Серия «Семья КозлоКачей»

Вот уже прошло больше месяца, как мы обосновались в новой резиденции (переехали в трёшку).
Что могу сказать? Да как будто всю жизнь здесь и жили. Чего нельзя сказать о наших новых соседях, ведь с нами переехали и мы, и дети, и кот, и строительных Керхер.

Самым стрессовым моментом в переброске всего, был, конечно, котий. Он у нас парень с характером, гонором, говном – запросто может обдуть подушки, если с ним не поздороваешься, а тут такое!

Два дня он ходил заниженной приорой, издавал басы, как она, да и вонял соответсвенно. Еще и брюнет с бровями – подмосковный итальянец, не меньше.
Потом кота отпустило и расскакало, так что соседи наверняка думают, что у нас тут своя конеферма, а по пролетающей шерсти, и овцеводство.

При этом дети тоже не отстают в какофонии: дочь с утра до ночи поет в своей комнате песни на полных децибелах, а сын рычит упырем – держит поющую-сестру-ведущую в тонусе. Когда сходятся на одном метре – дерутся.

Но и это еще терпимо. Зато когда наступает время уборки Керхером, то видос, где демон из «Проклятья монахини» ходит по потолку, не кажется мне страшным. Наверняка там сверху просто пылесосят.

А еще люди подозревают, что мой муж двоеженец. Первая его баба развозит детей утром по садам и школам, кряхтит, бубнит и одета, как чмырь. А вот вечером с детьми возвращается другая – тонкая, звонкая хохотушка и без шапки.

В общем, живем по принципу: мы рождены, чтоб папе было стыдно.

Все никак не дойдём (вниз с 15 этажа) до стадиона, чтобы бегать, но каждый раз чувствуем себя спортсменами, когда под зимние ботины надеваем носки-следочки. Потому что передвигаться нужно со скоростью и некомфортно в этой ортопедии.

В остальном, счастливы, особенно если не болеем.
Не принимать от и до за чистую монету – преувеличиваю.

Все никак не могу привыкнуть, что по дому ходит какой-то дядька, который ростом с меня, даже чуточку выше, басит и носит сорок пятый растоптатый (вообще сорок третий) размер обуви. Сорок третий, Карл!!! У всех его отцов дальше 42 ноги не заканчивались.

Как из вишнеглазого худосочного малыша, который любил носить мои тапки взрос этот оволосевший, как орангутанг юноша с длиннючими конечностями…

Радуюсь, что он ржет над моими шутеечками, закатывает глаза, когда мать матюкается (уже не стесняюсь, а то они прям все святейшие, ага, прям не слышали), отвечает на вопросы и даже разговаривает (года два назад лютый пубертат превратил парня в немтыря с вокабуляром из «угу» и «нумамма!»).

Человек начал бриться, мыться и даже сам себе заказал на вб штуку для чистки языка, делает скрабирование лица и протирает прыщ тоником, интересуется нормально ли он выглядит и идут ли ему кроссовки.

Про даму сердца молчит, хотя не уверена, что обмолвился бы – даже под изощренными многочасовыми пытками любопытством матери он хрен чего расскажет.

Полюбил кота, как брата. А кот признал его, как равного – во дела-то творятся!

Сидит с сестрой, пока мы с мужем шатаемся по свиданиям, но тут же испаряется, когда приходим – в тот хлев, что зовется нашей хатой после их «сидений» зайти можно только с сучкастой палкой – отбрасывать носки, листву и жменю крошек.

Троллит, как боженька. Гены, епта.

И стал очень-очень-очень похож на меня. Особенно глазами, волосами в носу и усишками.

Никаких выводов, пока просто наслаждаюсь материнством взрослого паспортатого мальчика.

Изначально как? Тебе говорят, что в тебе сидит дочь (ты точно знаешь, что это девочка безо всяких УЗИ и животов «бочонком»). Потом тебе дают человека, как две капли воды похожего на свекровь.

Человек-дочь приносится в твой дом, не спит ночами, кряхтит как медведь-шатун, отращивает зубы, истончая нервы семейства.

Трапезничает телефоном, обрекая отца на покупку нового. Ползает как гюрза, точно давая понять коту, что спокойные дни у него канули в Лету. Лезет в розетки и шкафы, волшебным образом умудряясь открывать замки серии «антидетин».
Орет трубой иерихонской, если у неё отбирают (вариативно): ботинок, все части кота, собачью как’А, нож и прочие милые прелести.

Малышуст крепнет и уже глядит на этот мир с высоты своего роста, неловко раскачиваясь на ножках в перетяжечку. Учится ходить по апартаментам, попеременно вовлекая родственников в забавные игры типа «догони коршуна», «пересечение лба и угла шкафа», «голодные игры 75: как накормить ничегокромеяблокипеченьяжруху».

Человек-дочь становится интереснее, смешнее, но не сонливее.. Дневной сон.. пфф.. не слышали. Ночной, кстати, у родителей тоже такой себе. Стоит дотянуться друг до друга выпирающими конечностями, как встроенный «явэтойсемьезавершающая» режим оглашает окрестности спальни визгом, стоном, вздохом и «попить хочу» голосовым индикатором.

Дальше – больше: ОРВИ, уши, кариес, диатез. «Декарис» как предчувствие, маршрут: сад-больничный. И по кругу.

И вот, спустя литры слез, уговоров и «не хачу в саад» наступает тот день, когда человек-дочь стоит в платье-зефире, поёт ТЕБЕ и только тебе песню про маму и первое слово, а сама беспрерывно ищет твои глаза в толпе таких же как ты женщин.

Ты вытираешь украдкой слёзы гордости и твёрдо знаешь – дальше только интереснее, волнительнее и, надеешься, что ещё лучше.