий раз

Источники:
1. Pendergrast Mark. The Repressed Memory Epidemic. How It Happened and What We Need to Learn from It, 4 глава
Ofshe Richard, Watters Ethan. Making Monsters, 9 глава

Знаменитый ее эксперимент, когда человеку рассказывали, что в детстве он потерялся в торговом центре, продемонстрировал, как легко и просто можно заставить людей поверить в ложные воспоминания. Эксперимент повторялся множество раз в разных вариациях разными исследователями, и везде находились люди (от 5 до 50%), которые создавали ложные воспоминания (1).

На самом деле был большой скандал, и наезды на Лофтус достойны отдельной статьи, но основные возражения касались двух вещей:
1. Эксперимент и терапия – это разные вещи, и уж в нашей-то терапии мы точно достаем только истинные воспоминания.
2. Внедрить воспоминание о потере в торговом центре – это совсем не то же самое, что воспоминание об изнасиловании. Кто ж в такую дичь захочет поверить?

Особенности экспериментов

Давайте для начала посмотрим на особенности этих экспериментов, что влияет на лучшее внедрение ложных воспоминаний:
- Косвенные внушения («Была ли подставка для зонта сделана из латуни?») действуют лучше, чем прямые вопросы («Была ли подставка для зонта?»)
- Желательно дать информации о ложном воспоминании настояться. Тестирование через неделю после имплантации дает больше ложных воспоминаний, чем через 15 минут.
- Повторяющиеся наводящие вопросы создают больше воспоминаний, чем одиночные.
- Воображение увеличивает ложные воспоминания.
- Лучше запоминаются правдоподобные события и практически не запоминаются неправдоподобные, но если повысить правдоподобность (например, рассказать, что событие случается чаще, чем вы думаете), то ложные воспоминания успешно внедряются.

Если все это сравнить с тем, что происходило в кабинете классического терапевта-вспоминальщика, мы найдем поразительные сходства. Точно так же вспоминальщики:
- использовали косвенные внушения, хотя не чурались и прямых;
- долго обрабатывали клиента (порой годами), пока клиент не сдавался;
- внушали, что воспоминания могут прийти между сессиями;
- предлагали вообразить насилие, утверждая, что это настоящая память;
- и отрабатывали возражения, говоря, что ваши симптомы точно указывают на вытесненную травму, забывать и вспоминать травмы нормально.

«Я идеализировала его, – признается Памела.– У него были ответы на все вопросы. Он говорил со мной так, будто изнасилования были фактом, не подлежащим сомнению. Он вел себя так авторитетно, что я не доверяла самой себе. Я боялась самой себя»

Еще в лаборатории повторяли некоторые техники вспоминальщиков: анализ снов и гипноз. И ложных воспоминаний было еще больше.
В одном эксперименте (2) исследователи проводили гипнотическую регрессию, и 87% испытуемых восстановили подробности о первом дне после своего рождения, а 49% поверили, что это было на самом деле. Из-за детской амнезии люди не могли этого вспомнить, так что это все ложные воспоминания.

Вспоминальщики возразят: это все весело, конечно, но мы в кабинете занимаемся реальным дерьмом, а не этими вашими игрушечными ситуациями. Вот вы внушите воспоминание об изнасиловании здоровым людям, может тогда и поверим.

Ну экспериментаторы не такие садисты, чтобы внушать воспоминания о насилии (как это делали вспоминальщики). Но нашлись рисковые ребята, которые внедряли довольно стрессовые ситуации: причинение серьезного вреда (31,2%), опасные медицинские процедуры (25%), нападение животного (37%), серьезный несчастный случай (33%).

Вспоминальщики: это все равно не доказывает, что в нашей терапии мы создаем ложные воспоминания.

На самом деле доказывает риск и принципиальную возможность ложных воспоминаний.

Но мы подойдем к исследованиям с другой стороны. Посмотрим, можно ли найти доказательства ложных воспоминаний в практике терапии. В следующей части

Источники:
1. McNally Richard. Remembering Trauma. 2005. 2 глава.
2. Spanos, N. P., Burgess, C. A., Burgess, M. F., Samuels, C., and Blois, W. O. 1999. Creating false memories of infancy with hypnotic and non-hypnotic procedures.

Вспоминальщик: А значит вытеснили же?

Есть несколько проблем с этими исследованиями.

1. Формулировка вопроса: «Было ли время, когда вы не могли вспомнить о травме». Предполагается, что человек пытался вспомнить, но не мог? А зачем и как пытаться вспомнить то, о чем человек даже не подозревает?
Скорее всего, опрашиваемые понимали вопрос так: «Было ли время, когда вы не думали о травме?». А это совсем другой вопрос, это никак не связано с неспособностью вспомнить.
Если уточнить этот момент, то многие отмечали, что на самом деле не «не могли вспомнить», а «старались не думать» об этом, то есть сознательно ограждали себя от этих воспоминаний, что никак не связано с бессознательным вытеснением.

2. Есть еще один дополнительный вопрос, который задавали людям: «А если бы вас в этот период забывания спросили о насилии, вы бы вспомнили о нем?». И большая часть опрашиваемых отвечали Да.

3. И еще один момент. Вспоминальщики считают, что у их пациентов ужасная память на травмы детства. На самом деле у большинства людей ужасная память на детство в целом.
Исследователи спрашивали здоровых людей: «Есть ли периоды вашего детства после 5 лет, которые вы не можете вспомнить?» И чем больше люди пытались вспомнить, тем чаще обнаруживали свою хреновую память.

4. Также люди внезапно могут восстанавливать НЕтравматические воспоминания из детства и точно так же утверждать, что «был период, когда не могли это вспомнить». При этом событие-то нетравматичное, то есть причины для вытеснения тут нет.
Поэтому данные о забывании травм бессмысленны без сравнения с обычным забыванием. А сравнения всегда показывают гораздо лучшую память на травмы, чем на обычные события.

5. На самом деле и эти дополнительные вопросы, и исходное утверждение, что люди не могут вспомнить, не имеют смысла. Потому что еще один момент: у людей очень хреновая память о своей памяти.
Люди могут забывать случаи, когда они вспоминали о травме. Например, женщина говорит, что был период, когда она не помнила об изнасиловании, а ее муж утверждает, что именно в этот период она несколько раз рассказывала об этом.

6. Почему же люди могут долгое время не думать о насилии?
Есть теория, что ребенок не воспринял насилие как травму, то есть банально не понял, что именно произошло. Возможно это было смущающим или неловким, как странная игра, но не запомнилось как травма и не разрослось в ПТСР. И исследования показывают, что как раз такие непонятые события чаще всего оказываются в группе «не думать» или «не помнить» (3).

Опять же, когда люди вспоминают такие события и пересматривают их со своего взрослого опыта, то именно тогда ужасаются, что это было именно насилие, и удивляются, как они могли не помнить об этом. Это может интерпретироваться терапевтом как «эмоциональное возвращение вытесненных воспоминаний», но им не является, потому что событие не оценивалось как травма в детском возрасте.

Еще одна проблема с такими исследованиями

Во многих из них не подтверждался факт насилия. А если насилия не было, то как можно его забыть и вспомнить?

На самом деле трудно объективно подтвердить события, происходившие много лет назад в детстве.

Иногда были признания насильников или показания свидетелей. Но часто эти признания были только со слов пациента и не проверялись из независимых источников.
Иногда в качестве твердых доказательств насилия терапевт указывал на... как бы это сказать... «эмоциональную достоверность процесса и соответствие теории». То есть пациент чувствовал эмоции и описание совпадало с ожиданиями терапевта, а значит это правда. Ну такое себе…

Проспективные исследования

Поэтому мы переходим к другому типу исследований, в которых сначала устанавливался факт травмы, например, изучались медицинские или судебные записи. И потом людей опрашивали, случалось ли с ними насилие. И опять от трети до половины не сообщали о насилии (которое, повторюсь, задокументировано).

Вспоминальщики возбуждаются: ну вот же, вот вытесненная память!

Есть более простое объяснение: человек банально не хотел об этом вспоминать, смущался или не доверял интервьюеру.
И это подтверждается в исследованиях: когда позже людям указывали на несоответствие показаний, они говорили, что намеренно скрывали информацию и на самом деле не забывали об этом событии.
Опять же действуют возражения выше, когда дети не записали событие как травму и просто забыли.

Для примера посмотрим исследование Линды Уильямс (4), которое демонстрирует всю сложность интерпретации данных. В нем опросили 129 женщин, которые в детстве проходили медицинское обследование по подозрению в сексуальном насилии.

Только в 28% случаев были медицинские доказательства сексуального насилия (+34% физического насилия). Остальные случаи подтверждались только со слов опекуна или ребенка. Возможно там были менее травмирующие ситуации: домогательства и непроникающее насилие.
Часть женщин признались, что их детские заявления были ложными. Неизвестно, сколько не признались.

16% из тех, кто упомянул событие, утверждали, что было время, когда они его не помнили. При этом не было уточняющих вопросов. Не помнили или не думали? Могли ли вспомнить? Вероятность забывания увеличивалась в случае молодого возраста и слабой поддержки матери, что может косвенно указывать на вытеснение. А может, на непонимание травмы и запрет обсуждать эту тему.

49 женщин (38%) не упомянули травму. Не было уточняющих вопросов, не проверялась гипотеза, что женщины просто не хотели говорить.

Но есть одна странность: из этих 49 женщин, которые не упомянули событие, 33 (68%) описали другие эпизоды сексуального насилия. Непонятно, почему умолчали об одном, но рассказали о другом. Возможно, рассказанные события были более свежими и всплыли в памяти первыми. Также первое событие чаще происходило в семье, и там был запрет на раскрытие.
А возможно и вытеснение. Опять же не было дополнительных интервью, чтобы устранить непонятки.

Подводя итоги

Вытеснение воспоминаний – это слабофальсифицируемая гипотеза, которую хз как надежно подтвердить или опровергнуть. Определение вытеснения завязано на внутренние процессы в психике, которые трудно отследить в эксперименте.

Да что уж там, даже надежно подтвердить, что испытуемые забывают травму и потом вспоминают, получается редко. А то, что человек забыл, не доказывает автоматически, что это вытеснение. Иногда забыл – это просто банан забыл.

Вспоминальщики: Но есть же современный диагноз диссоциативной амнезии, разлупи глаза, посмотри в МКБ.
Некоторые критики говорят: а диссоциации тоже нет, она такая же мутная и неконкретная, как и вытеснение.
Если посмотреть на определения вытеснения и диссоциации, то это родные братья-близнецы. По сути речь об одном и том же, что воспоминания прячутся от сознания где-то внутри головы. Поэтому и диссоциация – такая же слабая недоказуемая гипотеза.
Некоторые критики не отрицают диссоциативную амнезию, просто считают, что она встречается очень редко.

Вспоминальщики скажут: Ок, допустим, мы не можем доказать механизмы забывания, но это не значит, что насилия не было. Вот эта треть людей, которые «забывают» – это все равно целевая группа для нашей терапии. Неважно, люди не думают, диссоциируют, избегают или еще что. Важно, что травма у них была, и терапия им нужна. То есть человек приходит в кабинет, ему напоминают о травме, и в итоге он перестает избегать-диссоциировать-не думать, «вспоминает» и можно с ним работать. В чем проблема-то?

Во-первых, если нам неизвестны механизмы забывания, то мы не можем утверждать, что симптомы человека обязательно связаны с вытесненной травмой. Просто напомню, что ПТСР встречается в 30-50% в случае изнасилований. Остальные как-то справляются. Возможно люди с амнезией тоже справились и именно поэтому забыли. Стоит ли без доказательств теребить зажившие раны?

И во-вторых, много ли людей с амнезией? Так-то это очень редкий диагноз (1%), и всем автоматически навязывать скрытые травмы как-то не очень...

Ну а в-третьих, мы переходим к следующему утверждению вспоминальщиков: восстановленное воспоминание – это всегда правда, это было на самом деле.
Если это окажется НЕправда, то у нас серьезные проблемы с этой терапией.
Посмотрим в следующий раз

Источники:
1. Brown, D., Scheflin, A. W., & Whitfield, C. L. (1999). Recovered memories: The current weight of the evidence in science and in the courts.
2. McNally Richard. Remembering Trauma. 2005. 7 глава.
3. Joslyn, S., Carlin, L., & Loftus, E. F. (1997). Remembering and forgetting childhood sexual abuse.
4. Williams, L. M. (1994) Recall of Childhood Trauma: A Prospective Study of Women’s Memories of Child Sexual Abuse.

Вспоминальщики: А вот ветераны тяжелых боев частенько теряют память.

На запоминание сильно бьют недосыпание, голод, усталость и больше всего сотрясения мозга в бою. Выделить оттуда фактор вытесненных воспоминаний очень трудно. Еще некоторые симулируют потерю памяти, чтобы уклониться от службы.

Вспоминальщики: Это все не то, эти публичные события у всех на слуху, их хрен забудешь. Мы же говорим о личных трагедиях, о самых стыдных интимных ситуациях, которые не хочется вспоминать. И вообще, речь же идет о детях и детской памяти.

Ок, изучим детей, на которых применялись болезненные и смущающие медицинские процедуры. Результаты те же: детали могут искажаться, но стресс все равно улучшает память.
Кроме совсем маленьких детей до 3 лет, когда работает детская амнезия и воспоминания «не доживают» до взрослого возраста. Это не относится к нашей теме и такие ранние воспоминания обычно забываются навсегда.

Вспоминальщики: Да ерштваюмедь, изнасилования же! Мы говорим о самых страшных переживаниях, что вы на мелочи-то размениваетесь? Именно самые невыносимые травмы вытесняются в бессознательное!

И раз уж критики не хотят говорить по-взрослому, вот вам пример: Браун сотоварищи в своем обзоре (2) рассмотрели несколько десятков исследований с опросами жертв сексуального насилия и обнаружили, что в среднем треть из них не помнили о своей травме, а потом восстановили память.
Шах и мат, аметисты!

Тут остановимся и подведем промежуточный итог. Мы получили противоречивые данные. С одной стороны, у нас доказательства, что люди в основном хорошо помнят травмы. С другой – есть такие исследования, которые показывают, что сексуальные травмы могут забыться.

Нам придется углубиться в тему и детально разобрать эти исследования, чтобы окончательно выяснить, забываются ли травмы на самом деле. И проверим третий аргумент вспоминальщиков: механизм забывания – это бессознательное вытеснение.
В следующий раз

Источники:
1. McNally Richard. Remembering Trauma. 2005. 2 глава.
2. Brown, D., Scheflin, A. W., & Whitfield, C. L. (1999). Recovered memories: The current weight of the evidence in science and in the courts.

В общем, ученых подвергли остраклизму, объявили все это лженаукой. Дело дошло аж до Конгресса США, который осудил это исследование и призвал проводить «правильные» исследования, которые дают «правильные» результаты, а не это ваше безобразие.

Напоминает классическую область «Того, кого нельзя называть» в социологии – исследования расовых, гендерных и прочих различий. «Мы осуждаем эти ваши исследования, а вы расисты, сексисты и жалкие ничтожные личности, раз находите эти различия».

Авторы и сами подставились, когда начали затирать про то, что надо разделять «сексуальное насилие» и «добровольный секс между взрослым и ребенком», что добровольный секс может быть даже полезен (обычно у подростков).
С одной стороны, они прямо говорят, что НЕ НАДО подстраивать мораль под научные исследования. А рядом тонкие намеки на то, что вот раньше мастурбацию тоже считали аморальной и вредной, а потом доказали, что полезна.
В общем, ребятки совсем непуганые были.
Сказали бы классическое: ну мы сомневаемся, сами себя осуждаем, надо 7 раз перепроверить.

Слава Богу, в те времена еще не было широкой культуры отмены, и авторы легко отделались. Многие ученые тогда их поддержали, указав на недопустимость цензуры в науке.

Была и нормальная критика, то есть критика самого метода исследования. Грубых ошибок не нашли, но вопросики есть:
- Слишком широкая трактовка насилия: от эксбиционизма и ненасильственных форм до полноценного изнасилования.
- Опрашивались только студенты. Хоть это и распространенная группа, некоторые из самых травмированных людей могли не иметь возможности попасть в колледж.
- Многие люди просто не любят упоминать в опросах случаи насилия, не доверяют или не хотят вспоминать.
- Авторы не очень хорошо разделили сексуальное насилие и другие семейные факторы: физическое и эмоциональное насилие, развод.

Метаанализ еще не пришелся ко двору, потому что в клинических выборках были совсем другие результаты. Там исследовались люди уже с симптомами. Их спрашивали о детстве, и вот там была связь детского насилия и симптомов ПТСР, депрессии, тревоги и алкоголизма. Эти данные считались общепризнанными.

Позже были проведены другие похожие исследования, там результаты были более приемлемыми для общества и сделаны более осторожные выводы (3-7). Забавно, что в новых мета-анализах стали смешивать общие и клинические выборки.
Попадались исследования, показывающие малую связь между насилием и последствиями, но уже без таких скандалов

Источники:
1. Rind, B., Tromovitch, P., and Bauserman, R. 1998. A meta-analytic examination of assumed properties of child sexual abuse using college samples.
2. McNally Richard. Remembering Trauma. 2005. 1 глава
3. MacMillan, H. L., et. al. (2001). Childhood abuse and lifetime psychopathology in a community sample.
4. Nelson, E. C., et. al. (2002). Association between self-reported childhood sexual abuse and adverse psychosocial outcomes: Results from a twin study.
5. Paolucci, E. O., Genuis, M. L., & Violato, C. (2001). A Meta-Analysis of the Published Research on the Effects of Child Sexual Abuse.
6. Chen, L. P., et al. (2010). Sexual Abuse and Lifetime Diagnosis of Psychiatric Disorders: Systematic Review and Meta-Analysis.
7. Lindert, J., et al. (2014). Sexual and physical abuse in childhood is associated with depression and anxiety over the life course: systematic review and meta-analysis.